Я самый отъявленный подонок.

Думаю, вот что происходит, когда ты рождаешься дочерью шлюхи.

Пожелав им хорошего отдыха, я покидаю кабинет Агнуса и папы. Я резко останавливаюсь у двери. Нокс стоит там, скрестив ноги в лодыжках и прислонившись к стене. Именно тогда я понимаю, что не закрыла дверь, и мой брат, вероятно, слышал весь разговор.

На этот раз я обязательно закрываю дверь, прежде чем заговорить.

— Как много ты слышал?

— Я уже знал о маме.

— Т-ты знал?

— Хотел бы я быть таким же отстраненным, как ты.

В его голосе слышна боль, и я узнаю ее, не сопротивляясь. Боль Нокса была единственной болью, которую я могла чувствовать — до Ронана.

— Нокс...

— Я искал ее, когда мы были в Бирмингеме, и — подожди — я вернулся в тот бордель, когда мне было, возможно, пятнадцать. Когда мне сказали, что у нее произошла передозировка и она умерла, знаешь, что я сделал?

Я медленно подхожу к нему, качая головой.

— Я плакал так сильно, что думал, что никогда не перестану плакать. — он смеется, потирая затылок, но смех натянутый. — Жалко, не правда ли, Ти?

— Нет. Она была нашей единственной семьей.

— Она была шлюхой, которая впустила этих ублюдков, пока мы спали, и...

Я хлопаю рукой по его рту, прерывая. Не хочу этого слышать. Я так близка к тому, чтобы вновь пережить это, а это никогда не бывает хорошо.

Он мягко убирает мою руку.

— Суть в том, что мы семья друг друга. Папа и Агнус наша семья. Мне не следовало плакать из-за этой шлюхи, и именно тогда я понял, что плачу не из-за нее. Я просто оплакивал наше детство и то, как ненормально мы выросли из-за нее. Плакать это нормально, Ти. Слёзы очищают больше, чем эти пробежки.

— Спасибо, Нокс. Мне это было нужно сегодня.

— Счастливого дня свободы. — он ухмыляется.

В этот день одиннадцать лет назад мы с Ноксом разорвали цепи. Мы убежали и ни разу не оглянулись.

Мы были детьми, но заслужили свою свободу. Мы увидели выход, поэтому воспользовались им. Если бы мы остались там, я бы стала такой же, как моя мама, а Нокс, вероятно, покончил бы с собой или принимал наркотики и умер бы от передозировки, как мать.

Мы всегда спасали себя, и это будет продолжаться.

Он пристально смотрит на меня.

— Для протокола, скажешь кому-нибудь, что я плакал, и я убью тебя.

— Зависит от того, как ты себя поведешь.

— Я не буду твоей сучкой, сестренка. — он переходит на свой чрезмерно драматичный тон. — Помни, я родился первым.

— Это значит, что ты заплакал первым, верно?

— Ах ты, маленькая засранка.

Он берет меня за голову, и я смотрю на него с улыбкой. Он почти сразу смягчается, отпуская меня, когда благоговение наполняет его черты.

— Ты... улыбаешься.

— Ты один из немногих, кому удается это увидеть, так что выгравируй это где-нибудь.

— Ронан влияет на тебя, не так ли?

— Дело не в нем.

— Да, верно, могла бы обмануть меня. — он поднимает бровь. — Я собирался вышвырнуть его из нашей жизни, пока не увидел тебя с ним. Тебе никогда не было так легко с кем-то, как с Ронаном. Даже со мной — и, кстати, я ненавижу это. Я должен быть твоим любимчиком.

— Ты мой любимчик. — у меня болит в груди, но я бормочу: — Я разрываю с ним отношения.

— Почему?

Уф. Почему он и Агнус должны задавать этот вопрос? Был бы это конец света, если бы они не узнали?

— Разве ты не видишь? Мы с Ронаном не могли быть более противоположными.

Ложь. У нас больше общего, чем когда-либо узнает мир, но я не говорю об этом Ноксу.

— И все же ты заставляешь это работать. Он спрашивал о тебе каждый раз, когда видел меня. У него не все хорошо, Ти.

— Что ты имеешь в виду?

— Не знаю. Он отвлекся на тренировке и не отпускал своих обычных шуток.

Он будет двигаться дальше. Ронан самый сильный, самый замечательный человек, которого я знаю.

Он назвал меня сильной, но он намного сильнее меня.

Я пряталась и избегала людей. Он врезался прямо в них.

А потом в меня.

И вот теперь мы здесь.

А мы не должны быть здесь.

Пожелав спокойной ночи, я возвращаюсь в свою комнату и закрываю дверь.

Что-то горит у меня в груди, и это.. Боже, как это больно.

Мне так больно осознавать, что я с ним сделаю. Вот почему я откладывала это, пытаясь отговорить свой мозг.

Может, я смогу жить без мести.

Может..

Маленькая девочка с черными волосами и бездушными глазами появляется передо мной. Тихие слезы текут по ее щекам, но она не говорит. Она ничего не делает.

Она просто стоит в своем порванном воротничке и грязном платье.

Помоги мне.

Спаси меня.

Освободи меня.

Ей не нужно произносить слова, чтобы я их почувствовала. Она всегда была рядом, она постоянная тень на моем плече.

И теперь я должна добиться справедливости ради нее. Ради меня.

Знаете что? Мне надоело прятаться и убегать от неизбежного. Агнус достанет мне припасы, если я попрошу его об этом.

Я беру телефон и звоню по номеру, который должна была набрать раньше.

— Здравствуйте, — говорю я. — Мы можем встретиться завтра?

После того, как он подтверждает, я вытаскиваю листок бумаги и на одном дыхании изливаю на него свое сердце.

Это мое наследие.

Мое прощание.