ГЛАВА 6

Я встретила Натана и Хелен на станции на Пятьдесят Пятой улице, где линия метро Си-Бич направлялась в сторону Кони-Айленда. Натан выглядел дерзким и жёстким в льняных брюках в полоску, соответствующем жакете небрежно накинутым на одно плечо, и соломенном канотье, по-щегольски низко опущенном на лицо. Я не знаю, как он умудрился сделать это. Прогулка пешком в центр оставила меня вымокшей и хромой, как и тёмно-лиловый корсаж с прошлой ночи который теперь лежал на прикроватном столике. Хелен тоже была на зависть бодрой в пенистом кружевном платье с гармонирующим зонтиком, который, казалось, больше подходил для чайной вечеринки с Асторами, чем для поездки на поезде с полчищем людей. Я задалась вопросом, ездила ли она когда-нибудь раньше на общественном транспорте. Она всматривалась в окружавшую её утреннюю праздную толпу, как будто только что приземлилась на пряный базар в далёкой Индии.

— Где твой купальный костюм? — требовательно спросила она, когда я присоединилась к ним.

— Я не планирую купаться, — натянуто ответила я. — Это не выходная прогулка. Мы отправляемся на поиски подсказок о местонахождении Рут Блюм, а не веселиться.

Правда была таковой, что я любила плавать. Мы с мамой обычно ездили по воскресеньям и в праздничные дни на пляж. Мы бросались в воду вместе, рука об руку, визжа от шлепков волн таких мучительно холодных, что я не могла себе и представить, как собиралась войти хотя бы на дюйм глубже, но когда она кричала: "Сейчас!", я слепо ныряла в волну. Мама выныривала, смеясь, её волосы приглаживались назад как тюленья шкура, её лицо сияло, как будто холодная, солёная вода смывала прочь печаль, которая всегда льнула к ней, подобно тягучему запаху дыма.

Моё тело изнывало по такому роду освобождению. Но как я могла позволить себе рискнуть даже в самом скромном купальном костюме с моими недавно появившимися крыльями? Кроме того, после всего, что я видела прошлой ночью сквозь глаза бедной Молли, я пребывала не в особо праздничном настроении. Но я была в более решительном настроении, чем когда-либо, найти Рут.

— Нонсенс! — фыркнула Хелен. — Это моя первая экскурсия на Кони-Айленд, и я настроена насладиться данным опытом по полной. Мы поучаствуем в Стипль-чез¹¹, поедим жареных моллюсков и искупаемся в океане. Я и для тебя захватила купальный костюм.

Она подняла корзинку, которая качалась в её руке и вытащила костюм в красно-белую полоску, украшенный оборками и бантиками.

— Я одевала его в Ньюпорте прошлым летом, так что, конечно же, он уже вышел из моды, но должен подойти.

— Ава на четыре дюйма выше и на десять фунтов легче... — начал было Натан, пока я не пнула его в голень.

Наряду с тем, что я не хотела слушать, как описываются мои физические достоинства, меня так же озадачило: неужели он уделял мне столь пристальное внимание? Я только что осознала, почему эта поездка была так важна для Хелен. Прошлым летом — и каждое лето своей жизни до этого — Хелен проводила летний сезон в Ньюпорте, но больше она со своей матерью не могли позволить себе такую роскошь.

Вместо этого она проводила это лето в душном, пыльном городе, помогая своей маме упаковывать имущество в их особняке на Вашингтон Сквер и продавать их самое драгоценное имущество, чтобы переехать в тоскливые апартаменты в отеле "Франкония". Миссис ван Бек сообщила всем в своём социальном окружении, что она продает особняк, поскольку устала от его тёмных, узких комнат и занимается поиском более грандиозной резиденции на Пятой Авеню, но вот на самом деле она "занималась поиском" мужа для Хелен, который выдернет их из покушавшейся на них пасти бедности. Бедная Хелен. Она заслужила выходной.

— Посмотрим, — сказала я, с сомнением посмотрев на кошмарный купальный костюм. В нём я буду выглядеть как леденец в форме посоха: — Ты, несомненно, сможешь поплавать, пока я хожу по округе и показываю фотографию Рут.

Я показала фотографию Натану и Хелен.

— Ох, какая чудная! — воскликнула Хелен. – Кажется, будто они едут по Елисейским Полям. Заодно, давайте тоже сфотографируемся!

Было довольно приятно видеть как Хелен, у которой имелся портрет, выполненный самим Джоном Сингер Сарджент, с таким энтузиазмом отнеслась к запечатлению на память нашего дня на Кони-Айленд в сувенирной фотографии, но когда я посмотрела на Натана, то увидела, что с его лица сошли все краски.

— Что не так? — спросила я.

— Мужчина, — произнёс Натан сквозь плотно сжатые губы. — Он кажется знакомым.

— Как ты можешь судить? — спросила Хелен. — Его лицо совершенно нечистое.

— В том-то и дело. Именно так я помню его — мужчину, который задавал мне вопросы в тот день в таверне "Крыло и Клевер". Всякий раз, когда я о нём думаю — или он мне снится — его лицо размыто точно так же, как здесь.

— Если это тот же мужчина, — сказала я, вспомнив день, когда мы с Хелен застукали Натана в местной таверне Райнбека, в компании с незнакомым джентльменом, — это означает, что мужчина, который увёл Рут — Юдикус ван Друд.

Шквал прохладного солёного воздуха накрыл нас, как только мы сошли с поезда в Бруклине. Он восхитительно ощущался, но не унёс прочь зловещие мысли. За последний год я выяснила, что Юдикус ван Друд был настоящим отцом Натана, но Натан об этом не знал. И если бы я могла хоть что-то с этим сделать, он бы никогда не узнал.

— Каков план? — спросил Натан, когда мы спустились по ступенькам с надземной платформы на улицу.

У меня действительно был план. Мы начнём с самого входа в Стиплчейз-парк, где Рут собиралась встретиться со своим таинственным незнакомцем, и найдём кого угодно — продавцов билетов, бродячих актёров, сотрудников охраны — кто постоянно работал здесь и покажем им фотографию Рут. Но я не рассчитывала на такую толкучку. Когда мы спустились с железнодорожной платформы, нас подхватил поток людей и понёс за собой, подобно огрызкам бродяг в Бауэри¹². Толпа потащила нас по широкому авеню, названному в честь улицы Манхеттена с очень сомнительной репутацией, которое вело в парк с аттракционами, и само по себе было неким подобием парка развлечений.

— Держитесь! — выкрикнул Натан, сцепив наши руки под своей рукой, когда мы вверглись в людские массы.

Невозможно даже было услышать друг друга поверх какофонии смеявшейся толпы, шутовской музыки каллиопа, которая, казалось, звучала отовсюду одновременно, и уличных актёров, предлагающих множество аттракционов.

— Присмотритесь хорошенько на эту группу дикарей, леди и джентльмены! — воскликнул один из них.

Я вытянула шею, чтобы разглядеть представителя африканского племени в меховой набедренной повязке, его бритый череп и обнажённая грудь были покрыты татуировками.

— Этот мужчина почти что голый! — прошептала Хелен мне на ухо.

— Посмотрите шоу уродов! Посмотрите на бородатую даму и леди-обезьяну с Борнео!

Краем глаза я увидела женщину, одетую в красивое кружевное платье, только вот её лицо было покрыто волосяным покровом. Она стояла с диким королевским достоинством, её взгляд был сосредоточен на точке выше голов толпы.

— Это дорога к Далиле Семи Вуалей¹³, — прокричал другой актёр. — Самое обольстительное шоу на Земле! Она исполняет непристойный танец! Больше нигде кроме как здесь, в океанском бризе Кони-Айленда, её поглотит собственный огонь!

Женщина с закрытым вуалью лицом, но в откровенном костюме, прикрывающем только грудь и бёдра, затанцевала шимми рядом с нами, нащёлкивая пальцем по тарелкам и извивая своими шарфами вокруг шеи Натана. Опьяняющий аромат жасмина смешался с запахами жареных моллюсков, соленого воздуха и цирковых животных. Натан взглядом проследил за танцовщицей, пока она, покачиваясь, сливалась с толпой.

— Она уж чересчур бесцеремонна! — засопела Хелен.

Танцовщица непристойных танцев была не единственной, кто был бесцеремонен. Дважды я почувствовала руки незнакомцев на себе, но когда я оборачивалась, чтобы поймать нарушителя, я смотрела в море смеющихся лиц, настолько раздутых от веселья, что они походили на гротескный знак, который на крыше воспроизвела подменыш. И затем я увидела само лицо, мелькавшее над толпой, подобно направляющему духу места — духу шутовского ликования, от которого у меня появилась оскомина на зубах, но каким-то образом заставившего меня пожелать улыбнуться и танцевать под безумную мелодию каллиопа.

— Сюда! — закричала я Нату, который отгонял шута в клетчатых штанах, протянувшего несколько игральных карт.

Хелен с широко распахнутыми глазами наблюдала за обнимавшейся парочкой, конечности которых были настолько переплетены, что казалось, будто они были одним единым существом. Я потянула Натана и Хелен к входу в Стиплчейз-парк, где имелся закуток открытого пространства прямо под знаком карикатурного лица. Я поняла, почему там было свободно, когда мы добрались до местечка. В центре пустого островка стоял огромный мужчина. На нём была надета белая мантия, которая вздымалась от лёгкого бриза, белая туника и тюрбан, сверкающие красные панталоны и соответствующий пояс. Он стоял совершенно неподвижно, его тёмное лицо было обездвижено как у вырезанной из красного дерева статуи, чёрные как уголь глаза сверлили толпу посетителей, которые утихомиривались рядом с ним, словно попадали под чары. Я считала, что вполне возможно он был статуей, пока он не поднял руку и не указал на девушку в тёмно-синем купальном костюме.

— Ты! — рявкнул он. — Ты не веришь в магию Омара Великолепного!

Девушка прикрыла лицо дешёвым бумажным веером и захихикала. Но когда Омар заговорил вновь, хихиканье прекратилось, и вся толпа умолкла.

— И почему же ты не веришь? Потому что тебе сказано оно на Кони-Айленд, а в своём сердце ты говоришь... какое слово? Чепуха? Но я спрошу тебя, почему я должен был пересекать океан, так далеко от родной земли, где солнце жаркое круглый год, и священный Ганг течёт в море с великих холмов, чтобы носить белые тюрбаны вечных снегов и нашёптывать секреты в уши звёзд — почему я должен делать это, если моё представление чепуха?