Другого своего «личного агента», который должен был помочь в организации покушения на Гитлера, Берия лично знал и даже сам завербовал его. Это был князь Януш Радзивилл, крупнейший польский магнат, парламентский деятель и друг Германа Геринга. Осенью 1939 года, когда Красная Армия вступила в Польшу, Радзивилла арестовали, привезли в Москву, где с ним начали «работу». Как вспоминал в мемуарах сам Радзивилл, Берия воскликнул: — Вы человек, который нам нужен! [52] Радзивилла освободили, он вернулся в Польшу, не раз посещал Берлин и информировал Москву о тамошних настроениях. Его Судоплатов собрался подключить к операции наряду с Чеховой.
Именно к Чеховой должен был явиться Игорь Миклашевский, которого тот же Судоплатов именует членом боевой группы. К группе принадлежали еще три опытных разведчика, приехавшие из Югославии. Эти бывшие офицеры Белой армии обладали и знаниями, и умением подпольной и диверсионной деятельности. Группа, по замыслу Судоплатова и Эйтингона, должна была начать практическую подготовку покушения на Гитлера: установить реальные подходы, собирать необходимую оперативную информацию. Группа располагала связью с Москвой — правда, не по радио, а через систему так называемых «мертвых почтовых ящиков», из которых верные люди изымали послания и передавали (опять же через Швецию) в Москву. По этому пути пришло первое извещение о Миклашевском. Пришли и другие сведения, в частности содержавшие пессимистическую оценку возможностей использования Ольги Чеховой в интересах специального задания. Игорь сообщал, что едва ли удастся «обосноваться» у нее. В своем очередном сообщении Игорь доносил, что у него есть подходы для организации покушения на Геринга. Однако в Москве думали о большем — о Гитлере.
Но здесь-то и появилось еще одно — на этот раз непреодолимое — препятствие. Судоплатов и сегодня считает, что, хотя разработка находилась в начальной стадии, группа могла реализовать план. Если бы было получено «высочайшее благословение», то в Берлин были бы брошены все силы, все специалисты.
Но «благословения» дано не было. План покушения на Гитлера, разумеется, докладывался Сталину. Однажды в 1943 году нарком госбезопасности Меркулов и Судоплатов прибыли по вызову на «ближнюю дачу» в Кунцево. Они знали, что Сталину уже докладывали о секретном замысле и тот одобрил его, — иначе трудно было бы что-либо готовить.
На этот раз дело повернулось иначе. Сталин выслушал прибывших и неожиданно сказал:
— Этого делать не надо.
В обычаи того времени не входило спрашивать Верховного главнокомандующего, наркома обороны, председателя Совнаркома и генсека ЦК ВКП(б), почему он решает так или иначе. Однако, когда в 1944 году Меркулов и Судоплатов еще раз рискнули задать вопрос о покушении, Сталин разъяснил: пока жив Гитлер, он не пойдет на сепаратное соглашение с Западом. А для США и Англии не может быть и речи о сделке, пока у руля находится Гитлер. Другое дело, ежели Гитлер исчезнет. Возможен приход к власти Геринга или Папена, с которыми западные державы могут сговориться…
Судоплатов не знал, что Сталину уже один раз предлагали убить Гитлера. Это предложение пришло в 1938 году в Москву от одного из агентов военной разведки, который имел возможность посещать мюнхенскую пивную «Остерия — Бавария», где часто бывал Гитлер. Эта небольшая пивная могла стать идеальным местом для террористического акта. Однако Сталин не одобрил этого предложения, что вызвало у агента понятное разочарование.
Игорь Миклашевский не получил из Москвы необходимой команды. Он оставался в Германии до конца 1944 года и выполнял другие опасные задания, после чего бежал в Бельгию и во Францию к бойцам Сопротивления. Из-за границы он вернулся в Москву, заслужив боевой орден Красного Знамени. Бомбу для Гитлера подложил не он, а граф Штауффенберг.
Сталин не только решил «пощадить» Гитлера в 1944 году. Он, безусловно, хотел заполучить Адольфа Гитлера живым. В ночь на 1 мая 1945 года из разговора с маршалом Жуковым он узнал, что это стало невозможным. Такой непредвиденный Сталиным факт и стал источником всех странных событий, разыгравшихся вокруг Гитлера после его смерти. Сталин не хотел мириться с фактом самоубийства Гитлера, а когда Сталин не хотел…
Что же произошло в Берлине
Командная пирамида органов, которые должны были найти Гитлера живым или мертвым, выглядела так:
В Москве— Управление «СМЕРШ» и его начальник, заместитель наркома обороны (т.е. Сталина) генерал-полковник Виктор Абакумов. Занимался этим и сам нарком внутренних дел Берия.
В Берлине— заместитель командующего 1-м Белорусским фронтом, генерал-полковник Иван Серов, подчиненный как Берия, так и Жукову; Абакумову в Берлине подчинялось фронтовое управление «СМЕРШ» под руководством генерал-лейтенанта Александра Вадиса.
В войсках— отделы «СМЕРШ» армий, вступивших в Берлин, — 3-й и 5-й ударных, 47-й, 8-й гвардейской, 1-й и 2-й гвардейских танковых армий. Однако особая роль выпала отделу «СМЕРШ» 3-й ударной армии, куда в апреле прибыл «для усиления» в качестве заместителя начальника опытный чекист полковник Василий Горбушин. О личном задании приступить к розыску Гитлера ему сообщил генерал Серов.
Насколько организованно шли розыски? С одной стороны, от ветеранов (Горбушина, Клименко и др.) я слышал, что специальных розыскных предписаний или директив они не получали. Все предпринималось как бы само собой. В архиве я обнаружил проект, составленный Лаврентием Берия примерно в апреле 1945 года (дата не проставлена). В нем предусматривалось создание при командующих фронтами специальных постов их «заместителей по делам гражданской администрации». В обязанности заместителей должны были входить розыск и наказание военных преступников, борьба с нацистским подпольем. Особенно важен был пункт, что эти заместители прямоподчинялись наркому внутренних дел, то есть Берия. Этот проект был одобрен Сталиным и превращен в постановление Государственного комитета обороны за номером 6377 от 2 мая 1945 года [53] . Заместители «по управлению гражданскими делами» учреждались на 1-ми 2-м Белорусском и 1-м Украинском фронтах; на 1-м Белорусском таким заместителем был Иван Серов. Это был приказ с дальним прицелом: именно он позволил Серову в мае вести все расследование помимо Жукова, докладывая данные о Гитлере прямо в Москву, Берия. 18 апреля было отдано специальное указание о розыске нацистских руководителей.
«СМЕРШ» можно упрекать и обвинять во многом. Единственное, в чем генералов, офицеров, солдат этого секретного органа упрекнуть нельзя, — в бездействии. Сегодня по архивным документам и свидетельствам очевидцев, с которыми я беседовал начиная с 1962 года по сегодняшний день, можно установить хронологию их операций, давших основу для тех причесанных и «обобщенных» докладов, которые поступили на имя Сталина.
История обнаружения останков обитателей «фюрер-бункера» не поддается полному восстановлению по ряду причин. Первая из них — специфика этой истории, которая с момента ее начала была строжайше засекречена, как это было свойственно сталинским органам госбезопасности. О подробностях розысков их участникам было приказано молчать, а так как это были кадровые сотрудники органов, то приказ выполнялся неукоснительно, по крайней мере первые 25 лет. Когда же запрет был ослаблен, то ряды участников сильно поредели. Следует иметь в виду и то, что в спешке майских дней 1945 года документы составлялись подчас небрежно и неполно и впоследствии не корректировались. Наконец, когда участники розысков стали вспоминать, что-то оказалось стертым прошедшим временем, и воспоминания потеряли отчетливость.
Эти обстоятельства мне пришлось учитывать, когда в 1965 году — 30 лет назад! — я, изучив документы, стал «объезжать» тех, чьи имена стояли в актах и протоколах. Начальника отдела «СМЕРШ» 3-й ударной армии отставного полковника Ивана Мирошниченко я нашел в Краснодаре, его заместителя Василия Горбушина — в Ленинграде, начальника отдела «СМЕРШ» 79-го корпуса Ивана Клименко — в Одессе, его офицера Георгия Аксенова — в Городке, врача Фауста Шкаравского — в Киеве. В Москве самую большую помощь оказала мне бывшая переводчица Елена Ржевская (Каган), литературный талант которой сочетался с острой наблюдательностью и памятью на детали. Не обошлось, конечно, без разнобоя и даже споров между уважаемыми ветеранами, а это дело деликатное, и не дай бог обидеть кого-либо из них. Мои записи бесед я сохранил и сегодня могу их использовать полнее, чем раньше, ибо некие запреты в 1965 — 1970 годах еще сохранялись.