Изменить стиль страницы

Глава 25

Короткий Разговор

(ОСИРИС)

Я чувствовал себя неловко, стоя с пустыми руками у входной двери. Дом был прекрасен. Хороший дом в идеальном районе. Улицы были засажены деревьями, все лужайки выглядели безукоризненно, а в отдалении грохотала газонокосилка под шум разбрызгивателя. По дворам были разбросаны детские игрушки. Велосипед опрокинут. Трехколесный велосипед забыт. Как и футбольный мяч.

Действительно хороший район для того, чтобы Адли росла здесь. Она могла кататься на велосипеде без всяких забот. Завести кучу друзей. На вывесках было указано, что школа находится неподалеку.

Дверь открылась, и Мишель зажала рот рукой. Ее глаза наполнились слезами, и женщина отступила. Она протянула другую руку, ей понадобилось несколько секунд.

Это все еще было свежо в памяти. Из-за того, как она смотрела на меня, я навсегда останусь напоминанием о Миле. Вот почему я держался подальше.

– Прости, – прошептала Мишель.

– Я могу уйти, – сказал я. – Я не хочу никого расстраивать.

– Нет, – сказала она. Мишель потянулась ко мне. Она схватила меня за запястье. – Осирис. Нет, я рад тебя видеть. Это… Я чувствовала, что потеряла вас обоих. Теперь ты здесь.

Я с трудом сглотнул.

– Хорошо.

– Давай. Заходи.

Я вошел в дом.

Дэйн владел собственной строительной компанией, поэтому неудивительно, что они жили в большом доме, который он, вероятно, построил с нуля. Большое фойе с огромной лестницей вело наверх, в коридор второго этажа.

Я подошел к ступенькам и коснулся перил. Я почти видел висящие там рождественские чулки. Я посмотрел налево и увидел большую гостиную и большой каменный камин, и это заставило меня улыбнуться.

– Адли здесь счастлива, – сказал я.

– Да, – согласилась Мишель. – Она хорошая девочка, Осирис. Такая добрая. Такая умная. Но чертовски дерзкая. Напоминает мне Милу.

Я кивнул.

– Я не знаю, какого черта я здесь делаю, Мишель.

– Ты пойдешь на кухню и выпьешь со мной чашечку кофе.

Я прошел на кухню, разглядывая фотографии на стенах.

На них были Дэйн, Мишель и Адли.

Было тяжело на них смотреть, но приятно.

Это был дом. Это была семья. Это было то, что Адли заслужила, после того, что случилось.

На кухне я сел за мраморную столешницу, пока Мишель наливала два кофе. Она стояла напротив меня, прислонившись к стойке. Мне всегда было смешно, что у них с Милой нос и губы были одинаковыми. Но все остальное было совсем разным. Глаза Мишель были светлее, чем у Милы. Кожа Милы была чуть темнее. Мила была диким ребенком, в то время как Мишель уже в шестнадцать лет знала, что хочет от жизни. Она познакомилась с Дэйном, когда им было по семнадцать, и они оба никогда не оглядывались назад. Они шли прямым и честным путем. Мила просто плавала вокруг, жила свободно, фотографировала, путалась со мной.

Я вцепился в кружку с кофе, не имея ни малейшего намерения пить.

– Не могу поверить, что ты здесь, – сказала Мишель.

– Ты ведь не собиралась сдаваться, правда? – спросил я.

– Нет. Я не сержусь на тебя, Осирис. Ничего подобного. Ты сделал то, что должен был. Я бы никогда…

Я поднял руку.

– Это ничего не меняет, Мишель. Я должен извиниться перед тобой, Адли, перед всей твоей семьей за то, что сделал.

– Что ты сделал?

– До того, как все это случилось. Меня там не было. Я потерялся в другом мире. Все, что я делал – это работал.

– У тебя была своя компания, Осирис. То же самое происходит и с Дэйном. Я никогда не знаю, когда он вернется домой. Или какие будут выходные. Но что есть, то и есть. Это жизнь.

– Не правда, – сказал я. – Я купил эту чертову хижину, надеясь спасти нас. Она отстранилась от меня. Я не хотел терять ее и Адли. Но я все равно это сделал, причем самым худшим образом.

– Ну, ты не потерял Адли, – сказала Мишель. Она попятилась и выдвинула ящик. Она достала листок бумаги и развернула его. Это была белая плотная бумага с нацарапанным рисунком, который был весьма неплох для четырехлетнего ребенка. – Время от времени она придумывает все это, вся такая гордая.

Я посмотрел на картинку.

– Это Адли, – сказала Мишель.

Она указала на рисунок девочки с поросячьими хвостиками, держащей щенка.

– Вижу, – сказал я. – У нее есть собака?

– Нет, – ответила Мишель. – Но она хочет одну.

Я улыбнулся. Был еще один рисунок. Большого гаража. В отдалении был изображен человек в безрукавке с татуировками на руках. Это был я. Я стоял там, держа в руках какие-то инструменты, а вокруг меня были разбросаны детали.

– Она хотела нарисовать тебя, – сказала Мишель. – Она помнит мастерскую. Сварочные работы. Звуки. Искры. Она говорит людям, что ее папочка работает с огнем. Как дракон.

Я посмотрел на Мишель, мое сердце было разбито.

– Папочка?

Она кивнула.

– Она многого не понимает, Осирис. Я с ней почти не разговаривала. И Дэйн тоже. Я даже не знаю, с чего начать. Наверное, она слишком маленькая. Но она знает то, что знает. Она помнит тебя.

– Она называла меня так всего несколько раз, – сказал я. – Мы с Милой не знали, как с этим справиться. Это было важно. Я имею в виду, что Мила должна была верить, что я не причиню вреда ни ей, ни Адли. Я бы не стал. Но я никогда бы не стал принуждать никого из них, чтобы Адли называла меня как-то по-другому.

– Я знаю, – сказала Мишель. – Мила мне все время об этом рассказывала. Как ты был добр к ней и Адли. Что это казалось невозможным.

Я отложил рисунок.

– А что в конце?

– Осирис, это не имеет значения.

– Для меня имеет, – сказал я.

– Она была в восторге от хижины.

– Конечно, была. Хиппи.

Мишель фыркнула и засмеялась.

Я рассмеялся.

Мишель вытерла уголки глаз.

– Я поняла, что ты сделал, Осирис. Мне было так больно, когда они сказали, что перестанут ее искать. Я помню, как сидела в гостиной с Дэйном. Он так разозлился. Детектив встал и велел Дэйну сосредоточиться на нас с Адли. Потом он ушел. А потом все было кончено.

Я посмотрел вниз.

– Это еще не конец.

– Я знаю это, Осирис. Они сделали все, что могли.

Я посмотрел на Мишель. В ее глазах стояли слезы. Она медленно потянулась ко мне через остров. Ее пальцы коснулись моих.

– Ты сделал все, что мог, – прошептала она. – Я знаю, что ты остался там и искал ее. Уверена, что ты все еще ищешь ее.

– Я просто хочу знать, что случилось.

– Ты знаешь, что случилось, – сказала Мишель. – Она немного перестаралась и…

– Что? – спросил. – Упала? Если она упала, то где оказалась? Это был не гребаный утес на краю света. Я много раз спускался с этого гребня в одиночку. Так что же произошло? А? Она устала и вышла из машины? Оставить Адли сидеть на заднем сиденье в работающей машине? Она упала куда-то еще? Даже до сих пор… что случилось? Животное напало на нее? Серьезно? И я должен на это купиться? И если так, то какое животное способное на это… так близко с Адли?

– Ты же не думаешь, что я сама все это придумала? – спросила Мишель. – Меня тошнит, когда я об этом думаю. Через полгода после ее смерти я так сильно заболела, что Дэйн решил, будто я беременна. Я пошла к врачу, и она отправила меня к специалисту по моему желудку. Думала, у меня язва, может, рак. Но это был просто стресс. Психическое напряжение. Мне пришлось обратиться к другому врачу, чтобы перестать думать об этом.

– Ты сдалась, – произнес я.

– Нет, Осирис. Я не сдалась. Я приняла это. Я посмотрела на Адли и поняла, что должна принять это.

– Верно. Потому что я облажался.

– Ты не облажался, Осирис.

– Да, – прорычал я. Встал. – Я мог бы заставить своих адвокатов дать отпор. Чтобы у меня был шанс заполучить Адли.

– Это то, что ты…

– Но я просто отпустил ее. Я отпустил все это.

– Осирис, остановись, – сказала Мишель. – Я не хотела, чтобы ты расстраивался.

– Конечно, нет.

– Я просто хотела, чтобы ты знал, что ты не один. Что бы тебе ни пришлось пережить, я здесь не для того, чтобы судить тебя. И я не знаю, что мне делать с Адли. Когда она рисует эти картины и спрашивает о тебе, я не могу сказать ей, что тебя нет рядом. Я не хочу, чтобы она росла, думая, что потеряла обоих родителей.

– Теперь вы ее родители, – сказал я. – Ты и Дэйн.

– Нет, это не так. Мы собираемся вырастить ее. Мы будем любить ее. Она – наше чудо, Осирис. – Мишель на секунду прикусила губу. – Я узнала, что не могу забеременеть. Хорошо? Так что иметь Адли – это… чудо. Но я должна признать, что она не моя дочь. Она моя племянница. Но я должна воспитывать ее, как свою дочь. У нас будет безумная любовь.

– Мишель, я тоже не ее отец, – сказал я. – Какой-то парень. Какой-то случайный парень, которому Мила отдала свое тело.

– Это не имеет значения, – сказала она. Она посмотрела мне прямо в глаза. Такой же взгляд бросала на меня Мила, когда мы спорили из-за какого-нибудь идиотского дерьма. – Адли смотрит на тебя, как на своего отца.

– И что, я должен помочь ей понять, что ее мать пропала без вести в горах? И что, кстати, на самом деле я не твой отец. Видишь ли, мне следовало просто проигнорировать сообщение, Мишель. Я не хочу причинять ей боль. Сбить ее с толку.

– Если бы я хоть на секунду подумала, что ты собираешься причинить ей боль, тебя бы сейчас не было на моей кухне.

Это заставило меня замолчать больше чем на секунду.

Я стоял и смотрел, как Мишель идет ко мне.

Она коснулась густой щетины на моем лице.

– Ты можешь попытаться спрятаться за этим взглядом лесоруба, но я знаю, кто ты. Ты – лучшее, что когда-либо случалось с моей сестрой и Адли. И все это хреново, Осирис. И будет оставаться так до конца наших дней. Нависнет черной тучей, которая никогда не исчезнет.

– Она была лучшим, что когда-либо случалось со мной, – сказал я. – Я должен был попросить ее выйти за меня замуж в тот же вечер, когда встретил.

– Она была достаточно сумасшедшей, чтобы сказать «да».

– И я бы довел дело до конца. Жаль, что я не нашел адвоката и не удочерил Адли.

– Если это то, что мешает тебе жить, Осирис, тогда давай сделаем это.

– Ты только сказала, что вырастишь ее.

– Мы все можем ее растить, – сказала Мишель.

– Нет. Этого я у тебя не отниму. Ей нужна эта жизнь, Мишель. Этот дом. Этот район. Школа дальше по улице. Нормальность.