— Однажды она ушла в лес за трейлерным парком и не вернулась.

Я молчу, и Раник с горечью усмехается.

— Ха, вообще-то, не совсем так. Она вернулась. В мешке для трупов.

— О, господи, мне так жаль.

— Да все нормально, это было давно. Ешь. И, э-э, если в платье неудобно, вот сменная одежда. Это вещи Миранды. Она сказала, ты можешь вернуть их в универе. А душ сразу напротив комнаты. Вдруг захочешь принять. — Он указывает на футболку с черепом, черные джинсовые шорты и шлепанцы на краю кровати и спешит к двери. — Я подожду тебя в гостиной, не торопись.

— Раник… — окликаю его, и он оборачивается. — Я тебе очень благодарна. Спасибо.

В его глазах загорается озорной огонек.

— Благодарна, принцесса? За что? Думаешь, это просто так? Все это один большой урок утреннего этикета после ночи с парнем.

— Разве не я тогда должна готовить тебе завтрак?

— Ни в коем случае. Парень всегда готовит для спутницы. А если кто-то захочет, чтобы это сделала ты после того, как оказала честь разделить с ним постель, то он неблагодарный ленивый говнюк. Сразу бросай его.

— А если я сама захочу приготовить ему завтрак?

Раник улыбается.

— Тогда он везучий сукин сын.

И на этом он уходит. Я подумываю пойти за ним и попросить отвезти меня сразу, но в животе вдруг начинает громко-громко урчать. Все-таки сажусь на кровать и не спеша ем тост, мысленно посмеиваясь над улыбающейся рожицей из сахара. Знаменитый маунтфордский плейбой делает тосты с улыбающимися рожицами. Кому скажи — не поверят. Выпиваю обезболивающее и съедаю пару долек клубники. Раник все так красиво разложил, выглядит почти как на фото в журнале. Должно быть, он потратил на это много времени.

Я прижимаю сменную одежду к груди. Мое платье пропиталось потом, и теперь у меня все зудит, не могу больше в нем находиться. Выглядываю в коридор. Похоже, кроме Раника, в квартире никого нет. Сам он сидит на диване и переписывается с кем-то по телефону. Я негромко покашливаю, и Раник тут же вскакивает.

— Готова? — спрашивает он.

— Я… мне бы хотелось сначала принять душ, — отвечаю ему. — Если можно.

— О. — Его щеки слегка краснеют. — Конечно, не торопись. Или нет. Черт! Я… — Он нервно смеется и потирает лицо. — Не знаю, я опять проявляю симпатию или нет. Извини. Не хотел.

— Все нормально, — вношу ясность я. — Это ведь всего лишь урок, верно? Так что это допустимо.

Раник мигом оживляется.

— Понял.

Я в темпе ухожу в ванную и закрываюсь. Тут куча косметики Миранды и расчесок Сета. На двери висит прозрачный пластиковый пакетик с многочисленными серебряными кольцами Раника. На вешалке под огромным полотенцем Трента не видно остальных. Покопавшись в шкафчике, нахожу чистое. После чего с тихим шипением снимаю бинты. Раны затянулись, но корочки еще влажные и мягкие.

Теплая вода нереально бодрит, смывая грязь, запах дыма и блестки с прошлой ночи. Я осторожно выдавливаю чей-то шампунь на ладонь и мою голову. Одежда Миранды приходится мне по размеру, хоть и слегка тесновата. Замотав назад раны, я кое-как сушу волосы и выхожу.

Раник снова резко вскакивает, но уже с ключами в руках.

— Готова?

— Все нормально, не стоит так подрываться. Я пока не хочу уходить.

— Я обещал. — Он упрямо сжимает губы. — Вчера я пообещал отвезти тебя домой сразу же, как проснешься, поэтому…

— Да, помню. Спасибо, что учитываешь мои желания, но мне бы хотелось сначала закончить завтрак.

Я приношу из комнаты поднос с едой и ставлю его на кофейный столик между нами. Пока Раник увлеченно переписывается с кем-то по телефону, я пожевываю грушу и попиваю апельсиновый сок. На секунду он замирает, втягивая носом воздух, затем слегка краснеет и печатает ответ.

— Что-то случилось? — спрашиваю я.

Раник, вдруг нахмурившись, качает головой.

— Да нет, ерунда. Кстати, пока ты здесь, можем продолжить урок.

— И что нам осталось?

— Разговорчики в кровати.

Я заламываю бровь. Раник прочищает горло.

— Обычно их ведут, как только проснулись, до завтрака и душа, но будем работать с тем, что есть…

Я встаю и шагаю в его комнату, но потом замечаю, что он не идет за мной, и выглядываю из-за угла.

— Ты идешь?

— Куда? — сдавленно произносит Раник, хоть и заметно старается контролировать голос.

— Аутентичное обучение предполагает создание ситуации, близкой к реальной. Так что для этого урока мы можем как минимум прилечь.

Я захожу в комнату и устраиваюсь на правой стороне кровати. Спустя секунду появляется Раник с видом нашкодившего ребенка, которого в любой момент могут отчитать.

— Ты уверена, принцесса? — присев на краешек с левой стороны, спрашивает он.

Я смотрю на него.

— Ну конечно. Ты мой учитель или как?

— Вчера ты сказала, что не доверяешь мне.

— Я сильно ушиблась, — поясняю я. — И была зла.

— И все же ты так сказала.

— Есть у меня привычка иногда говорить всякие гадости. Мне жаль. Надеюсь, ты сможешь меня простить. Ты прекрасный учитель, и мне бы хотелось продолжить обучение.

Он заливается смехом, и у него под глазами собираются морщинки.

— Ты говоришь так чопорно. Я словно общаюсь с человеком из прошлого века или типа того.

Я вздрагиваю, и краска стыда заливает мои щеки.

— Извини, я…

— Эй, — успокаивающе произносит он и наконец ложится. — Это не плохо, не надо извиняться. Просто… по-другому. В хорошем смысле.

— Другие парни не разделяют твоих взглядов.

— Ага, ну что ж, тогда они идиоты.

— Тео это тоже не раздражает, — улыбаюсь я. — В этом плане он относится ко мне очень лояльно.

— Правда? Это хорошо.

Я переворачиваюсь на живот и смотрю Ранику в глаза. Он так близко, его рука касается моей талии, а грудь при дыхании заметно вздымается и опускается.

— Ну что, давай начнем, учитель.

Раник долго молчит, но затем тяжело вздыхает и тоже переворачивается на живот.

— Как понимаешь, постельные разговорчики происходят после секса.

— Ну разумеется, — поддакиваю я.

— В основном это пустая болтовня, например, о детстве или о работе. Ну, Тео, скорее всего, будет говорить об этом. Стандартная практика для типичного белого парня.

— А о чем бы ты говорил?

Раник сверкает своей очаровательной кривой улыбкой.

— С тобой? Блин, о чем-нибудь веселом. Что бы тебя рассмешило. Вроде моего приключения с попугаем, случая со стремянкой или истории о старике с семью сотнями ямса.

— Семью сотнями? — округлив глаза, переспросила я.

— О да. Они с женой сложили все в грузовик, чтобы продать на ближайшем фермерском рынке, и он уехал. Продав весь ямс, он на радостях помчался домой рассказать об этом жене. Но, обыскав кругом, так ее и не нашел.

Меня охватывает негодование. Раник наклоняется ближе, и я чувствую запах его лосьона после бритья, вижу в пылающих глазах крошечные золотистые крапинки, похожие на звездную пыль.

— Он вызвал полицию, и они объявили ее в розыск. Шли месяцы, и однажды она просто появилась на пороге.

— Что?

— Да! И старик говорит: «Дорогая, ты где была?» А жена ему: «Ты закопал меня в ямсе при погрузке! А затем продал Доку Грейсону на рынке, идиот!» Тогда он спрашивает: «Почему ты не вернулась раньше?» Она в ответ: «Мне пришлось ждать, пока он сперва израсходует весь мешок ямса, старый дурень!»

Раник лопается от смеха. История не смешная и, очевидно, понятна только тем, кто жил в деревне, но его реакция до нелепости заразительна, так что я тоже начинаю хихикать.

— Значит, люди просто… травят анекдоты после секса? — спрашиваю я, когда мы оба успокаиваемся.

Раник пожимает плечами.

— У меня все не так. На разговоры обычно нет времени. Девушки либо быстро сбегают, либо выгоняют меня.

— Я слышала совершенно другое, — признаюсь я. — Говорят, ты их выгоняешь. Под дождь.

Он удивляется.

— Что? Чушь собачья! Я никогда никого не выгонял из своей постели, тем более под дождь. Клянусь. Спроси Трента или других ребят. Я бы ни за что так не поступил.

Заглядываю ему в глаза и понимаю, что он не врет.

— Слухи — зло, — подвожу итог я.

— Те, что о тебе, тоже не очень хорошие.

— О, правда? Поделись.

— Они не стоят того, чтобы их повторять, — недовольно бормочет он. — К тому же на самом деле никто в них не верит.

— Почему?

— Потому что никто тебя не знает. Слухи — это полуправда, понимаешь? Их обычно распускают люди, которые тебя знают и хотят навредить. С тобой никто близко не дружит — черт, да даже не враждует, — поэтому сложно придумать толковый слух, чтобы сыграть себе на руку.

— У меня есть подруга, Шарлотта, — возражаю я. — Но она бы никогда не стала сплетничать обо мне.

— Шарлотта? Девушка с кудряшками?

— Да. Мы знакомы со школы.

— Мы с Трентом знакомы с детского сада, — кивает Раник. — Хорошо иметь надежного друга детства. Это значит, что ты не робот.

Я хмурюсь, и он тут же идет на попятную.

— Черт, прости, принцесса. Забыл, что тебе не нравится это прозвище.

Я опускаю взгляд на подушку, на ней уже образовались мокрые пятна от моих волос.

— Меня так называли одноклассники, — не спеша произношу я. — Ты говоришь, как робот. Почему бы тебе не спросить у роботессы? Возьми в команду роботессу, она сделает всю работу. Она бесчувственная, как робот. Бессердечный робот. Стервозная роботесса. — Улыбаюсь Ранику. — Наверное, в каком-то смысле они были правы.

— В каком это? Все это полная хрень. Они просто завидовали твоему уму и выдержке. Ты не бесчувственная и не бессердечная.

— Я плохо к тебе относилась.

Он вздергивает плечами.

— Мне хватает любезностей от других девушек.

От этих слов у меня почему-то сводит желудок, но я нахожу силы продолжить разговор.

— Ты пытался обучить меня, а я все воспринимала в штыки. Наверное, тяжело работать с таким учеником. Думаю, мне просто страшно. Я боюсь, что не справлюсь с обучением и облажаюсь. Боюсь, что упущу единственный шанс быть с Тео, вот и срывалась на тебе. Прости, пожалуйста.

— Я тоже должен извиниться. — Он ерошит свои темные волосы. — За прошлую ночь. Не следовало утаскивать тебя с танцпола вот так. Это было не по-джентельменски.