Глава 21

ВАЙОЛЕТ

Я аккуратно вешаю халат Макса на крючок на двери ванной наверху, затем иду в его комнату. Он все еще одет, но одеяла с кровати убраны. Подушки все еще на месте, а снизу и наверху матраса прикреплены четыре нейлоновых наручника.

Я останавливаюсь посреди комнаты, не уверенная, какой он хочет меня здесь видеть. Грань между сценой и секс-марафоном на выходные сейчас очень размыта, не то чтобы я жаловалась.

Он бросает на меня взгляд, раскладывая приспособления на прикроватном столике. Презервативы, смазка и... маркеры. Несколько с яркими колпачками, а один большой черный.

Я заставляю себя никак не реагировать.

— Давай вспомним стоп-слова, котенок.

— Да, Макс. — Я смотрю куда угодно, только не на маркеры. — Красный — прекратить, желтый — притормозить.

— А правила о том, чтобы оставлять следы на теле?

— Ничего, что виднелось бы из-под одежды. — Мой голос дрожит, слегка. Для меня это может оказаться близко к пределу, но я не уверена. — Не на груди, не на руках, не на лице, не на ногах.

— Не могла бы ты пояснить, что подразумеваешь под грудью? — Он жестом велит мне забраться на кровать, и я устраиваюсь посередине, лицом к нему. Колени широко расставлены, плечи отведены назад. — Очень мило. Могу я пометить тебя... здесь? — Он обводит указательным пальцем один сосок, затем другой.

— Д-да.

— Если я это сделаю, тебе придется тщательнее подбирать бюстгальтеры и блузки?

— Да. — Я вспоминаю свой гардероб. У меня не так много блузок, которые можно носить поверх темного лифчика. Если отметки не исчезнут к концу недели, вероятно, мне придется пройтись по магазинам. Но, конечно, они исчезнут.

— И это приемлемо?

Теперь я киваю с большей уверенностью.

— Да.

Он наклоняется, его губы касаются моего уха.

— Хорошо. Я хочу исписать своим именем все твое тело.

Фух. Весь воздух вырывается из легких. Я ожидала синяки. Следы укусов, как тот, что он оставил мне между лопаток в июле.

Его имя? Чтобы я смотрела на него всю неделю?

Но он не спросил, можно ли ему это сделать. Просто поставил перед фактом. И у меня есть стоп-слова.

Это может быть очередной вынос мозга. Или я могу уйти отсюда с его клеймом на теле.

Он обходит кровать и забирается ко мне сзади. Джинсы трутся о мою кожу, когда он становится на колени на кровати и собирает мои волосы, сначала не стягивая, массирует пальцами кожу головы, затем его хватка усиливается, он разделяет локоны на три части и начинает заплетать косу.

— У меня есть... — я останавливаюсь и пытаюсь снова. — Тебе нужна резинка для волос?

— Нет, спасибо. У меня есть. — Кажется, его это забавляет.

Мне сейчас очень любопытно. Резинка? Знает ли он, как ею пользоваться, и какая есть у него?

— Тебе обязательно сейчас думать?

— Нет?

Он смеется и целует меня в висок.

— Давай, укладывайся, положи голову на подушки, широко раскинь руки и ноги. Глаза закрой. Если не сможешь, я их тебе завяжу.

Я делаю, как велено, и он надвигается на меня, пристегивая наручники на липучках к запястьям и лодыжкам, прижимая каждую конечность к кровати, связывая меня, хотя «связывать» — не совсем подходящее слово. Я не слишком крепко привязана к кровати. Держу пари, я даже могла бы протянуть руки и обнять его, для этого веревки достаточно ослаблены, но я не двигаюсь.

Это предвосхищающий вид рабства. Когда он приступает к тому, что бы он там ни задумал делать с этими маркерами, я ерзаю. Они могут оказаться холодными, или влажными, или, не дай бог, станут щекотать, и я буду извиваться и вертеться, но не смогу их избежать.

Я могу двигаться.

У меня есть кажущаяся видимость свободы.

Но я, как птица в клетке, не смогу выбраться за ее пределы.

И потом, я в ловушке. В его. В ловушке его пыток и желания раскрасить меня. Буквально заклеймить как свою собственность.

В ожидании по коже пробегает дрожь, вызывая мурашки.

И когда первое холодное нажатие пластикового колпачка заставляет меня подпрыгнуть, у меня перехватывает дыхание, потому что, вдобавок ко всему, это меня заводит.

Он ведет все еще закрытым маркером вдоль моей ключицы и вниз по ложбинке между грудями. Склонившись надо мной, он стоит на коленях между моих широко раздвинутых ног. Когда я промокну еще больше, он сможет увидеть, как сильно он на меня влияет.

Следующий звук, который я слышу, — хлопок открывающегося колпачка, а затем я чувствую давление на кожу. Влажное и твердое. Я напрягаю пресс, когда он несколькими быстрыми движениями выводит что-то чуть ниже пупка. «Макс», — представляю я. Нет. «Макса».

— Как красиво, — стонет он, затем маркер перемещается к моему боку. На этот раз, более усердствуя на бедре. Я извиваюсь, подаваясь навстречу соприкосновению, а не от него, чем удивляю нас обоих.

— Тебе нравится, котенок? Быть помеченной как моя?

Я киваю, прикусывая губу, погружаясь в ощущение того, как он вдавливает краску в кожу. Тревожный жар пробегает по всему телу, ревнуя к влажному скольжению, которым занято его внимание.

Он кружит вокруг меня, меняя маркеры. Щелк. Хлоп. Он перекатывает меня на бок и выводит что-то на ребрах, захватывая спину. Затем шлепает меня по заднице.

— Оставайся в таком положении.

Еще одна смена маркеров, но он возвращается не сразу. Слышу какой-то шорох, и мои веки трепещут. «Не открывай», — говорю я себе. Будь терпеливой, но это трудно.