ГЛАВА 3

«Боль временна. Попытки освободиться вечны».

- Лэнс Армстронг

ФЕВРАЛЬ

ДЖАННА

Я не могла дышать. Сдернув с себя одеяло, наткнулась взглядом на окно спальни. Повернула ручку и толкнула тяжелую раму вверх.

Высунувшись в оконный проем, вздрогнула, когда холодный зимний воздух коснулся лица. Не было снега, как прошлой ночью, но температура оставалась ниже нуля.

Но меня это не заботит. Внутри я всегда холодна. Глотаю морозный воздух, и пульс начинает замедляться. Во всем виноваты кошмары. Из-за них всегда просыпаюсь в абсолютной панике. И неважно, что Джош заперт в тюрьме для опасных подростков.

Он все еще здесь, со мной, во снах и мыслях. Иногда кажется, мне никогда от него не избавиться.

Кошмары не всегда одинаковы. Некоторые представляли собой вариации нападения, а другие отражали мои страхи, что Джош выходит из колонии и приходит за мной. После череды кошмарных сцен, я просыпалась прежде, чем они достигали кульминации.

Терапевт пообещал: все станет лучше, плохие сны будут приходить реже и реже, пока совсем не прекратятся. Прошло четыре месяца после нападения, но сны все еще полнились страхом.

Вперемешку со сладкими снами. С участием карих глаз, смотрящих на меня с благоговением. И такие сновидения приходили всегда, стоило закрыть ночью глаза.

Взглянув на часы на прикроватной тумбочке, поняла, что время начало шестого. Уже не заснуть, поэтому схватила халат, полотенце и пошла в ванную.

Стоя под горячими струями воды, я прислонилась к плитке головой. Если не смогу взять себя в руки, то психиатр скажет отцу о необходимости назначения антидепрессантов для снятия беспокойства. Я не могу прекратить воспроизводить ту ужасную ночь в своей голове снова и снова.

Еще хуже думать, что это вновь случиться. Каждый незнакомый мужчина - потенциальный злоумышленник.

Парень, стоящий в конце ряда в продуктовом магазине, возможно, ждет, пока я выйду к машине. Другой парень слишком долго едет за мной и может быть рассчитывает застать одну дома. Я никогда не выходила на улицу вечером, только если с папой.

Когда мою голову, мне все еще странно ощущать короткие пряди. Обрезала волосы по плечи, конечно, не так уж и коротко, но совсем не то, к чему я привыкла.

В прошлом месяце сама перекрасилась в темно-каштановый цвет, но подстриглась в салоне. Уже начали показываться светлые корни, так что придется краситься снова, в тот же самый каштановый цвет.

Мама возненавидела новый цвет с первого взгляда, когда мы устроили семейный ужин. Три недели назад отец возил нас на встречу с ней и Чэнсом в ресторан в деловой части города, приблизительно на полпути между нашим новым домом и ее.

Мамины глаза неодобрительно прищурились, и она начала ныть, что волосы слишком короткие и натуральный цвет был совершенен.

Папа попросил ее замолчать и не устраивать сцену перед Чэнсом и людьми в ресторане, но я практически слышала как, сомкнувшись, щелкнула ее челюсть, и заскрежетали зубы. То, с каким недовольством она рассматривала волосы, подсказало мне: она явно хочет сказать больше и, вероятно, сделает это потом.

Чэнс проводил с нами большинство выходных, и я общалась с мамой около часа, пока мы забирали его или привозили обратно.

Я любила маму, несмотря на наши многочисленные разногласия. У нее свои проблемы, но я лишь недавно узнала о них. Не то, чтобы я всегда наслаждалась временем, проведенным с ней. Она, то заботилась о моем психическом здоровье, то желала вернуть свою золотую девочку обратно.

Тем не менее, ее в произошедшем не виню. Это ведь я выбрала Джоша и не смогла расстаться с ним по-хорошему. Исключите меня из уравнения, и Джош не вышел бы из себя. Калеб и Ян не оказались бы в заключении.

Школа давалась тяжело. Я не завела никаких новых друзей, несмотря на несколько предложений от девочек в классе.

Дружба означает доверие, а мне трудно поверить, что у незнакомцев хорошие намерения относительно меня. В короткий период нашей дружбы и позже, Калеб стал моим безопасным одеялом.

В прежней школе я была популярна, но фактически ничего не делала для этого. У меня не было собственной личности, и не уверена, что люди просто искренне любили меня.

Подумывала совершать каждый день тридцатиминутные поездки и перевестись в выпускной класс в школу Сиси.

Может быть, перевестись прямо сейчас, в середине семестра нынешнего года. Иметь в подругах Сиси, которой всегда очень много, это словно иметь целую кучу друзей. Джаред, Тайе и пара ребят из группы учатся в той же школе.

И вместо того, чтобы ощущать себя уродом, я бы, наверное, чувствовала себя в безопасности. Ужасно неловко паниковать, когда какой-нибудь парень пытался заговорить со мной или спросить классные задания.

С момента возвращения в школу тревога немного утихла. Умом понимала, если парень спрашивает о странице учебника, которую указал учитель, это не значит, что он хочет сделать мне больно, но тяжело унять бешеное биение сердца или тошноту в желудке.

Завернувшись в халат и вытерев ноги полотенцем, я стерла им влагу с зеркала. На фоне темных волос лицо было бледным с легкими кругами под глазами. Пришлось использовать тональную основу и консилер, чтобы папа не волновался.

Может быть, сегодня вечером принять Тайленол и подольше поспать. Мятный запах лосьона подействовал успокаивающе, пока втирала его в кожу, и я сделала мысленную пометку после школы зайти в Таргет и купить несколько ароматических свечей.

Осматривая одежду в шкафу, сделала выбор в пользу черной пары джинсов и серого свитера с капюшоном. Свитер довольно тонкий, поэтому сверху пришлось надеть черную куртку в стиле милитари, вынув капюшон наружу. Завязав шнурки на ботинках Dr. Martens, я была готова к школе в половине шестого утра. Через час наступит рассвет.

Теперь я не заморачивалась укладкой волос, и наносила минимальный макияж, но нужно было убить время, поэтому решила использовать немного румян, скрывая бледность, и накрасить ресницы тушью. Теперь я казалась здоровым, счастливым подростком.

Спустилась вниз только после шести, папа стоял перед кофейником в халате и пижамных штанах. Очевидно, только что проснулся, волнистые волосы растрепаны. Он смотрел на меня с озабоченным выражением на лице.

— Ты должна высушить волосы, Джанна. На улице холодно.

Я бросила рюкзак на пол и забралась на высокий стул.

— К тому времени как надо будет идти в школу, они уже высохнут доктор Торп.

Он издал звук: что-то среднее между весельем и раздражением.

Выходя из кухни, прошел мимо с чашкой кофе в руках, останавливаясь и целуя меня в лоб. Папа никогда не был жаворонком и подозреваю, почти каждый день он пьет кофе до самого полудня.

У меня почти пропал аппетит в первые недели после выписки из больницы, но, наконец, я вернула потерянный вес.

Взяв свою овсяную кашу в гостиную, я схватила пульт, чтобы включить канал, транслирующий документальный музыкальный фильм. Программа о группе из 90-х годов, которая нравилась Калебу.

Расплакалась.

А это было верное решение обойтись без подводки для глаз. Подобные проявления эмоциональной нестабильности часто меня удивляли.

Забравшись с ногами на диван, я поставила чашку на край стола. Мой терапевт советовала не сдерживать слез, позволить им пролиться. Иногда она совершенно мне не нравилась.

Мысль об антидепрессантах пугала меня. Я уже так много в себе потеряла и боялась потерять еще больше. Но как бы ужасно я себя не чувствовала, отказываюсь контролировать эмоции с помощью лекарств.

Лучше уж буду достаточно сильной, чтобы излечиться самостоятельно. Относительно данного вопроса папа решение еще не принял, а мама находилась в ужасе при мысли о том, что ее дочь будет решать свои эмоциональные проблемы медикаментозно.

Понимаю, для некоторых людей подобные лекарства просто находка, но для меня это словно опустить руки. Как будто Джош победил меня не только физически, но и заставил капитулировать эмоционально.

Наверху, в комнате отца выключился душ. А я выключила телевизор и бросилась по лестнице наверх в собственную комнату, прежде чем он заметит мое покрасневшее лицо.

Закрыла дверь спальни и села за стол, достав из нижнего ящика последнее письмо Калеба.

Я читала письмо четыре раза с момента получения два дня назад. Оно написано на линованной бумаге карандашом.

Его почерк имел небольшой наклон вперед, и он должно быть сильно нажимал на карандаш пока писал, потому что линии карандаша были толстые и темные.

Пальцы пробежались по слову, которое мне нравилось больше всего: любовь.

Скучаю по нему до боли. Понимаю, что он ощущает эту дистанцию, которую сейчас я проложила между нами, но ничего не могу с собой поделать.

Словно нежные слова и откровенность, которыми я хочу с ним поделиться, пойманы в стеклянную банку. И эмоции в этой стеклянной банке отчетливо видны, пытаются выбраться, но никак не могут совершить побег.

За время разлуки моя любовь к нему стала крепче. Проблема в том, что я верю: Калеб заслуживает любить кого-то более достойного. Я разрушила его жизнь, из-за меня его приговорили к заключению. Любовь ко мне принесла ему только неприятности.

Если Калеб узнает о том, как я сейчас существую, то, наверное, не захочет иметь со мной ничего общего. Застряв в тюрьме, он не понимает, какой жалкой я стала, боясь собственной тени, и близка к тому, чтобы получить в школе ярлык «странная девушка».

Возвращая письмо в нижний ящик, захлопнула его и включила ноутбук. В почтовом ящике оказалось еще одно новое уведомление о сообщении в Фэйсбуке.

Следуя порыву, нажала на ссылку и вошла на Фэйсбук впервые за долгие месяцы. Входящие сообщения были полны писем от ребят из моей прежней школы, три из них – от Сета. Мне было стыдно из-за того, что они знают о случившемся со мной.