Глава IX

Катона не было уже около четырех дней. В его отсутствие Макрон был вынужден исполнять не только свои обязанности, но и взять на себя обязанности командира когорты. «Совсем не тот опыт, который я бы хотел получить», сварливо размышлял он, проводя еще одно утро в штабе. Теперь он должен был не только обучать людей, но и вести учет заработной платы и сбережений, поскольку Катон настаивал на проверке расчетов своего старшего писаря. Работа с цифрами всегда была для Макрона чем-то вроде испытания, и ему приходилось усердно трудиться, проверяя баланс выплат и изъятий из сундука с казной когорты. Кроме того, существовали и другие записи, за которыми также следовало следить: инвентаризация квартирмейстера, запросы на отпуск, ежедневные отчеты о численности личного состава и подсчет тех, кто годен к работе, тех, кто лечился от болезни или травмы, и тех, кто находился при исполнении временно вне Тарса, такие как шесть человек во вглаве с центурионом Игнацием, которые были отправлены в Антиохию за партией новобранцев для преторианской когорты.

«Последние были чрезвычайно удачливыми молодыми людьми», размышлял Макрон, сидя за столом в кабинете трибуна. Обычно преторианские когорты размещались в лагере на окраине Рима, и была большая конкуренция за любые вакансии в подразделениях гвардии. Но с тех пор, как Вторая когорта была отправлена ​​на действительную службу под командованием полководца Корбулона, она потеряла почти половину своих людей и теперь была вынуждена восполнить это число из тех римских граждан в восточных провинциях, которые имели право присоединиться к легионам и когорте преторианцев. Когда его подразделение в конечном итоге будет отозвано в Рим, эти люди будут пользоваться всеми привилегиями, которыми наделен элитный корпус римской армии, которому доверена охрана безопасности императора, без необходимости бороться за вакансии с кандидатами, имеющими влиятельных патронов.

Тем не менее, новобранцам потребуются месяцы обучения, прежде чем им можно будет доверить сражаться вместе с остальными преторианцами. Чтобы подготовить людей к войне, нужно время, и им придется остаться в Тарсе, чтобы завершить обучение, если какой-либо конфликт начнется до весны. Макрон вспомнил день, когда Катон появился у лагерных стен Второго легиона на Рейне. В то время нынешний трибун был не более чем жалким салагой, промокшим насквозь и дрожащим, сжимающим свои скудные пожитки среди других новобранцев, прибывших маршем из Рима. Интеллект, который сделал его таким эффективным командиром, был положительным бременем тогда, когда другие новобранцы и ветераны безжалостно высмеивали то, что они считали его слабостью и неуклюжестью. Однажды ему почти удалось проткнуть Макрона плохо брошеным пилумом. Центурион улыбнулся, вспомнив тот момент. И все же с того самого, как казалось, бесперспективного начала Катон показал себя прекрасным солдатом и офицером, и Макрон испытывал неистовую гордость за то, каким на поверку оказался его протеже. Он задавался вопросом, добьется ли кто-нибудь из новобранцев такого успеха. «Никогда не предугадаешь», - подумал он. Суровые на вид люди иногда оказывались трусами, когда вступали в свой первый бой, а те, кого вы считали робкими, имели сердца львов.

Из коридора донесся поспешно сдавленный смех. С разочарованным вздохом он поднялся на ноги и подошел к окну, повернувшись спиной к куче вощеных дощечек, с которыми работал. Ему пришлось столкнуться с несколькими дисциплинарными обвинениями, прежде чем он смог выбросить из головы заботы ежедневного учета и вернуться к обучению солдат гарнизонных частей, которые были призваны для формирования армии Корбулона. Комната, назначенная Катону в качестве его таблиния, выходила на Большой рынок Тарса, и Макрон оперся руками на деревянную оконную раму и слегка наклонился вперед, чтобы лучше видеть город. Внизу, под рядами ярко раскрашенных навесов тянулись лавки с людьми и несколькими мулами, продвигающимися между ними, словно муравьи, переплетаясь из стороны в сторону, охотясь на выгодные покупки. Среди них он увидел туники солдат в увольнительной, и ему снова захотелось выбраться из душной атмосферы штабного здания.

Он еще на мгновение насладился видом. Если кого-то в Тарсе беспокоила перспектива войны между Римом и Парфией, они не выражали своих опасений очевидным путем. Жители города и проходившие купцы, казалось, не обращали внимания на любую опасность и спокойно продолжали свои дела. Несомненно, они рассчитывали на чванливую уверенность римских солдат, стоявших лагерем за городом. Если обучение армии достигло чего-то одного, так это внушить солдатам веру в то, что римляне были лучшими солдатами в мире. Макрон прищелкнул языком. Хотя он был склонен разделять эту точку зрения большую часть времени, он прекрасно понимал, что такая уверенность может оказаться хрупкой при испытании в суровых условиях кампании, особенно в труднопроходимой местности по другую сторону границы. Единственным решением было хорошее обучение, причем в больших объемах. Вот почему он был разочарован тем, что не мог сделать больше.

- Дерьмо, - горько пробормотал он, отвернувшись от окна. – Долбанная писанина стилусом сводит меня с ума.

Он подошел к двери и распахнул ее. Трое преторианцев прислонились к стене на противоположной стороне коридора и поспешно встали по стойке смирно. Макрон оглядел их по очереди, отмечая синяки на их лицах.

- Это вы – сраные fellatores, которые начали драку с ауксиллариями из сирийской когорты? Итак?

Он стоял перед ними, уперев руки в бедра. Трое мужчин продолжали смотреть прямо перед собой, но никто не сказал ни слова, поэтому Макрон выбрал мужчину посередине.

- Преторианец Сульпиций, что ты можешь сказать об этом?

Сульпиций был самым старшим из них на несколько лет, и на его лице были шрамы, на щеке и челюсти. Он был хорошо сложен, с морщинками вокруг его серых глаз.

- Прошу прощения, господин, но не мы начали драку.

- Это не то, о чем говорит в своем отчете префект Орфит. Он утверждает, что его люди сидели за столом, занимаясь своими делами и спокойно выпивая, когда вы трое заявились на порог трактира. Вы были пьяны, обменивались оскорблениями, а потом докопались до них. В результате двое из них находятся в армейском госпитале, и трактирщик требует, чтобы вы выплатили ему компенсацию в размере двухсот сестерциев за учиненный погром. Если бы городская стража не прибыла спасать ваши задницы, вы, без сомнения, тоже попали бы в больницу. Что вы на это скажете?

Губы Сульпиция презрительно скривились. - Ну, господин, может быть и так. Во-первых, если этот лоснящийся маслом мерзавец, владелец трактира, считает, что его жалкие столы и скамейки стоят хотя бы вдвое меньше от той суммы, что он назвал, то я гребаный дядя императора. Во-вторых, мы не были пьяны. К тому времени на нашем счету было только два кувшина вина, - он помолчал и взглянул на человека слева от него. - Разве не так, приятель?

Его товарищ неопределенно кивнул, не желая брать на себя ответственность за наглую ложь.

- Глаза вперед! - рявкнул Макрон. - Я обращаюсь к тебе, преторианец Сульпиций. А не к твоей гребаной ручной обезьянке.

Сульпиций тотчас же устремил взор вперед. – Да, господин.

- Продолжай.

- Да, господин. В-третьих, мы не начинали драку. Мы поздоровались, и один из ублюдков насмешливо фыркнул. На что я намекнул ему, что не стоит разговаривать своей задницей, господин. Затем он заявил, что преторианцы – это сборище переплачиваемых нахлебников, поднимающих тогу и служивших в качестве императорских мальчиков для некоторых услуг... или что-то в этом роде. Что ж, я подумал, что, должно быть, не расслышал его, поэтому подошел и попросил его повторить то, что он сказал погромче, чтобы не было риска неправильно понять его. И вот тогда я ударил его по голове кувшином с вином, господин. После этого ничего не могу вспомнить. Обменялись резкими бранными словами. Было нанесено несколько ударов. Такие вот дела. Пока городская стража не вмешалась в процесс.

Макрон кивнул. - Я понимаю. Так получилось, что у меня тоже есть их отчет. По их словам, вас троих загнали в угол и хорошо так прижали, когда они вошли в трактир.

- Их было в три раза больше, господин, - возразил человек справа от Сульпиция.

Макрон повернулся к нему. - Кто, черт возьми, сказал, что тебе разрешали говорить?

Преторианец застыл под свирепым взглядом своего командира. Макрон еще мгновение буравил его суровым взглядом, прежде чем сделать шаг назад, чтобы обратиться ко всем троим.

- Вторая преторианская – лучшая когорта имперской гвардии. Мы гордимся своим бравым видом. Нет солдат умнее нас. Мы гордимся своей дисциплиной. Нет приказа, который мы бы не исполнили, каков бы ни был горький финал. Но больше всего мы гордимся тем, что мы самые крутые ублюдки во всей армии. И вы трое позволили себя избить кучке сирийских ауксиллариев? Меня не волнует, сколько их было. Вы сраные позорники, - он глубоко вздохнул и выдохнул сквозь стиснутые зубы. - Поскольку я исполняю обязанности командира, я должен определить ваше наказание. Итак, за ущерб, нанесенный помещению, вы заплатите сто сестерциев. Трактирщик может требовать остальное у сирийцев для справедливости. Что касается драки и травм, причиненных другим солдатам, у меня это не является правонарушением. Разбивать чужие головы и преуспевать в этом – вот для чего существуют преторианцы.

Трое мужчин изо всех сил пытались сдержать ухмылки, но выражение лица Макрона оставалось жестким и бескомпромиссным, когда он продолжил. - Насколько я понимаю, настоящее преступление состоит в том, что вы позволили кучке кривоногих ауксиллариев взять над вами верх. За это каждый будет оштрафован на месячную зарплату и отправлен на месяц на уборку штабных конюшен. Это все. Разойтись.