Рубеж «А». Захват Крыма, Харькова, Курска, Тулы, Москвы, Ленинграда, Кандалакши.

Рубеж «В». Захват всего Донбасса.

Рубеж «C». Захват Горького.

Рубеж «D». Захват Кавказа, Баку, Грозного, Сталинграда, Западного Урала.

Высказывались следующие предположения.

Рубеж «А». Его достижение будет означать потерю Россией 2/3 производства стали и алюминия, что исключит увеличение нынешних мощностей. «Будет невозможно пополнение материальной части, даже если зимой наступит перерыв в боевых действиях. Тем не менее не следует ожидать решительного ослабления военного потенциала России».

Рубеж «В». Его достижение будет означать дополнительно потерю 2/3 угольных запасов. В конечном итоге военный потенциал России «будет ослаблен таким образом, что до лета 1942 года она не сможет собственными силами создать военно-экономические предпосылки для успешного возобновления военных действий западнее Урала».

Рубеж «С». Потеря Горького будет означать почти полное прекращение производства грузовых и легковых автомобилей, а также значительное ослабление авиационной промышленности. По отношению к общему потенциалу «значительных изменений по сравнению с достижением рубежа „В“ не последует».

Рубеж «D». Произойдет дальнейшее значительное ослабление военно-экономического потенциала, хотя и не ведущее к полному краху. «Последний наступит после потери индустриальных районов Урала».

На чем может задержаться глаз при чтении этого документа? Я сейчас опускаю вопрос об оправданности прогнозов генерала Томаса. Зато в меморандуме есть нечто ненаписанное: это, во-первых, сам дух расчета по поводу еще не достигнутых рубежей и еще не захваченных предприятий – вплоть до Урала, хотя немецкие войска стояли еще западнее Вязьмы. Во-вторых, не высказанная, но подразумевавшаяся проблема: ну а что же будет со всей этой советской промышленностью?

А этот вопрос волновал тогда многих. Так, еще 26 июня 1941 года в памятной записке для г-на Фридриха Флика, составленной одним из его подчиненных, говорилось:

«Я слышал сегодня, что уже обсуждаются планы распределения русских заводов; особенно большие претензии предъявляют „Рейхсверке“: эти претензии распространяются на угольные месторождения Украины.

Кроме того, г-н Шведе («Ферайнигте штальверке») добивается увеличения доли для «Ферайнигте штальверке». Различные другие концерны также подали свои заявки…».

Как видно, у г-на Флика имелись определенные основания беспокоиться. К этому времени уже были разработаны основные положения, которыми должны были руководствоваться войска на Востоке, – пресловутая «Зеленая папка».

«Зеленая папка» представляет собой один из наиболее подробных документов, в котором была изложена программа систематической экономической эксплуатации оккупированных территорий Советского Союза. Она явилась плодом деятельности так называемого Восточного штаба экономического руководства, который был создан специально для разработки системы экономической эксплуатации нашей страны и подчинялся непосредственно рейхсмаршалу Герману Герингу.

Генеральная задача «Зеленой папки» была изложена в пункте первом предисловия к этому длинному документу. Пункт гласил:

«Согласно приказу фюрера необходимо принять все меры к немедленному и полному использованию оккупированных областей в интересах Германии. Все мероприятия, которые могли бы воспрепятствовать достижению этой цели, должны быть отложены или вовсе отменены».

И далее, во втором пункте:

«Получить для Германии как можно больше продовольствия и нефти – такова главная экономическая цель кампании. Наряду с этим германская военная промышленность должна получить и прочие сырьевые продукты из оккупированных областей, насколько это технически возможно и с учетом сохранения промышленности в этих областях. Что касается рода и объема промышленного производства оккупированных областей… то они должны быть согласованы в первую очередь с требованиями, которые предъявляет эксплуатация сельского хозяйства и нефтяной промышленности для нужд германской военной экономики… Совершенно неуместно мнение о том, что оккупированные области должны быть возможно скорее приведены в порядок, а экономика их восстановлена».

Итак, перед нами в совершенно обнаженном виде предстает цель превращения Советского Союза в гигантскую колонию Германии.

Глава двадцать четвертая.

Советский ответ

«Прогноз будущей войны всегда являлся делом трудным. Одно с уверенностью можно сказать, что каждая война имеет свои особенные черты и с началом каждой войны приходится считаться с фактом неподготовленности к ней воюющих сторон». Эти слова, написанные выдающимся советским военным деятелем Б. М. Шапошниковым еще в 1930 году, оказались полностью применимыми к той ситуации, в которой Советский Союз встретил немецкое нападение в июне 1941 года. На первый взгляд, исторический парадокс: в состоянии неподготовленности оказалось государство, которое с момента своего создания осознавало опасность вооруженного нападения со стороны враждебного ему окружения.

С того момента, когда коммунистическое понимание войн избавилось от «коминтерновского» (читай – ленинского!) угара надежд на немедленную мировую революцию с помощь победоносной Красной Армии, советская военная концепция вернулась к суровой реальности тогдашней Европы, но в сталинское время приобрела характер иной паранойи: боязни агрессии со стороны стран капиталистического окружения. Эта концепция имела и внутриполитический аспект: угроза вражеского нападения должна была сплачивать советское общество и быть мощным рычагом в руках сталинского руководства. Менялись только названия тех стран, со стороны которых надо было ожидать удара. Вместо коварных Франции и Англии в «списке» появились более близкие к СССР страны знаменитого «санитарного кордона» – Румыния, Польша; замелькала и послерапалльская Германия. В 1935 году именно ее и Италию имел в виду М. Н. Тухачевский; споривший с ним видный военный теоретик Н. Свечин выделял Румынию, и оба с большим недоверием относились к Польше (ее в прессе иначе как «панской» не называли). В зловещую эпоху процессов против «врагов народа» советской общественности говорили о деятельности иностранных разведок – Англии, Франции, Германии, Польши, Японии, готовивших нападение своих стран на Советский Союз. В этих условиях руководство Красной Армии стояло перед нелегкой задачей – ему надо было готовить планы обороны в любой ситуации, против любого врага. Именно эту нелегкую задачу должен был решить маршал Советского Союза Б. М. Шапошников, который, как начальник генштаба, в марте 1938 года представил наркому обороны и ЦК ВКП(б) первый фундаментальный стратегический план. Этот документ, увы, мало известен российской общественности (полностью он был опубликован лишь в 1998 году), а он исключительно важен для понимания дальнейших событий 1940—1941 годов.

Это был, в первую очередь, план обороны. Он начинался с определения будущих агрессоров:

«б/н Совершенно секретно

24 марта 1938 г. Только лично

Написано в одном экземпляре

I. Наиболее вероятные противники

Складывающаяся политическая обстановка в Европе и на Дальнем Востоке как наиболее вероятных противников выдвигает фашистский блок – Германию, Италию, поддержанных Японией и Польшей.

Эти государства ставят своей целью доведение политических отношений с СССР до вооруженного столкновения.

Однако в данное время Германия и Италия еще не обеспечили себе позиции свободных рук против СССР, а Япония ведет напряженную войну с Китаем, вынужденная расходовать мобвоенные запасы и нести большие денежные расходы.

Польша находится в орбите фашистского блока, пытаясь сохранить видимую самостоятельность своей внешней политики.

Сильно колеблющаяся политика Англии и Франции позволяет фашистскому блоку в Европе найти договоренность в случае войны его с Советским Союзом, чтобы большую часть сил потратить против СССР.