Эпилог

Сэм

Два года спустя

— Господин президент, — говорю я, почтительно кивая, когда Йен протягивает мне попкорн.

— Госпожа госсекретарь, — отвечает он так же искренне.

— Гм, спикеру Палаты нужно подкрепиться.

— Ва-ва-ва-ва.

Мы оба смотрим на Вайолет, которая подтягивается, чтобы встать на край дивана. Ее улыбка разрывает мне сердце.

— Йен, ты можешь поверить, что мы воспитываем такого гения?

— Еще и полутора лет не прошло, а она уже говорит полными предложениями.

В ответ она бормочет:

— Ма-ма-ма-собака-собака.

Очевидно, она говорит на каком-то продвинутом коде. Любой робот смог бы расшифровать ее речь и найти решения для крупнейших мировых кризисов.

Затем она рыгает и отвлекается на кусочек ворса на полу.

— Так мудро. — Я киваю, принимая бокал вина, который Йен протягивает мне, прежде чем он поворачивается, чтобы взять чашку Вайолет. — Ты думаешь о Колумбии, Принстоне или Гарварде?

Йен пожимает плечами.

— Она выберет Плющ, но кто знает, может, просто вступит в Корпус Мира или в труппу бродячего цирка.

— Давай не будем об этом говорить. Мне от этого грустно.

— Что она собирается присоединиться к цирку? Я действительно сомневаюсь, что это произойдет.

Я наклоняюсь и поднимаю ее. Все, что мне нужно, — это одно приличное объятие, но она в том возрасте, когда ей нужна свобода, место для прогулок. Вайолет высвобождается и возвращается к игре на полу.

— Просто... Мне не нравится думать о том, как она растет. Она слишком мала, чтобы присоединиться к цирку.

Йен садится рядом со мной на диван и притягивает меня к себе. Я утыкаюсь носом в его грудь и закрываю глаза. Я могу услышать глубокое дыхание, наполняющее мои легкие, ровное сердцебиение моего мужа, игривый лепет моей дочери — все звуки жизни, о которой я не могла мечтать всего несколько лет назад, в основном потому, что мне снился лейтенант Йен, трахающий меня в армейской казарме.

— У меня такое чувство, что ты действительно зациклилась на цирке.

Я игнорирую его.

— Сегодня она лепечет у наших ног, завтра качается на трапециях, путешествуя по стране в вагоне поезда.

— Опять же, вероятно, этого не произойдет.

— Обещай мне, что она всегда будет такой маленькой. — В моем голосе звучит отчаяние.

Йен потирает большим пальцем мое плечо.

— Нет, не могу.

— Обещай мне, что она всегда будет маминой дочкой.

— Э-э-э, правда? — он дразнится. — Ее первым словом было «папа» — это не может быть совпадением.

У меня есть непреодолимое, нелепое желание заплакать.

— Что ты можешь мне обещать?! Блин, у меня тут сердце разрывается.

Йен усмехается и тянется, чтобы приподнять мой подбородок так, чтобы мое лицо было повернуто к нему.

— Сэм... Сэмвич… Сэм и сыр…

Я моргаю, открывая глаза. Его голубые глаза в нескольких дюймах от моих.

— Я не могу обещать особенных вещей, но могу обещать тебе, что мы всегда будем смотреть «Западное крыло» по средам.

— Разумеется.

— Я могу обещать, что, пока ты возглавляешь «Оук Хилл газет», я буду читать каждый номер.

Хватаю его за рубашку с дикой мольбой.

— Ты должен... Ты наш самый преданный читатель.

— Я также обещаю прислать тебе больше всех медведей на День Святого Валентина из всех учителей в школе.

Наша традиция все еще в силе.

— Спасибо. Я ценю это.

— Как и руководитель хора. Я думаю, что наши выходки составляют половину его годового дохода от сбора средств.

Я ухмыляюсь, а потом улыбка исчезает, когда я кое-что понимаю.

— Ты упускаешь одну вещь, — подталкиваю я.

Он хмурится.

— Что? — И тут его осенила идея. — Ах да, я всегда буду любить тебя. Это то, чего ты добиваешься?

Я вздыхаю с притворным раздражением, типа, Тьфу ты, идиот.

— Нет. Любовь — меня это мало волнует. Обещай мне, что ты всегда будешь моим лучшим другом.

Йен смеется, наклоняет голову и целует меня в щеку.

— Я думал, это очевидно, Горячие губки. Лучшие друзья, навсегда.

Конец