Глава 4

Головной офис «Белл Рекавери» располагался в прочном кирпичном строении на краю крупного промышленного района в юго-западной части Атланты. Уродливые руины здесь со всех сторон были плотно окружены ярко-зеленой растительностью. Природа устроила беспощадный штурм города. Люди сжигали ее и вырубали, но она все равно возвращалась, питаемая магией и растущая быстрее, чем когда-либо.

Асканио припарковался и даже не заглушил двигатель. Потребовалось бы слишком много пения, чтобы снова запустить его. А учитывая эмблему Стаи, в виде звериной лапы, нанесенной на поверхность двери, и тот факт, что я вышла из машины, сверкнув когтями и зубами, не существовало никого достаточно глупого, чтобы попытаться угнать ее.

Мы с Асканио прошли через парадную дверь.

Взволнованная секретарша оторвала взгляд от бумаг на столе и немного подпрыгнула на стуле. Женщина средних лет с окрашенными в неестественно красный цвет волосами.

— Доброе утро, — поприветствовала ее я, улыбнувшись.

Она отодвинула стул как можно дальше назад.

— Мы здесь от имени Стаи, чтобы поговорить с Кайлом Беллом.

— Он на рабочей площадке, — ответила секретарша. Ее глаза подсказывали мне, что она ответит на любой вопрос, просто чтобы поскорее выпроводить нас из своего офиса.

— И где же это находится?

Она сглотнула.

— Восточная часть двора Инман.

Не может быть.

— В Стеклянном Зверинце?

Женщина кивнула.

— Да.

— Спасибо за сотрудничество, мэм.

Мы вернулись обратно к нашему джипу.

— Кайл Белл либо реально смелый, либо глупый. Скорее всего, и то, и другое.

— Почему? — Спросил Асканио.

— Потому что проводить какие-либо экстракционные работы в Стеклянном Зверинце — чистое самоубийство. Особенно с наплывом магии. К тому же это незаконно. И теперь нам предстоит проехать через Бёрнаут, чтобы попасть туда. Я ненавижу Бёрнаут. Это место наводит уныние.

Мы снова сели в наш джип.

— Возьми направо, затем еще раз направо. Нам нужно выехать на Холлоуэлл-Паркуэй и там повернуть налево.

— Что такое этот Стеклянный Зверинец? — Спросил Асканио, выводя джип с парковки.

Насколько я знала, Стеклянный Зверинец был под запретом для безрассудных членов Стаи младше восемнадцати лет. И по уважительной причине.

— Сам все увидишь.

По мере того, как дорога поднималась на север, пейзаж менялся. Одно было неизменным: руины старых домов и зелень. Вокруг нас вдоль дороги проносились остатки сгоревших домов, на которых, время от времени, мелькали пятна зелёной растительности.

Из-за того, что я была вынуждена большую часть времени сидеть в штабе Ордена, у меня нашлось много свободного времени, чтобы прочитать путеводители и ознакомиться с картами города. В выходные я бегала трусцой по разным районам Атланты на случай, если мне, возможно, придется посетить их в профессиональном качестве. В моих путеводителях упоминалось, что много лет назад разрушительный пожар охватил всю западную часть города, уничтожив старые жилые кварталы к северу от 402. Огонь горел ярким, неестественным оранжевым светом и бушевал почти неделю, несмотря на проливные дожди и многочисленные попытки потушить пламя. Когда все, наконец, закончилось, земля утратила способность поддерживать жизнь местной флоры. В других частях Атланты любая область с чистой землей немедленно захватывалась растительностью, которая росла как на стероидах. Бёрнаут оставался свободным от какой-либо травы в течение десяти лет. Растения, наконец, вернулись: плющ-кудзу кое-где закрывал осыпающиеся стены, да ярко-желтые одуванчики и их кроваво-красные магически измененные братья торчали между упавшими кирпичами.

Несколько месяцев назад, во время бабьего лета, мы с Рафаэлем устроили пикник под гигантским дубом в поле за городом. Мне всегда хотелось устроить один из тех пикников, как в кино с красно-белой клетчатой скатертью и плетеной корзиной. Мы съели жареного цыпленка на вынос, запили его пивом и крем-содой и валялись на нашем импровизированном столе. Я собрала букет из желтых и красных одуванчиков и сделала нам два цветочных венка.

Теперь все это казалось таким глупым. Какого черта я это делала? Как какая-то помешавшаяся десятилетняя дурочка.

— Почему ты просто не сразилась с Ребеккой? — Спросил меня Асканио. — Ты бы выиграла.

— Конечно, я бы выиграла. Даже если бы она извергала осколочные гранаты и потела пулями, я бы выиграла. Но она человек. А я оборотень с десятью годами боевого стажа и одной из лучших военных подготовок, которые можно получить.

— По природе ты должна бороться со своими соперницами.

По природе? Хах. Однажды я уже слышала подобное.

— В природе детеныши гиены рождаются с открытыми глазами и полным набором зубов. Они начинают сражаться с того момента, как только выходят из матери. Они роют туннели в берлогах, слишком маленькие для взрослых особей, и дерутся там. Около четверти из них не доживают до взросления. Так что, если бы это было природой и у тебя был близнец, тебе бы пришлось убить свою новорожденную сестру или брата. Должны ли мы бросить своих младенцев-буд в манеж и позволять им голодать, пока они не начнут убивать друг друга?

Асканио нахмурился.

— Нет…

— Почему нет? Это же естественный отбор. Природа. — Я поморщила нос. — Будам нравится этот аргумент, потому что он дает им повод совершать неправильные поступки. «Мне жаль, что я трахнул твою сестру, или мой пенис застрял в твоей немецкой овчарке. Это все моя природа. Просто ничего не могу с собой поделать.»

Асканио фыркнул.

— Не будь таким парнем, — сказала я ему. — Это бредовое рассуждение. Мы не животные. Мы люди. И это хорошо, потому что не гиены завоевали этот мир. И да, я знаю, что это чертовски смешно, учитывая, что в эту самую секунду я вся в меху и с когтями, но человеческая часть меня все еще наблюдает за дорогой. Все мы знаем, что происходит, когда зверюга берет верх над нами.

— Мы превращаемся в люпусов, — сообразил Асканио.

— Именно.

Люпизм был нашей постоянной угрозой. Из-за него погибало пятнадцать процентов детей-оборотней, некоторые при рождении, некоторые в подростковом возрасте, что вынуждало Стаю гуманно избавляться от них. Если рассматривать буд, число становилось еще больше — почти четверть. Оба брата Рафаэля одичали, и тетушке Би пришлось их убить. Вот почему с любым выжившим подростком в клане буд обращались как с сокровищем.

Если бы у меня когда-нибудь появились дети от Ра… Эта мысль кольнула меня, как ножом в сердце. Никаких маленьких буда-детишек. Никакого Рафаэля. Дверь захлопнулась, и мне нужно постараться выбросить его из головы. В этой жизни тебе везёт, если у тебя есть шанс стать счастливым. Я упустила свой. Тот факт, что это был совместный провал, только сильнее ранил.

Что было, то прошло.

— Но она же глупая, — негодовал Асканио. — Она оскорбила тетушку Би!

— И поэтому мы должны перерезать ей глотку? — Я серьезно взглянула на него.

— Ну, нет.

— Допустим, я выбью из нее сопли. Что бы это дало? В природе животные сражаются, чтобы продемонстрировать свое превосходство. Чем ты сильнее, тем лучше твой генофонд. Более сильное животное, более сильные детеныши, больше шансов на выживание для вида. Рафаэль уже знает, что я лучший боец, и все равно предпочел ее мне. Это урок для тебя: когда у тебя появится шанс стать счастливым, ты должен им воспользоваться и относиться к своему партнеру так, как он заслуживает, чтобы к нему относились. Не воспринимай все как должное.

Давать советы легко. Следовать им куда тяжелее.

На развилке мы повернули направо и направились дальше на север. Обугленные дома продолжались. Справа большая табличка, прибитая к старому телефонному столбу, огромными красными буквами гласила: «ОПАСНО». Внизу четким черным шрифтом было написано:

IM-1: Зона инфекционной магии

Не входить

Только уполномоченный персонал

Второй знак поменьше под первым, написанный на пластике перманентным маркером, предупреждал:

Держись подальше, глупец.

— Мы ведь не собираемся держаться подальше, не так ли? — спросил Асканио.

— Нет.

— Круто.

Мы проехали мимо другого почерневшего дома. Слева из земли под острым углом торчал большой сине-зеленый осколок. Справа, у металлического каркаса пожарного грузовика, еще один обломок бледно-голубого цвета поджидал, чтобы поранить чью-то лодыжку. Первые признаки Зверинца.

Тут и там осколки пробивали почву, справа вдалеке круто поднимался зазубренный айсберг в двадцать футов высотой, блистая полупрозрачным зеленым и синим светом на утреннем солнце.

Асканио прищурился.

— Что это такое?

— Стекло, — ответила я.

— Правда?

— Ага.

— Откуда оно здесь?

Впереди теснились новые айсберги, образуя целый ледник.

— Некоторые из них со станции Холлоуэлл. До смены площадь Инман являлась железнодорожной станцией Южный Норфолк. Место было громадным. Только на одной станции более шестидесяти пяти направлений. Не говоря уже о железнодорожном вокзале Тилфорд, который находился совсем рядом. Вместе они обслуживали более сотни поездов в день. Затем построили станцию Холлоуэлл. Вокзал должен был стать новым суперсовременным терминалом, и большая его часть состояла из стекла. Угадай, что случилось, когда начали бить магические волны?

Асканио ухмыльнулся.

— Оно разломалось.

— Все так. Повсюду образовывались стеклянные холмы. Волшебные волны продолжали вызывать крушение поездов, но железная дорога стойко держалась. В течение следующих нескольких месяцев некоторые железнодорожники начали понимать, что количество стеклянных холмов только увеличивается. Больше никто не обращал на это внимания. Затем во время второй вспышки из стекла повылазили странные существа и убили половину рабочих.

— Что за существа? — спросил парень.