— Ты ведь понимаешь, что это не сон, да? — спрашиваю его.

— В моих снах ты каждый раз так говоришь, — вздыхает он. Каждый раз? Сколько снов обо мне ему снилось? Его пальцы пробираются под мой лифчик, начинают нежно тянуть за сосок, и я ахаю от электрических искорок, бегущих по венам.

— Э-эй!

— Что? — Он невинно посмеивается. — Остановиться?

Только я открываю рот, чтобы велеть ему прекратить, как он проскальзывает другой рукой в мои шорты. В два быстрых движения она оказывается у меня в трусиках и начинает лениво гладить меня.

— А-а, Раник…

Он сильнее крутит сосок, осыпает поцелуями мою шею.

— Вчера вечером я привел сюда ту девчонку, потому что хотел тебя, — бормочет он. — Все время, пока трахал ее, я думал о тебе, Элис. Я хочу сделать тебя счастливой. Я хочу… черт, я хочу чтобы ты была счастлива. И мысль о тебе с Тео…

Я невероятно мокрая, мои биологически процессы горячо откликаются на каждую его ласку. Но это больше, чем просто биология. Это Раник. Его красивое лицо улыбается мне. Раник Мейсон хочет меня. Мечтает обо мне. Желает, чтобы я была счастлива.

Я краснею, по всему телу расходится жар. Раник, колеблясь, проводит пальцем по моему входу.

— Я буду нежным, принцесса. Честное слово.

— Раник! — Нас пугает мощный, громкий голос Миранды, сопровождаемый битьем кулака в дверь. — Вставай! Мы опоздаем на пары.

Мы с Раником замираем. Внезапно он отстраняется, соскакивает с кровати и натягивает боксеры и джинсы.

— Гребаный Иисус… — Он глядит на меня, затем трет глаза, будто не может поверить в увиденное. Его лицо становится бледным. — Элис?

Я хмурюсь. Румянец начинает распространяться по телу, пока я натягиваю простыню на грудь.

— Я пыталась сказать тебе, идиот!

Он зарывается лицом в первой попавшейся футболке и стонет:

— О боже, о боже, о боже…

Миранда снова колотит в дверь.

— Раник! Ну же! Пошли!

— Сейчас! — отзывается он, потом поворачивается ко мне. — Ч-черт побери, Элис, прости, мне так дико жаль. Я думал… я думал, что ты…

— Просто сон? — самодовольно подсказываю, и он становится красным до самых корней своих кудрявых волос.

— Раник! — кричит Миранда.

Он смотрит то на дверь, то на меня, потом, рыча, отбрасывает рубашку и приоткрывает дверь ровно настолько, чтобы прошла голова.

— Я никуда не пойду — заболел.

— Заболел? Что ты…

Не дослушав ее, Раник запирает дверь на замок. Затем поворачивается ко мне и ныряет обратно в кровать. Я взвизгиваю, а он смеется, полностью зарываясь под одеяло у моих ног. После проползает немного и выскакивает возле моей головы с диким озорством в глазах.

— Я все еще твой учитель, верно? — спрашивает.

Я киваю.

— И ты все еще хочешь пригласить меня на ярмарочное двойное свидание, так?

Снова киваю. Раник вытаскивает мою руку из-под одеяла и целует ее.

— Окей, тогда мне нужно многому тебя обучить.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, эта ярмарочная фигня кажется идеальным местом, чтобы пригласить Тео на свидание, верно?

Я нервно сглатываю.

— Да, но…

— Никаких «но»! — ухмыляется он. — Если не пригласишь его, это сделает Грейс. Задницей чую. Так что нам нужно ускорить наши уроки.

— Но, Раник, а как же ты? Ты ведь сказал…

— Короче, твоя проблема вот в чем. — Он игнорирует мой вопрос. — Ты слишком сосредоточена на Тео.

***

Раник

Она выгибает свою прекрасную бровь.

— Да? А вот согласно моему опыту сосредоточенность на своей цели — это довольно важно.

— Нет, в смысле, блин, это важно, конечно. Сосредотачивайся на нем сколько влезет. Но я о другом. Секс — это… не только про удовольствие парня. По крайней мере, хороший секс.

Она выглядит на триста процентов сбитой с толку.

— Как ты это делаешь? — спрашиваю ее, заложив руки за голову. Она приходит в еще большее замешательство. Из-за огромного кома в горле говорить трудно, но я поясняю: — Ну, э-э, мастурбируешь.

Огненный румянец, начавший проявляться у линии роста ее волос, теперь окрасил и щечки. И я в третий раз за эту неделю ловлю себя на том, что пытаюсь запомнить выражение у нее на лице, пока оно не растаяло слишком быстро.

— Я знаю, как доставить себе удовольствие, так что спасибо, но мне не нужен этот урок.

— Верно, — я наклоняюсь вперед, — но речь не об этом. Я не собираюсь учить тебя доставлять себе удовольствие, этому, блин, можно научиться только самой. Я же хочу попытаться показать тебе, как встраивать это во все эти сексуальные штуки. Сейчас ты слишком зациклилась на том, как сделать приятно Тео. Но фишка в том, что приятно ему ты сможешь сделать, лишь сделав приятно себе.

Она хмурится. Похоже, Элис — королева самопожертвования и мученичества — никогда бы и не задумалась о собственном удовольствии. А вот другие девчонки живут исключительно ради него, всю жизнь используют чуваков, чтобы сделать приятно себе. Но Элис всегда отодвигает себя на второй план. Как будто убеждена, что единственный способ сделать кого-то счастливым — это наплевать на свое собственное чертово счастье.

Я вздыхаю.

— Слушай, женщина — это намного больше, чем просто тело. Да, мужики любят глазами, но вы, женщины, возбуждаете нас не только попкой и сиськами.

— Очень сомневаюсь. По крайней мере тебя волнует лишь это.

Во мне вспыхивает гнев. Она так уверена в том, что я поверхностный тип, что каждый раз выставляет меня каким-то злодеем. Не успев остановить себя, я нависаю над ней на руках. Ее голубые глаза пристально глядят на меня, я чувствую ее запах — аромат розы и старых бумаг — и впитываю его, как умирающий — воду в пустыне.

— Не пойми меня неправильно, принцесса, — шепчу. — Да, у меня большой опыт. Но это совсем не значит, что меня легко возбудить. Я не выключатель, который срабатывает, стоит лишь засветить титьки.

Элис хмурится, а затем выражение ее лица меняется. Появляется коварная усмешка, и она быстро опускает чашечки своего лифчика вниз. Стоит мне увидеть ее молочно-белую грудь, и в моих джинсах становится тесно. Элис возвращает лифчик на место, и ее улыбка становится шире.

— Думаю, я только что опровергла это высказывание, — сообщает она.

Я сердито смотрю на нее.

— Это было нечестно.

— Наука всегда честна и беспристрастна, — надменно произносит она. — Так что ты там говорил? Давай продолжай урок.

— Ладно. Некоторым парням действительно нужно лишь это. И потому они идиоты. Но мне, например, нужно нечто большее. Намного большее. И Тео тоже — если он хотя бы наполовину такой парень, каким должен быть.

Элис перестает ухмыляться и ерзать, и что-то во мне этому радо. Я с удовольствием заставил бы ее ерзать другими способами… более горизонтальными, и чтобы она цеплялась в экстазе за простыни…

— И что же это? — Она прочищает горло. — Что ты имеешь в виду под «намного большим»?

Ох, как же я ждал этого дня… Смакую момент, прежде чем наклониться и вдохнуть ее…

— Запах. Важен твой запах.

— Тогда буду всегда использовать парфюм, чтобы приятно пахнуть.

Хохочу.

— Можно, но это совсем не обязательно. Поверь, запах женского пота так же охеренно прекрасен, как и любой парфюм. Он полон феромонов и доказательств того…

Что ты не такая фригидная, как притворяешься, — заканчиваю я в голове. Что даже такая Ледяная принцесса, как ты, потеет, когда нервничает, занимается спортом или трахается. Я бы хотел увидеть, как ты потеешь, чтобы обвести пальцем маленькие бусинки пота, которые образуются между твоими грудями…

— По поводу пота многие мужчины не согласятся с тобой, — прерывает она мою фантазию.

— Многие мужчины — чертовы идиоты, — бросаю я, и она улыбается.

— В этом я с тобой соглашусь. Уже в четвертый раз.

Я наклоняюсь ниже, но она не откидывается назад, хотя нервозность в ее глазах и усиливается.

— Вкус, — говорю я. — Вкус твоего языка, дыхания, губ. Просто обычный твой вкус. И твоя кожа. Вкус твоей кожи…

Я вижу, как ее нежная молочная грудь быстро поднимается и опускается в такт дыханию. А горло дрожит. Словно мотылек, летящий на чертово пламя, я прижимаюсь губами к впадинке между ее ключицами. Кончиком языка пробую ее вкус — чувствую соль, розы и что-то еще, ее собственный уникальный вкус. Большинство девушек ощущаются на языке как лосьон, крепкий жасмин и чересчур много сахара. А Элис — как мягкие сливки и чистый воздух. Я хочу проглотить этот вкус. Хочу разлить его по бутылкам и пить, когда мир будет душить меня приторными духами, фальшивым смехом и запахом сигарет.

— Что ты д-делаешь?

Ледяная принцесса заикается? Черт. Ее дрожащий голос действует на меня как ушат холодной воды. Я быстро отстраняюсь, понимая, что только что натворил. Идиот!

— Черт, — шиплю я, — извини. Увлекся. Больше не повторится. Сяду-ка на свои руки или типа того.

Я пересаживаюсь на другой край кровати, подложив руки под зад. Смех Элис внезапно рассеивает напряжение.

— Тебе же не двенадцать. Не нужно наказывать себя таким способом.

— Эм, после такого утра? Конечно, нужно. Иначе я никогда, черт возьми, не усвою урок.

Она качает головой, все еще улыбаясь. После всего, что она по моей милости пережила за последние несколько дней, это кажется мне чертовым рождественским чудом. Она не хмурится и не смотрит сердито, а улыбается искренней, чистой улыбкой.

Поправив простыни на груди, она склоняет голову набок.

— Итак, что еще? Запах, вкус и…

— Звуки, — немедленно подхватываю я. — Звуки, которые ты издаешь, когда тебя трахают. Черт, перефразирую — звуки, которые ты издаешь, когда испытываешь удовольствие. Именно это, м-м, заводит больше всего.

— Тебя? Или мужчин в целом?

Мое лицо горит. И это просто смешно, что я так сильно смущен. Раник Мейсон, блин, никогда не смущается, так что я просто игнорирую эту реакцию.

— Черт, принцесса, я не могу говорить за каждого скользкого чувака. Я просто рассказываю тебе общие вещи о парнях.

— Но тебе больше всего нравятся звуки.

Больше всего мне нравишься ты. Но пока рядом Тео, ты на меня никогда не посмотришь. И мне придется жить с этой дерьмовой, вырывающей сердце херней до конца моей никчемной жизни.