27 КАПО

Перед моим уходом жена надела мне на шею четки.

Ритуал.

Обряд посвящения.

Символ ее любви и самопожертвования, чтобы я мог взять их с собой в бой.

После того, как убийца сделал достаточно глубокий надрез, чтобы воздух вышел из моего горла вместо носа или рта, я достал четки и сжал их в руках, прежде чем упасть.

Каждый вдох давался с трудом.

За каждый удар моего сердца боролись.

Я думал, что место, где Марипоса нашла свой рай - ее четки, - коснется меня. Потому что я знал, куда направляюсь. Черт. Перед последним вздохом мне захотелось прикоснуться к тому месту, где она обрела покой. Прикоснуться к тому, что сделала другая сторона, прежде чем сделать последний вздох.

К вере.

Из моей первой жизни осталось всего несколько мгновений, которые запомнились мне на долгие годы. Одним из таких моментов была мать Марипосы, Мария, прежде чем я нажал на курок.

Мария была первой, кого я убил, женщиной, предложившей мне прощение за то, что я собирался сделать. Она сказала мне, что знает, что у меня нет выбора. Она сказала мне, что я проявляю к ней милосердие. Она знала дикарей, с которыми я состоял в родстве. Что они сделают с ней, когда найдут.

Но в тот момент я пытался придумать, как спасти их обоих. У девочки должна быть мать.

В конце концов, мы оба знали, что это бесполезно. Если я собирался спасти ее дочь, маленькую девочку, которую она называла Мариеттой, все связи с ее прежней жизнью должны были быть разорваны.

— Я знаю, куда иду, Витторио. Возможно, я совершала ошибки в своей жизни - я вышла замуж за человека, который не был человеком Божьим, - но все же я женщина веры. Я не боюсь смерти, потому что вступаю в новую жизнь. Позаботься о моем ребенке.

Мария боялась только за свою дочь. Куда бы Мария ни направлялась, это было лучшее место. Она следовала за мужем самыми холодными ночами, самыми холодными днями и по самым грязным местам, которых только могли коснуться ее ноги. Когда я нашел их, они были близки к тому, чтобы умереть с голоду. Они не могли покинуть грязное место, в котором жили. Они даже не могли попросить соседа принести им еду, опасаясь, что их обнаружат.

Мы все равно их нашли.

Я убивал мужчин, которые плакали, как женщины, писались от страха, становились на колени и умоляли, когда смерть оказывалась на их пороге. Один мужчина даже предложил вместо него свою жену. Жизнь есть жизнь. Тело есть тело.

Так было с ними, но только не с Марией. У нее была вера, и вера придавала ей мужества. Тело ее погибло, но душа продолжала жить.

Она учила Марипосу тому же изначально. Когда ей было страшно, она могла прикоснуться к своей вере, чтобы обрести покой. У Марипосы было что-то, что всегда будет ее утешать.

Для некоторых четки представляли собой бусины на веревочке. Но для Марии это было физическое воплощение ее непоколебимой системы убеждений. Как бы близко ни были ее страхи, на ее стороне было нечто большее, чтобы победить их.

Я хотел умереть с таким же покоем. Я хотел ощутить его вкус на губах, почувствовать его в венах, чтобы он покорил мое сердце, прежде чем мои грехи настигнут меня, чтобы забрать с собой. Я чувствовал, как тьма распадается, разбивается, словно стекло, и все чудовищные тени, выбравшиеся из нее, засасывают меня.

Один.

Два.

Три.

Больше никаких вдохов.

А потом я очнулся. Тито сидел рядом со мной. Я не мог говорить. Мне все еще казалось, что я не могу дышать. Но я знал, что жив, потому что мог чувствовать. Тито обернул четки вокруг моей руки и велел мне держаться.

Я был там, в метафорическом смысле, все еще держась.

Возможно, это был мой последний вздох.

Последний - четвертый.

В «Дольче» проходил вечер только для семьи. Ресторан закрылся для всех, кроме Скарпоне. Они будут пировать, как короли и королевы, они будут смеяться, как если бы Джокер только что поставил самое смешное шоу, и они будут рассказывать своим новым принцам истории о том, что их ждет богатое будущее. Какими могущественными они станут, когда станут королями.

Все. Твою же мать. Чушь.

— Осторожно, ублюдки, — хотелось мне сказать сыновьям Ахилла, — когда убийца перережет вам горло, нож войдет как по маслу. Потому что вспыхивают новости: Может быть только один король. Как вам эти сказки? Да, они довольно высоко. Достаточно высоко, чтобы только один из вас смог добраться до вершины.

После того как жены уходили, накинув шубы на плечи, надев драгоценности на запястья, надев лучшие туфли на недостойные ноги, их мужья оставались и играли в покер. Ахилл, возможно, ждет одну из своих шлюх, чтобы она могла поцеловать его на удачу. Только счастливицам удавалось покидать квартиры, в которых он их селил, и появляться на людях рядом с ним.

Угадайте, кто придет сегодня играть, ребята?

Я наконец-то займу место, которое они зарезервировали для меня в воскресенье один раз в месяц.

Я рассмеялся, звук вышел хриплым и низким. Да, как насчет этого? Раз в месяц они резервировали для меня место за покерным столом, включая стакан виски. Мне даже не нравилась эта чертова игра. С годами шахматы старика превратились в покер Ахилла. Быстрее и меньше думать. Это был признак времени.

Трое сотрудников стояли внутри, чтобы обслужить семью. Остальные были из Скарпоне, включая тех, кто поклялся жизнь положить за короля и его сына-шута. Маленькие принцы тоже были там.

Вундеркинд думал, что он справится с их безопасностью. Я включил мониторы, будучи более шустрым, чем он. Все, что они увидят, - это ресторан, но без меня, стоящего сбоку и мерзнущего в переулке. Самой выделяющейся деталью в моем облике были четки на шее, но они были спрятаны под рубашкой.

Экран моего телефона загорелся.

Я обошел здание с другой стороны, на открытом месте, подняв воротник куртки. В воздухе все еще чувствовался февральский холод, хотя мы были одной ногой в марте, но холод редко касался меня. Он служил мне для того, чтобы спрятаться до поры.

Улицы были переполнены, и я заблудился в бетонных джунглях, чтобы проверить свой телефон. Я стоял перед магазином, где продавались маленькие фигурки, которые моя жена хотела подарить нашему сыну.

Твоя жена: Эй, ты забыл кое-что важное дома.

Я: Сомневаюсь. Все самое важное - дома. Но все равно скажи. Что я оставил дома?

Твоя жена: Меня.

Через секунду мой телефон завибрировал.

Твоя жена: Пожалуйста, возвращайся домой. Мы даже не придумали ребенку имя.

Я сделал глубокий вдох, и он вырвался из моего рта белым облаком пара.

Я: Саверио Лупо. Саверио означает «новый дом». Это созвучно именам Ксавье или Хавьер. Лупо по-итальянски означает «волк».

Твоя жена: Саверио - наш новый дом. Новый дом волка и его бабочки.

Я: Да.

Твоя жена: Я не знаю, как еще это сказать, и до того, как ты ушел, я не могла этого произнести. Ты нашел меня, а потом бросил, когда я была еще совсем ребенком. Потом я нашла тебя много лет спустя. В мире, наполненном всеми этими людьми и всеми этими словами, я нашла тебя. Так же, как ты нашел меня.

Прошло несколько секунд. Вибрация повторилась.

Твоя жена: Не оставляй меня больше, Капо. Я понятия не имела, чего мне не хватало всю мою жизнь, пока ты не прикоснулся ко мне. Я никогда не жаждала вещей. На самом деле жаждала, но все было куда сложнее. Это был ты. Я изголодалась по тебе. Ничто не может заменить тебя в моей жизни.

Она все ходила вокруг и около после того, что случилось «У мамы». С тех пор прошло три дня. Она сказала мне выждать день, но еще один день означал, что у них будет больше времени, чтобы узнать, кто она.

Я был чертовым призраком. Они уже убили меня. Но моя жена, она была девушкой, которую я спас; девушкой, сердце которой билось. Они не остановятся ни перед чем, чтобы использовать ее против меня.

Если они узнают, что она беременна моим ребенком... от одной мысли об этом у меня кровь застыла в жилах, а потом закипела.

Ахилл разорвет ее на куски, если доберется до нее первым. Артуро будет сохранять ей жизнь достаточно долго, чтобы она смогла родить ребенка. Тогда он убьет ее и воспитает моего сына как своего.

Последнее предательство, даже за убийство его плоти и крови, и последний слово перед своим красавчиком сыном. Если в смерти и есть хоть какой-то покой, он знал, что я никогда не найду его с моим сыном в его руках.

Этому нужно было положить конец. Слишком много непредвиденных обстоятельств.

Положив телефон в карман после того, как я его отключил, я посмотрел на часы.

Пора начинать игру, ублюдки.

Я спустился вниз и остановился перед «Дольче». Запах телятины пармеджано ударил мне в ноздри и сдавил горло.

Как по команде, двое мужчин в масках выскочили из ожидавшей их машины и поспешили в переулок.

Крики. Выстрелы. Кухонный персонал был мертв.

Бу. Бам. Бу. Трое убиты.

Снова выстрелы. Двое мужчин в масках выбежали из переулка. За ними бежали трое.

Машина с двумя мужчинами в масках умчалась прочь. Трое придурков побежали по улице к гаражу. Они собирались попытаться преследовать их.

— Да, — выдохнул я. — И как тебе это удалось в прошлый раз? Одни мускулы и никаких мозгов.

Я небрежно зашагал по переулку, опустив голову. Я стоял у кухонной двери и прислушивался. Кричал Артуро. За все годы, что он был королем Нью-Йорка, только одна живая душа посмела испытывать его терпение.

Коррадо Палермо.

К такому повороту событий он не привык.

Я немного посмеялся, слушая, как он ругает Ахилла. После того как старик уйдет на пенсию, он возьмет все на себя. Безумный Джокер будет править королевством неудачников.

Еще двое мужчин из стаи Скарпоне выскочили из двери, один за другим. Когда первый остановился, второй сделал то же самое, и первый ударил второго в грудь - условный сигнал, который означал: «Держи уши востро, глаза открытыми, а рот на замке». Другой парень кивнул.

Эти люди не сделали мне ничего, кроме того, что работали на семью внутри ресторана. Так что ничего личного. А перерезать человеку горло - это чертовски личное. Не говоря ни слова, я всадил каждому из них по пуле в затылок. Там был беспорядок, но кровь все равно уже текла из кухни. Пистолет был тише, чем два тела, упавшие на землю.