- Кто здесь центурион? А? Отвратительные волосатые ублюдки!
Волки продолжили бежать и исчезли между деревьями. Макрон выпрямился, грудь вздымалась, когда он глубоко вдохнул и позволил напряжению в мускулах ослабнуть. Затем он повернул обратно в сторону костров и двинулся дальше.
Вокруг него падали большие снежинки. Он держал свой курс настолько прямо, насколько мог, но когда легкий ветерок подул и усилился, снег ударил ему в лицо, и было почти невозможно смотреть вперед или сохранять какое-либо ощущение направления или того, какое расстояние он преодолел с тех пор, как заметил костры.
Затем, во время кратковременного затишья метели, он заметил свет справа от себя, повернулся и ускорил шаг. Подойдя ближе, он мог ясно видеть пламя, и в свете, который оно отбрасывало, он мог различить сидящие рядом фигуры, а сбоку темные очертания повозок и мулов, стоящих задними конечностями против ветра. Его сердце согрелось от этого зрелища, прежде чем осторожность взяла верх и заставила его замедлиться. Лучше быть уверенным, чем наткнуться на врага и лишиться жизни, не предупредив Корбулона и остальных о мятеже. На карту было поставлено слишком многое. Поэтому он покружил к фургонам, их грузы были засыпаны снегом, и проложил себе путь между ними, пока не увидел людей у костров. Один уже шагал к нему, черная фигура на фоне пламени, и Макрон нырнул обратно за фургон. Когда этого человека больше не было видно, он подался вперед и увидел, что тот повернулся, чтобы помочиться. Когда моча вылилась ручьем, мужчина удовлетворенно вздохнул. Его профиль нельзя было спутать ни с чем, и Макрон появился из-под фургона и подошел к нему.
- Командующий Корбулон, - спокойно обратился он к своему начальнику. - Добрый вечер, господин.
Корбулон резко повернулся, все еще мочась, и Макрон шагнул в сторону, чтобы его не окатило брызгами. Глаза полководца расширились от тревоги, затем от шока узнавания, когда он различил скулистые черты лица под полосой ткани, которую Макрон обмотал вокруг его головы.
- Центурион Макрон... Что, во имя долбанного Плутона, ты здесь делаешь? – И тогда до командующего дошло, что присутствие и внешний вид Макрона были зловещими. - Что случилось в лагере?
Когда Макрон закончил свой рассказ о мятеже Корбулону, Катону и Аполлонию, греясь у одного из костров, воцарилось короткое молчание, пока полководец размышлял над опасной ситуацией, с которой он и его армия теперь столкнулись.
- Я должен был отправить Орфита обратно в Тарс с позором, когда у меня был шанс. Теперь некомпетентный дурак поставил под угрозу осаду Тапсиса. Когда слухи о мятеже разойдутся, можете быть уверены, что парфяне воспользуются нашей слабостью. Они будут пытаться поднять восстание по всей границе. Клянусь богами, они могут даже нанести удар первыми и вторгнуться в восточные провинции, в то время как я изо всех сил пытаюсь сдержать мятеж и новые восстания.
Корбулон схватился за подбородок и посмотрел в огонь, когда один из преторианцев добавил еще одну сухую сосновую ветку, принесенную из ближайшего леса. Высохшие иглы ненадолго вспыхнули, прежде чем огонь лизнул древесину.
- Мы должны как можно скорее положить конец мятежу, - заключил он. - Как бы я ни ненавидел эту идею, мне придется договориться с Орфитом и убедить его отказаться от мятежа.
- Но вы слышали, что сказал центурион Макрон, - возразил Аполлоний. - Мятежники требуют, чтобы вы прекратили осаду и отступили. Если вы сделаете это, повстанцы Тапсиса одержат победу. Кто знает, какой город или провинция будет следующим?
- Довольно. Поэтому о снятии осады не может быть и речи. Я могу достаточно легко удовлетворить большинство их других требований, а затем мы сможем разобраться с главарями, когда я вызову достаточное подкрепление, чтобы подавить мятеж. Но пока я должен держать людей в лагере и продолжать осаду, чего бы это ни стоило.
- Вы можете быть уверены, что Орфит и другие предъявят невыполнимые требования, господин, - сказал Катон. - С такими вещами не мог бы согласиться ни один римский полководец.
- Я знаю. Но какой у меня выбор? Если я откажусь, они возьмут нас всех в заложники вместе с остальными пленниками и передадут свои требования ближайшему высокопоставленному римскому чиновнику. И это будет Квадрат, наместник Сирии. Можете быть уверены, что этот ублюдок воспользуется возможностью навсегда разрушить мою карьеру.
Катон кивнул. С самого первого момента, когда Корбулон прибыл, чтобы взять на себя командование войсками Рима на востоке, правитель Сирии попытался бросить ему вызов. Он задумался над тем, что Макрон рассказал им о событиях в лагере.
- Ты говоришь, что мятежники открыли хижины с припасами?
Макрон кивнул. – Общипали до зернышка и набили свои рты всем, что они смогли найти. Включая то, что осталось в офицерской столовой и в запасах командующего.
- Хорошо, - Катон потер руки вместе, а затем поднес ладони к огню. - Тогда в лагере почти не останется припасов. Хорошо, что мы закончили охоту и повернули назад, когда пошел снег, но давайте не будем слишком торопиться, чтобы вернуться и начать переговоры с Орфитом. Завтра к полудню мы сможем добраться до лагеря. Если мы дадим ему еще один день, мужчины снова начнут голодать с замаячевшей перспективой голодной смерти. Они будут жаждать еды. Катон кивнул в сторону повозок. - И у нас есть много этого прямо здесь, и мы можем выбрать, предоставить ли солдатам ее или нет, как мы посчитаем нужным.
- А как насчет конвоя с припасами? - спросил Корбулон. - Он должен прибыть в лагерь в ближайшие пару дней. Мятежники знают, что он уже в пути. Они могут легко продержаться, пока он не прибудет.
Катон пожал плечами. - Если бы мы послали человека, чтобы остановить конвой, с приказом сжечь его, и не дать ему попасть в руки мятежников, тогда угроза голодной смерти будет вполне реальной. Я бы сказал, что у нас сильная позиция. Сейчас мы контролируем единственное, чего они хотят больше всего на свете: еду. Мы говорим им об этом, и они скоро забудут большинство своих требований.
- Ты кажется невнимательно слушал? - вмешался Аполлоний. - Макрон сказал нам, что повстанцы в Тапсисе пообещали накормить мятежников, если они снимут осаду.
- Я подозреваю, что это обещание было дано исключительно для того, чтобы спровоцировать мятеж. Теперь, когда это достигнуто, какой у повстанцев стимул сдержать свое обещание? Вы бы на их месте сделали это?
- Я, конечно, не стал бы, но я склонен занимать более циничную позицию, чем большинство людей.
- Я заметил это. Даже с учетом этого, я думаю, мы столкнемся с тем, что повстанцы будут ставить прагматизм выше принципов. - Катон повернулся к командующему. - Господин, я предлагаю остаться здесь еще на день перед тем, как отправиться в лагерь. Если мы сможем приехать к раннему утру, когда мужчинам будет холодно и голодно, я думаю, что именно тогда ваше предложение окажет наибольший эффект.
Корбулон задумался на мгновение, пока другие офицеры выжидающе смотрели на него. Потом кивнул. - Очень хорошо. Мы остаемся здесь. Первым делом нужно найти немного еды для центуриона Макрона, а затем нам всем отдохнуть. Думаю, в ближайшие несколько дней нам понадобятся бдительные тела и умы. Ставки высоки, господа. Будьте уверены, что мы выполним свой долг перед Римом. Он никогда не простит нам, если мы этого не сделаем.
Два дня спустя, когда рассвет забрезжил над горами на востоке, часовой у западных ворот лагеря прищурился в темноту, затем повернулся, чтобы поднять тревогу. Мгновение спустя буцина подала сигнал готовности, и люди дежурной когорты неохотно вышли из своих хижин, подняли свои дротики и щиты, прежде чем поспешить к своим позициям на валу. К тому времени, когда Орфит проснулся, оделся и направился к башне над воротами, линия фургонов была отчетливо видна не более чем в двухстах шагах от внешнего рва.
Сосновые ветки были сложены под фургонами и вокруг них под покровом темноты, и теперь позади них горел огонь, а преторианцы с факелами спешили по местам рядом с каждой из повозок. Остальные преторианцы под командованием Макрона выстроились в линию перед фургонами, с щитами и копьями, воткнутыми в снег. Командующий Корбулон медленно подошел к воротам и остановился в тридцати шагах от них, опередив Катона, Аполлония и его штабных офицеров. Катон посмотрел на лица вдоль вала, затем взглянул налево и увидел, что осадная батарея выглядела безлюдной, а деревянные рамы онагров возвышались над полевыми укреплениями, неподвижно и резко выделяясь на фоне неба, в то время когда они должны были бить по стенам Тапсиса.
- Кто утверждает, что командует этой мятежной толпой? - потребовал ответа Корбулон, пробегая взглядом по линии вала, прежде чем устремить взгляд на одного из мужчин на вершине башни. - Это ты, Орфит?
- Да, легат! Так ты знаешь о мятеже? Я так понимаю, тебе сообщил центурион Макрон?
- Он сделал это. И он говорит мне, что он не единственный офицер, который отказался присоединиться к твоей банде предателей. Освободи их и положи конец этому предательству, и я клянусь, что выслушаю твои обиды и сделаю все, что в моих силах, для их решения.
- Если Макрон с тобой, значит, ты уже знаешь о наших жалобах. Согласись с нашими требованиями и поклянись всем, что для тебя свято, что ты их выполнишь, и что не будет возмездия для тех, кто вовлечен в мятеж, и мы откроем ворота и позволим тебе и фургонам войти в лагерь.
- Я думаю, ты переоцениваешь свое положение, Орфит. Ты и остальные солдаты голодаете. Единственная еда, непосредственно доступная вам, находится в этих повозках. - Корбулон повернулся в седле и указал на преторианцев, охранявших груды туш кабанов и оленей. - Ты и твои заговорщики должны немедленно сдаться центуриону Макрону. Остальные должны принести новую клятву верности мне как представителю императора, действующего от имени Рима. Для этого они должны идти сюда, центурия за центурией. Если кто-то из вас откажется, я прикажу поджечь фургоны. Мясо в них превратится в дым, и мы все умрем с голоду.