Папа смотрит на меня.
― Я не знал, что ты встречаешься с ним в таком ключе, но я знаю, кем они являются, Эми.
― Правильно, ― я вздыхаю, снова принимаясь за еду. Глупый вопрос. Конечно, они не наводили справки на каждого, но они могли знать о парнях, потому что знали Эллиота в школе.
― Полагаю, у тебя есть, над чем подумать по поводу Мэддокса, но я всегда буду поддерживать тебя, милая.
― Спасибо, папочка.
― Хотя, я убью его, если он причинит тебе боль.
― Конечно же.
Остаток вечера проходит в легкой атмосфере, как это всегда бывает у папы. Прикончила свою еду, после чего Лара принесла свой знаменитый ореховый пирог. Я съела слишком много (добавив еще и взбитых сливок). Сейчас почти одиннадцать вечера и чувствую, что сейчас мне придется приложить больше усилий, чтобы уснуть.
Делаю себе горячее какао и на цыпочках возвращаюсь назад в свою спальню, которая выглядит именно так, как и была, когда я росла. Пятна неоново-розовой и синей краски разбрызганы на стенах, а ярко-синее покрывало застелено на кровати. Это словно возвращение назад в машине времени. Каждый раз, возвращаясь домой, говорю папе, чтобы он изменил комнату, но он никогда этого не делает. Я бы сказала, он барахольщик. Барахольщик в плане чувств.
Скольжу под одеяло, когда слышу, как телефон звенит на прикроватной тумбочке. Подняв его, снимаю блокировку.
МЭДДОКС: Когда ты будешь дома?
Я: В воскресенье, а что?
Он не отвечает, поэтому я пишу новое сообщение.
Я: Знаешь, так как я встречалась с твоим отцом, будет честно, если ты встретишься с моим.
Но как только я отправляю его, сразу же жалею. Он, возможно, думает, что я какая-то прилипала. Мой телефон пищит, когда я получаю сообщение.
МЭДДОКС: Да? Тогда увидимся завтра.
Я ухмыляюсь, по-дурацки, как какая-то маленькая девчонка. Боже. Пишу ему «Ок», добавив адрес и ставлю телефон на зарядку. Что я делаю? Такое ощущение, будто совершаю что-то неправильное. Но как может что-то быть неправильным, когда нити, на которых держатся предупреждающие знаки, — это чувства, которые ощущаются так правильно?