Глава 11

Тогда

Гуннар

Отец спустился к завтраку. Я так удивился, что даже встал со своего места, чтобы помочь ему сесть. Боже, как он постарел! Он был еще молод, но выглядел на восемьдесят. Последний сердечный приступ истощил его, и он уже не приходил в себя, как в тот раз, когда это случилось с ним впервые. Он был одного оттенка серого, от кончиков волос до цвета лица и рук, которые дрожали, когда он держал чашку.

— Отец, — сказал я, усаживаясь на свое место и складывая бумаги, которые просматривал. — Рад видеть тебя на ногах.

— Правда, — сказал он, не вопрос, а утверждение с посылом, который мне был не совсем понятен.

— Конечно, — сказал я. — А где Анника?

— Кто ж ее знает? — Он пододвинул свою тарелку. — Принеси мне немного колбасы, ладно?

— Ты уверен, что тебе стоит есть колбасу?

— Ты действительно думаешь, что это имеет значение? — спросил он, моргнув водянистыми глазами.

Я разинул рот, ошеломленный этой мрачной и пораженческой версией моего отца.

Король.

Но, как хороший сын, которым я никогда особенно не был, я встал и принес ему две сосиски из оленины. Но я также добавил на тарелку помидор и немного черники, которая как раз созрела в это время года.

— Ты была занят, — сказал отец, когда я снова занял свое место. — Поэтические чтения и тому подобное. — Он пододвинул ко мне газету, лежавшую на столе. На первой странице была моя фотография на мероприятии Руководства средней школы. Я стоял на ступеньках школы и махал через плечо стоявшей там толпе.

Бренна стояла рядом со мной, сосредоточенная на своем телефоне.

Я пожал плечами, делая вид, что не понимаю, к чему он клонит.

— Ты хотел, чтобы я больше уделял времени общественной жизни за пределами баров и вечеринок.

Его смех перешел в хриплый кашель.

— Отец...

— Привлечение Бренны в качестве твой помощницы выглядит не комильфо.

— Она не моя помощница, — ответил я.

— Но смотрится именно так. — Он постучал пальцем по фотографии, и мне неловко пришлось признать, что на этой фотографии она выглядела… как моя ассистентка. — Но речь не об этом. Мне нужно, чтобы ты съездил в Хельсинки на эти выходные. По делам государственной важности. Ужин и экскурсия по рыбным промыслам.

— Отлично. Бренна как раз рассказывала мне об их инновациях...

— Мне нужно, чтобы ты меня услышал, — сказал он и схватил меня за руку. Его ладонь была сухой и шершавой, как шелуха. Это было так поразительно, что я посмотрел вниз, чтобы увидеть, действительно ли его кожа касалась моей. Я не мог припомнить, когда в последний раз отец держал меня за руку так, чтобы это не было жестоко. — Когда-нибудь ты станешь королем.

— Знаю. И я пытаюсь заслужить этот титул...

Он отмахнулся от моих слов, как будто они ничего не значили.

— Ты уже заслужил его. Ты был рожден для меня. Ты мой сын. Точно так же, как я принадлежал своему отцу. И так сотни лет по ветвям семейного древа.

Я вспомнил, что думал именно так. Как я чувствовал себя вправе на корону и на должность. За верность моей стране и все, что с ней связано. А потом появилась Бренна и все изменила. За последний год я хотел заслужить ее преданность и, в более широком смысле, преданность всей страны. Я хотел ее уважения.

Последние несколько недель, когда мы с ней ездили туда и обратно на эти небольшие конференции и поэтические чтения, в музеи и галереи, мне казалось, что я впервые вижу свою страну. И по мере того, как фотографы буквально набрасывались на меня, а посты в социальных сетях меньше были посвящены моим походам по барам, а больше о том, как я разговариваю со своими согражданами, мне казалось, что я вижу себя впервые.

Вижу себя тем человеком, которым я мог бы стать. Человеком, который нужен моей стране.

Эти последние несколько недель были одними из лучших в моей жизни.

И Бренна имела к этому самое непосредственное отношение.

Помощница, блин.

— И, — сказал он, сощурившись, пока я не почувствовал, что его взгляд пронзает меня насквозь. — Тебе многое простится. Выпивка и вечеринки. Неподходящие женщины. Сплетни о сексе втроем в гостиничных номерах. Они могут назвать тебя бездельником, но при этом ты все равно останешься королем.

— Именно это я и пытаюсь сказать, отец. Я не хочу, чтобы страна называла меня так. Я хочу быть хорошим королем.

— Они полюбят тебя, когда ты женишься на наследнице.

— До этого еще далеко. — Я так хорошо научился не думать об этом, что почти убедил себя, что этого не случится. Что с помощью чистой силы воли я могу сделать так, чтобы этого не произошло.

— Тебе нужно держаться подальше от Бренны.

Я откинулся на спинку стула, убирая руку отца.

— Между мной и Бренной ничего не происходит.

— Это чистой воды брехня, мой мальчик, — сказал он.

— Я не лгу.

— Ты только и делаешь, что лжешь. Ты мой сын, Гуннар. Никто не знает твоего темного, разочаровывающего сердца так, как я.

Я встал, этому разговору конец. Абсолютный. Я думал, что он потерял способность причинять мне боль своей неприязнью. Было обидно осознавать, что я ошибался.

— Ты почти что помолвлен с наследницей.

— Никто не сказал ни слова о помолвке. Я всего лишь отужинал с ней! — Один ужасный официальный, неестественный ужин с очень богатой женщиной, которая, как и Королева сейчас, была заинтересована только в том, чтобы носить корону.

— Один намек на нечто большее между тобой и Бренной, и я прогоню ее, Гуннар, — сказал он. Я замер. Мое сердце замерло. Все вокруг. Замерло. Изгнание? И это в наше-то время. То был старый закон, который превратился в вековую пыль откуда-то из анналов истории. — Я отошлю ее так далеко, что будет казаться, будто ее здесь никогда и не было.

— Ты не думаешь, что ее мать сможет возразить что-нибудь по этому поводу? — спросил я, слегка посмеиваясь над нелепостью его высказывания.

— Анника хотела быть королевой, — сказал он, пожимая плечами, что объясняло самую суть их отношений до мельчайших подробностей. Боже, как жаль, что Бренна оказалась права в вечер их свадьбы. Как ужасно, что я, казалось, был обречен повторить это.

— Почему бы тебе не изгнать меня?

— Не искушай меня, Гуннар.

— Ты не настолько силен, — сказал я.

— Ты понятия не имеешь на что я способен. Я делал большее и за меньшие проступки. Не испытывай меня, Гуннар. Она превратилась в сносную женщину, которая, без сомнения, выйдет замуж за какого-нибудь упоротого интеллектуала, и она...

— Остановись, Отец. Прекрати.

— Она не для тебя.

Я смотрел на отца, испытывая отвращение к нему и его крови, которая текла в моих жилах.

— Она не для нас, — сказал я и вышел из-за стола, оставив отца сидеть на месте.