Что это за чертовщина, Фитц? Я, бл*дь, так не думаю, братан.

Как будто мои мысли были переданы прямо в его разум, голова Фитца резко поднимается, его взгляд встречается с моим, и он щурится на мгновение. Он точно знает, что я видел, и этот ублюдок, похоже, не беспокоится. Он знает меня, так что должен также знать, что я не очень хорошо отношусь к тому, что другие парни присматриваются к моей собственности. Собственность, независимо от того, что другая сторона не знает, что она является чьей-то собственностью, составляет девять десятых закона. И я всегда был готов защищать то, что принадлежит мне.

У Фитца хватает наглости улыбнуться мне.

Улыбнуться.

Кусок гребаного дерьма.

Над головой глухой, угрожающий раскат грома заглушает мрачные слова Кайли.

Я видел сон... Не все в нем было сном.

Погасло солнце светлое, и звезды

Скитались без цели, без лучей

В пространстве вечном; льдистая земля

Носилась слепо в воздухе безлунном.

Снова грохочет гром — предзнаменование того, что должно произойти, дурное предзнаменование, посылающее предвкушающую дрожь вниз по моей спине. Когда я отворачиваюсь от учителя английского, Элоди Стиллуотер пристально смотрит на меня.

В течение следующих тридцати минут я замечаю, что она снова и снова смотрит на меня из-под темных ресниц, и каждый раз, когда это происходит, моя решимость укрепляется. Здесь есть какая-то связь. Странная, неудобная связь, которая заставляет меня потеть каждый раз, когда я думаю о ее разрыве. Интересно, чувствует ли она панику, огорчение и возбуждение всякий раз, когда слышит мой голос?

Элоди первая выходит за дверь, когда раздается звонок. Она наклоняет голову, закидывает сумку на плечо, прижимая к груди бирюзовую папку, и выскакивает из комнаты прежде, чем Карина даже успела вскочить на ноги.

До этого момента я не обращал внимания на Карину. Я даже не удостоил ее косым взглядом. Она — наказание Дэшила, а не мое. И вот теперь я становлюсь её неудобством, как будто по ее коже бегут мурашки, и ее вот-вот вырвет, пока она пробирается через потертую, беспорядочную мебель Фитца, медленно пересекая комнату по направлению ко мне.

Чертовски замечательно.

Я знаю, что будет дальше.

Карина, Карина. Милая маленькая Кэрри. Курица-наседка с четвертого этажа. Хрен знает, когда Харкорт назначил ее защитником всех новых студенток, но она должна очень серьезно относиться к своей роли, если хочет прийти сюда и встретиться со мной лицом к лицу.

Она прочищает горло, объявляя о своем присутствии. Я смотрю вниз на свой телефон, притворяясь невежественным, но, конечно же, я прекрасно знаю, что она там.

— Карина.

— Ты мог бы соблаговолить на секунду отложить телефон. — Ее голос холоднее, чем тот ледяной тон, которым обычно говорила моя бывшая мачеха, когда обращалась к моему отцу.

Лукаво улыбаясь, я даю ей то, что она хочет — поднимаю голову и смотрю ей прямо в глаза. По моему опыту, многие люди хотят привлечь мое внимание. Когда оно у них есть, они очень быстро хотят его вернуть. Карина — не исключение. Она вздрагивает под тяжестью моего пристального взгляда. Но она сильнее многих других. Она не отводит взгляда.

— У меня к тебе только два слова, Джейкоби. Не. Надо.

О-хо-хо. Это будет очень интересно.

— Не надо быть таким потрясающе красивым? Не надо быть умнее всех мужчин в этом месте? Не надо заставлять твое сердце трепетать в груди каждый раз, когда ты смотришь на меня?

Карина стискивает зубы, ноздри ее раздуваются.

— В тебе много качеств, Рэн, но тупость — не одно из них. Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю. Я видела, как ты на нее смотришь. Просто не надо, — она разворачивается и спешит к выходу, убегая прежде, чем я успеваю поиграть с ней еще немного.

С Кэрри никогда не было весело. Понятия не имею, что Дэшил в ней нашел.

— Это выглядело как резкий обмен репликами.

Сейчас в классе никого нет, кроме меня и Фитца. Дэшил и Пакс, может быть, и мои мальчики, но ни один из них не выносит Фитца. У них есть свои причины; они не задержатся в его классе ни на секунду дольше, чем требуется для поддержания своих оценок.

Бросив угрожающий хмурый взгляд в сторону учителя, я поднимаюсь на ноги.

— Я очень зол на тебя, старина.

Фитц прислоняется к письменному столу рядом с ним, упираясь бедром в дерево. Скрестив руки на груди и криво ухмыляясь, он выглядит так, будто это он на меня злится.

— Мы уже проходили через это, — говорит он, тяжело вздыхая. — Ты совершенно ясно изложил свои намерения. Я уже говорил тебе, что это плохая идея. После того, что случилось с Марой, ты должен был...

Я хватаю его лицо одной рукой, впиваясь пальцами в его щеки. Щетина на его подбородке впивается мне в руку, возвращая воспоминания, которые я предпочел бы забыть.

— Я был бы очень признателен, если бы ты больше не упоминал о ней. Эта ситуация совсем не похожа на то, что случилось с Марой. Ты, как никто другой, должен это знать. Так ведь?

Моя кровь превращается в лед, когда глаза Фитца закатываются; он выглядит так, словно застрял в этой запутанной середине между яростью и экстазом.

— Ладно. Да. Ты прав.

— Элоди моя. Я уже обо всем договорился с ребятами. И я не собираюсь выяснять отношения с тобой. Ты и близко к ней не подойдешь. Я ясно выражаюсь?

Кивнув, Фитц протягивает руку и берет меня за запястье, медленно отводя мою руку от своего лица.

— Я и близко к ней не подойду. — Он тяжело сглатывает.

Я выхожу из его комнаты как раз в тот момент, когда первые капли дождя начинают хлестать в окна.