Изменить стиль страницы

Глава 5. Философия

Чтение великих авторов, усилия мысли, изучение трудов гениальных учёных не обязательно делают человека умным. Но риск чрезвычайно велик.

Мартен Паж

И вновь время текло своим чередом, а жизнь проходила всё мимо. Хиггинс не рассказывал об их договорённости с Фомлином, но теперь, когда старик уходил с площади, ему на смену приходил один из двух юных гномов.

Поначалу те избегали перекинуться со Скалозубом даже словцом, но молодость редко соседствует с терпеливостью. В отличие от Хиггинса, который запросто мог часами сидеть на лавочке, наблюдая за редкими прохожими сквозь полуприкрытые веки, энергичные гномы быстро начинали изнывать от тоски. Один во время своего дежурства монотонно ходил кругами по площади, другой постоянно жонглировал мелкими камешками или швырял их на меткость в самые разные цели. Хорошо хоть, не в начавшую заживать голову узника…

Скалозуб же, если чему и научился за время долгого и безнадёжного заключения, так это бесконечному терпению. Юношам было явно не по душе караулить и оберегать приговорённого на смерть, бессмысленность занятия угнетала. Пока их взгляды были наполнены ненавистью и осуждением к объекту, ставшему для них досадной обузой, он даже не пытался завести разговор.

Молодость сдалась первой.

— Никак не могу взять в толк, какого тролля мы должны сторожить тебя тут как величайшую драгоценность?! — гном, до того обошедший площадь не одну сотню раз, стоял уперев руки в бока. — Всё равно ж ты раньше или позже издохнешь! Что могло понадобиться от тебя Фомлину?

Скалозуб хорошо усвоил манеру Хиггинса подолгу молчать перед тем, как ответить. Это придавало словам особый вес и значение. Вот и теперь он не спешил говорить, тщательно взвешивая в уме каждое слово:

— Как вы думаете, молодой гном, почему именно к Фомлину прислушивается подавляющее большинство жителей Квартала? А не, скажем, к мнению Дорки? Ведь тот моложе, сильней, агрессивнее.

У юноши от неожиданности отвисла челюсть. Похоже, он, как и злобные ребятишки, сомневался в умении осуждённого разговаривать, тем более лаконично. А над заданным Скалозубом вопросом в жизни никогда не задумывался.

Уловив замешательство собеседника, Скалозуб как мог поднял закованную кисть и указательный палец вверх, подчеркивая свои слова:

— Фомлин не может соревноваться с Дорки в краткосрочной перспективе, так сказать, в лобовом столкновении. Дорки со своими головорезами просто разорвут его на куски! Но Фомлин способен на длительное планирование, он смотрит вдаль и заранее готовится к грядущим событиям. Думаю, мы все станем свидетелями его мудрости. Это лишь вопрос времени.

Скалозуб понятия не имел, насколько сказанное им соответствует истине, всё что он знал — Фомлин является кем-то вроде неформального лидера, старосты черни. Каковы же его способности и настоящие планы, можно было только гадать.

Тем не менее, ему совершенно точно удалось убедить юного гнома в важности поставленной перед оным задачи. Хотел бы Скалозуб и сам хоть немного верить, что данная суета не бессмысленна…

 

После первого контакта взаимодействие между гномами сдвинулось с мёртвой точки. Бойл, так звали наяривавшего по площади круги юношу, слово за слово, всё чаще стал разговаривать со Скалозубом.

Молодому гному, выросшему в трущобах, всего пару раз в жизни удалось побывать в Пещере ремёсел, да и то лишь в качестве разнорабочего. Живущие в Квартале обнищавшие законнорожденные о своём прошлом предпочитали не разговаривать даже с близкими, так что жизнь знатного сословия представлялась простому парню загадкой. Скалозуб же, которому всё равно делать было решительно нечего, с удовольствием рассказывал Бойлу про быт законнорожденных, взаимоотношения членов Домов, систему рангов, гласные и негласные договорённости, традиции и всё, что тот хотел знать.

Больше всего необразованного юношу поразила такая вроде бы понятная и логичная для мало-мальски грамотных гномов вещь, как хозяйственный учёт имущества в каждом Доме. Все эти описи, ведомости, бухгалтерские книги, договора казались тому чистой магией, колдовством. Бумажки с цифрами и буквами обладали самой настоящей властью над жизнью обитателей Пещеры ремёсел! Грубая сила, а часто даже власть или взаимоотношения оказывались поверженными в пух и прах благодаря составленному грамотно документу! Бойл широко разводил руками и качал головой, смотря на Скалозуба как на безумца. Все эти формальности, правила, бумажки и тому подобные вещи были совершенно неведомы беднякам.

Скалозуб не только говорил, но и слушал. Причём впитывал всё, сказанное Бойлом, как губка. От его прежнего презрительного отношения к черни теперь не осталось и следа. Пришло запоздалое понимание — несчастные оборванцы такие, каковы они есть зачастую не по своей вине. У нищих гномов не было ни образования, ни возможностей. Они были полностью зависимы от воли случая, подачек законнорожденных и Короля.

Для большинства местных гномов пределом мечтаний было стать слугой в каком-нибудь Доме. Такая работа отнимала всё свободное время, но давала возможность быть относительно сытым и передавать мизерные, по меркам законнорожденных, гроши своим семьям.

Наибольшим счастливчикам доставалась роль стражей. И хотя, принося присягу, страж полностью отрекался от прошлого и родных, теперь он становился гномом совсем другого сорта. Это Скалозуб знал и сам ­– права стражей, на деле, были выше, чем у самых богатых законнорожденных.

Бойл поведал и о двояком отношении черни к воинственным выходцам из трущоб. С одной стороны, их презирали и ненавидели как предателей. Стражи, в свою очередь, дабы оправдать отречение от семьи, считали себя высшей кастой и вели себя по отношению к «недостойным беднякам» особенно жёстко. С другой стороны, любой из подростков Квартала без раздумий согласился бы на роль профессионального воина Короля.

С большим удивлением Скалозуб узнал, что Фомлин — бывший законнорожденный из разорившегося несколько лет назад Дома. Какого именно, Бойл, само собою, не знал. Ему что Дом Среброделов, что «Говноделов» был на одно, как говориться, лицо.

Скрывавшийся, вероятно из-за долгов, от всех власть имущих Фомлин, естественно, своё происхождение тоже не афишировал. По придуманной им же легенде он был приблудным сыном стража и проститутки. Всю жизнь работал в Пещере ремёсел слугой, потом глава Дома помер, не оставив наследника, добрые родственнички растащили всё добро до последнего гвоздика, а верную, но ненужную более прислугу сослали обратно в Квартал. Не сказать, что такая уж редкая история в наши дни.

Лишь несколько гномов знали подлинную историю Фомлина, но все они были преданы тому и молчали. Бойл и сам жалел, что сболтнул лишнего и взял со Скалозуба клятву, что тот унесёт сию тайну в могилу. В отсутствии подробностей скрывать было особенно нечего, желающих беседовать с ним также не наблюдалось, так что стоявший одной ногой в той самой могиле приговорённый, не колеблясь, заверил юношу, что будет держать рот на замке до последнего.

Благодаря своей дальновидности, умению договариваться и находить компромиссные решения, Фомлин быстро снискал себе уважение. И хотя в Квартале не было общепризнанного и уж тем паче официального управляющего, а глобальные решения принимались на весьма редких собраниях, фактически он стал руководить жизнью трущоб. Ныне именно опальный законнорожденный созывал и вёл все собрания, именно его речи, как правило, склоняли толпу в ту, либо иную сторону.

Конечно, не всем пришлись по нраву его управление и влияние. Агрессивно настроенные гномы объединились вокруг Дорки, не признавая никаких авторитетов кроме грубой силы. Страх перед стражами, ненависть и желание противопоставить себя окружающим сделали их настоящим бедствием для жителей Квартала. Паразиты, глаголющие о своей исключительности и правах, помалкивали перед стражами и не высовывались из трущоб, играя при этом роль якобы защитников бедняков и требуя с них плату «за безопасность». Все прекрасно понимали, «безопасность» заключалась лишь в том, что эти же самые защитнички не перережут тебе глотку в глухом переулке.

Фомлин, как мог, с бандой боролся, но у него не хватало физической поддержки, чтобы головорезов хотя бы относительно бескровно унять. Устраивать же внутри Квартала междоусобную резню, означало ещё больше ослабить и без того выживающих из последних сил голодранцев.

 

Пожалуй, большим авторитетом, нежели Фомлин, у черни пользовался только некий Пастырь или, как его называли гномы помоложе, Дедушка. Скалозуб уже неоднократно слышал это прозвище, но не до конца понимал, кто этот гном, и какую роль играет в обществе бедняков.

— Дедушка вещает нам о Праотце и о праведности, — как само собой разумеющееся пояснил Бойл, пожимая плечами.

Насколько Скалозуб мог судить из скудных исторических хроник, до трагических событий, именуемых Бегством, когда в страшной спешке гномы отступили в Оплот, религия играла в общественной жизни весьма слабую роль. Гномы прежней эпохи предпочитали слепой вере непредвзятые факты, сухие цифры, объективные науку и логику. В качестве средства воспитания морали и нравственности лучшие умы расы разработали сложное и чрезвычайно глубокое учение, названное впоследствии Философией.

То было время славы и величия гномов! Хитрые люди, невероятные существа, приспосабливающиеся всегда к любым внешним условиям, отправляли юных принцев и наследников влиятельных семейств на обучение именно к гномам, а вовсе не к надменным эльфам с их магическими искусствами. Что, правда, совсем не мешало людишкам обучать менее значимых отпрысков у остроухих… но факт остаётся фактом, научный подход гномов доминирующая в то время раса людей ставила выше диковинных мистических практик и это давало плоды. Великие империи были плодом разума, тщательно продуманной системы и правил, а эльфы… те до самого Рокового дня так и скакали как ненормальные по лесам.