– Ничего не понимаю.

– Они состряпали приказ об его аресте и завтра весь день будут охранять берег. Мы хотим, чтобы вы…

– Мистер Дэкстри, я не хочу навлекать на себя неприятностей. У меня и так их достаточно.

– Но послушайте, – настаивал Дэкстри. – Нам непременно надо послать его в Фриско, чтобы он там поднял тарарам в верховном суде. Какой-то… судья морочит нас. Мы приперты к стене.

– Мне очень жаль, Дэкстри, что я ничем не могу помочь вам. Я и так оказался замешан в одной из ваших проделок.

– В данном случае не будет никаких зайцев и вам ничего не грозит, – начал Дэкстри. Но капитан прервал его.

– Нет, и не просите. Я не согласен.

– А, вы не хотите. – Старик начинал сердиться. – Тогда послушайте меня. В лагере все знают, что мы с мальчиком абсолютно правы в этом деле и что нас обманывают и обкрадывают. Адвокат должен удрать сегодня же, а то они засадят его на основании какого-нибудь идиотского обвинения. Он просидит у них три месяца. Вот что я вам скажу. Если вы не возьмете его, то я тут же пойду к санитарному инспектору – он мой хороший знакомый – и он наложит карантин и на вас, и на ваш пароход. Мне это очень неприятно делать – это не в моем обыкновении. А теперь, сэр, вот вам мой план.

Он в нескольких словах очертил его онемевшему моряку. Когда он кончил, Стивенс сказал:

– Никогда еще, сэр, со мною так не говорили. Вы употребили насилие, и при данных обстоятельствах я не в состоянии отказать вам. Я сделаю то, о чем вы просите, но не потому, что вы мне грозите, а потому, что вы пострадали по делу «Мидаса», и потому, что я не могу не восхищаться вашей чертовской наглостью.

И он вернулся в ложу.

Дэкстри пошел в контору Уилтона.

Неподалеку от нее он заметил фигуру человека, стоявшего в соседнем подъезде.

– Они шпионят за вами, – объявил он, входя в контору. – Есть у вас тут черный ход? Прекрасно. Оставьте лампу на столе, мы выйдем оттуда.

Они тихо вышли в темный, извилистый переулок, упиравшийся во вторую улицу. Шлепая по грязи, они круговым путем дошли до моста, под которым на стремительных волнах отражались огни Макова буксира.

Пары были разведены, и Дэкстри дал инструкции капитану. Они простились с адвокатом; маленькое судно понеслось вниз по течению, вышло в открытое море и исчезло в темной дали.

– Теперь я потушу лампу Уилтона, чтобы они подумали, что он лег спать, – сказал Дэкстри.

– Да, а утром я сменю тебя на чердаке Мак Намары, – сказал Гленистэр. – Вот будет потеха, когда они завтра не найдут его.

Они вернулись тем же путем в комнату адвоката, потушили свечи и пошли домой спать. На рассвете Гленистэр отправился на наблюдательный пост над конторой Мак Намары.

Нельзя сказать, что это было очень удобно – целый день лежать на балке, не отрывая глаз от трещины в полу; наблюдателю казалось, что день никогда не придет к концу.

Медленно ползли часы, и кисти Гленистэра нетерпеливо ныли, но он не смел двинуться, когда внизу кто-нибудь находился, ибо постройка напоминала своей хрупкостью карточный домик.

Впрочем, он забыл и о неудобствах своего положения, до такой степени он увлекся разыгравшимися под ним интересными сценами.

Сначала явился судебный пристав, заявивший о том, что ему не удалось найти Уилтона.

– Ему каким-то образом удалось выйти вчера вечером. Мои люди следили за ним и видели свет в его окне до двух часов ночи. В семь часов мы ворвались к нему, но его уже не было.

– Он откуда-нибудь узнал о наших планах. Пошлите понятых произвести основательный обыск на «Санта Марии» и установите наблюдение за берегом, чтобы он не успел уплыть на маленькой лодке. Вы лично осмотрите пассажиров, идущих на пароход. Не доверяйте вашим людям. Он способен перерядиться и таким путем проникнуть на пароход. Он, пожалуй, даже может переодеться женщиной. Вы понимаете, в порту всего один корабль, и его не следует выпускать отсюда.

– Не выпустим, – сказал Вуриз убежденным тоном.

Незримый свидетель их разговора улыбнулся, так как в это время маленький буксир Мака уже находился в двадцати милях от берега в ожидании парохода «Санта Мария» и Билл Уилтон завтракал а его маленькой каюте.

Утренние часы проходили, не принося с собой известий об адвокате, и беспокойство Мак Намары стало возрастать.

В полдень Вуриз вернулся с докладом, что пассажиры уже все на пароходе и что последний собирается отходить.

– Клянусь Богом, он у вас проскользнул между пальцами, – бушевал политический деятель.

– Нет, не проскользнул. Он, может, и спрятался где-нибудь в угольном ящике, но я лично думаю, что он еще на берегу и рассчитывает удрать в последнюю минуту. Я еще раз обыщу весь берег. Если мы не найдем его, то можете быть уверены, что он спрятался где-нибудь в городе и попадется нам позже. Я расставил людей вдоль по берегу на протяжении двух миль.

– Нельзя дать ему удрать. Если он доберется до Сан-Франциско… Скажите вашим людям, что я дам пятьсот долларов тому, кто найдет его.

Через три часа Вуриз вернулся.

– Пароход ушел без него.

Политический деятель разразился проклятиями.

– Я вам не верю! Он как-нибудь провел вас! Я в этом уверен.

Гленистэр ухмыльнулся над полусъеденным бутербродом и, повернувшись, лег на спину, различая говоривших по голосам.

Он оставался целый день на своем посту. Вечером он услыхал, как вошел Струве, очевидно, опять сильно выпивший.

– Так он удрал, а? – начал он. – Я так и думал? Ловкий парень этот Уилтон.

– Ничего он не удрал, – сказал Мак Намара. Он еще в городе. Только дайте мне засадить его в тюрьму. Я не выпущу его до зимы.

Струве упал в кресло и дрожащей рукой зажег папиросу.

– Черт знает что вышло, Мак. Вы думаете, мы выиграем?

Человек наверху напряженно прислушался:

– Выиграем… А разве мы уже не выигрываем? Чего вам больше надо? Только бы поймать Уилтона. Он знает кое-что, а много знать – штука опасная. Черт. Если бы у меня был настоящий мужчина вместо Стилмэна. Не знаю, кой черт меня дернул привезти его.

– Вы правы. Он слишком слабохарактерен. Не то, что его племянница. Вот это девушка. Что бы мы делали без нее? Ах, молодец!

Гленистэр внезапно сжал кулаки. Какое право имел этот пьяница так говорить о ней?

– Да, она храбрая девочка. Подумайте, как она обработала Гленистэра и его дурака компаньона. Надо быть здорово храброй, чтобы одной везти сюда ваши инструкции; если бы не она, дело наше никогда не прошло бы так гладко. Не могу без смеха вспомнить, как эти двое прятали ее в своей каюте, а сами спали с овцами на твиндеке, когда все бумаги были спрятаны у нее же на груди. А потом, когда мы принялись за дело, она взялась за них и уговорила их отдать свой прииск без борьбы. Вот это называется «отвечать взаимностью любящему человеку».

Ногти Гленистэра впились в его ладони, и он смертельно побледнел. Он не был в состоянии сразу осознать услышанное им. Он испытывал чисто физическую боль, и моментами ему хотелось ударом кулака отбросить ужасное подозрение, навеянное словами нотариуса.

По природе своей он не был недоверчив, и девушка казалась ему существом чистым, таинственным, особенным и абсолютно неспособным на обман. Он любил ее, чувствуя, что придет день, когда и она неминуемо полюбит его.

В ее больших, прозрачных глазах он не нашел и тени двоедушия. И все же… Неужели она все время знала?

Он пропустил мимо ушей часть дальнейших разглагольствований адвоката. Теперь же он вновь припал к своей щелке в полу.

Мак Намара стоял у окна, глядя на темную улицу и повернувшись спиной к адвокату, валявшемуся в кресле и неустанно болтавшему.

Гленистэр скрипнул зубами – его охватило яростное желание дать волю своему гневу, сорвать голыми руками настилку потолка и ринуться на двух собеседников.

– Она понравилась мне, как только я ее в первый раз увидел, – продолжал Струве.

Он помолчал, и черты его лица как-то сразу погрубели.