Глава 51

Позже тем же вечером у него разболелась голова. В ней было слишком много мыслей, и все они боролись за его внимание. Они бились в мягкие, хрупкие стены его разума, колотились так сильно, что казалось, будто череп меняет форму. Его мать продолжала кричать на него. С каждым днем мыслей становилось все больше и больше, и он был близок к тому, чтобы развалиться на части.

Он купил новые журналы и не мог достаточно быстро разорвать страницы. Схватив как можно больше глянцевых страниц, он вырвал их из переплета: картинки, реклама, карикатуры, фотография одеколона. Он рвал до тех пор, пока переплет не стал полностью голым.

Схватил другой журнал и начал его кромсать. Изображения красногубых, с глазами лани, грязных женщин усеивали его пол, их лица и тела были разорваны на куски. Они смотрели на него тупыми взглядами. У них были глаза мертвецов. Когда его руки начало сводить судорогой, он остановился и лег у стены напротив своей кровати. Он попытался вспомнить, как был внутри дома Андерсонов и как хорошо это было. Но не мог. Его мать кричала слишком громко.

Над его головой кто-то скребся. В окно. Йен. Он крепко зажмурился. Желание убивать стало таким навязчивым. Он чувствовал себя таким спокойным после Тиффани, таким спокойным после своей матери. После их смерти его головные боли и кошмары утихли... на некоторое время. Он чувствовал себя почти нормально.

Но он не был нормальным. Он никогда не будет нормальным.

Он начал терять самообладание, его маска медленно сползала. Дочь этой женщины видела его в лесу. Между ними стоял дуб, и он видел половину ее лица. Было темно, и он надеялся, что она не разглядела его хорошенько, прежде чем убежать. Но вполне возможно, что ей это удалось.

Тиффани тоже начала кричать. Каждую ночь с пруда доносились ее крики, такие громкие, что он мог слышать их из своей спальни. Они пытались втянуть его в неприятности. И они это сделают. В конце концов, пройдет не так уж много времени, прежде чем они точно выяснят, кто он такой. У них, вероятно, уже была хорошая идея.

В маленькой комнате было тесно, и его душила затхлость. Не обращая внимания на Йена, он пошел на кухню и достал пиво из холодильника. Затем перешел в гостиную. Надеясь, что пиво успокоит, он залпом выпил его.

В стенах зазвенели трубы. Элли дома. Ему придется уйти. Он потянулся за ключами от грузовика, но было слишком поздно. За его спиной послышались шаги Элли, и комнату наполнил резкий запах. Она распылила духи. Он попытался подавить чихание, но оно все равно вырвалось.

— Будь здоров, — сладко проговорила она. Сестра обошла диван и теперь стояла перед ним, загораживая телевизор. Синее полотенце, испещренное пятнами, было свободно обернуто вокруг нее. С ее волос капало, и она накрасила губы ярко-красной помадой.

Элли поджала губы.

— Ну, — поддразнила она, — думаешь, у твоей маленькой подружки тело лучше, чем у меня?

Он не смотрел на нее. Йен последовал за ним к передней части дома и теперь сидел у окна гостиной, скребя блохастой лапой по запачканному стеклу.

Ее тон стал холодным.

— Я задала тебе вопрос.

— Прекрати это.

— А что, если я не захочу?

Он молчал.

— Я всего лишь делаю тебе одолжение, ты же знаешь. Это потому, что мне тебя жаль. Мама была права. Ты жалок.

Он бросил на нее быстрый взгляд и увидел, что она снова ухмыляется. На мгновение он вспомнил старые времена. Маленькая девочка с грязным лицом, похожая на сорванца с косичками и в маленьком полосатом бикини, плавает с маской в канаве на переднем дворе, ловит раков и головастиков.

Она часто ходила за ним к пруду и в лес. Она была его маленькой поклонницей. Но это было так давно. Та Элли умерла и исчезла.

— Послушай, это для тебя. Все это. — Полотенце упало прежде, чем смог отвести взгляд, и он увидел ее обнаженное тело. Ее голую грудь, полную и упругую. Ее тонкую талию и плоский, гладкий живот. — Ты можешь взять это, ты ведь знаешь, — соблазняла она. — Это лучшее, что у тебя когда-либо будет.

На долгое мгновение его глаза были прикованы к ней, и он не мог дышать.

Она была... прекрасна.

Пиво быстро скисло у него в животе.

— Господи! — заорал он, швыряя свое пиво через всю комнату. Бутылка разбилась об окно гостиной, и стекло разлетелось вдребезги.

Она скривила лицо.

— Я знаю, что ты хочешь меня! — крикнула она. — Все хотят меня, разве ты не в курсе?

Борясь с желанием трясти ее обнаженное тело до тех пор, пока она не перестанет дышать, он вскочил с кресла и выскочил за входную дверь. Он должен уйти. Далеко-далеко отсюда... все.

***

Ветви хрустели, когда он пробирался по сырому лесу. Над ним пронзительно кричали совы. Он проклинал сов и голоса с пруда.

— Как я могу слышать вас отсюда? — он кричал в ночь. — Оставьте меня в покое, вы, гребаные суки!

Они так много кричали, слишком много. Его мать злилась еще больше, чем когда-либо. Она хотела, чтобы ее нашли. Она хотела отомстить. Тиффани испугалась. Она продолжала визжать, спрашивая, где она. Она плакала, что ей нужно домой.

Иногда, в редкие моменты, он мог улыбнуться их боли. Боль, то, чего они никогда раньше не знали. Но сейчас он не улыбался. Он поднял сосновую шишку и подбросил ее в воздух в тщетной попытке заглушить крики сов.

Что-то зашуршало у него за спиной. Он повернулся и присел, готовый свернуть Йену шею, если бы тот последовал за ним. Но он ушел без фонарика, а кустарник был таким густым, и ночь была слишком темной, чтобы он мог разглядеть даже свои собственные руки.

Он долго ждал и ничего не услышал, поэтому снова двинулся вперед, стиснув зубы.

Если бы только Элли знала, на что он способен. Если бы только она знала, как близок он был к тому, чтобы сделать с ней что-то невыразимое. То, за что он никогда себя не простит.

Пятнадцать минут спустя он был на поляне. Его сердце трепетало под всем этим шумом в голове. Дом Андерсонов был освещен, и кто-то был в гостиной. Именно на это он и надеялся.

Ему не нравилось, когда они рано ложились спать. И когда они были далеко от дома. Он нуждался в них, разве они не знали об этом? Ему нужно, чтобы они находились рядом.

Он боком прошел мимо качелей. Отец был в гостиной и с кем-то разговаривал. Они стояли лицом друг к другу.

Он опустился на землю, ночная земля холодила его футболку. Он увидел, как они обнялись, а потом...

Его тело напряглось. Ярость пронзила череп, и мысли вернулись, все закрутилось у него в голове. Он вскочил.

Его мать закричала: «Я же говорила тебе, что они не такие уж, бл*ть, идеальные!»

— Нет! — крикнул он, и его вопль отразился от деревьев. Он стоял в темноте, пытаясь набрать в легкие воздуха.

Теперь из высокого прямоугольного окна выглядывали два лица: муж Рейчел, Том, и девушка, которая до прошлого года присматривал за сыном Рейчел в качестве няни.

Ночь залило светом, и Том вышел через заднюю дверь.

— Эй? — сказал он. — Здесь кто-то есть?

Он попятился ближе к лесу, укрываясь в безвестности ночи.

Том неуверенно шагнул вперед. Один шаг, два шага.

— Я вижу, как ты стоишь там, — сказал он, опустив руки по бокам. — Я тебя знаю?

Он попытался вздохнуть. Воздух просачивался в его легкие, как будто его пропускали через трубочку.

— Я сейчас пойду и позвоню шерифу. Ты не можешь этого делать, ты же знаешь. Стоять во дворах у людей. Смотреть в их окна. Это то, что ты делал, верно?

— Ты хоть понимаешь, что ты, твою мать, творишь? — закричал он.

— Прошу прощения? — проговорил Том.

— Как ты мог так поступить с ней? — он взревел.

Мужчина замолчал. Когда он заговорил в следующий раз, его голос потерял обвинительный тон.

— Кто ты? — спросил он серьезно. — Мы знаем тебя? Ты знаешь Рейчел?