Течение лета подобно течению жизни. Ничего необычного, все как всегда. Утром встает солнце, шумят проснувшиеся дети, люди спешат на работу. Главный герой работает в тюрьме, причем в её особой части – камерах смертников. Но это ничего не значит. Это обычная работа, от которой устаешь не менее, чем от труда на заводе или где-либо еще. И Сасаки занимают те же мысли, какие крутились бы в голове обычного работяги: теснота жилища, где достать лишние деньги (побольше бы «особых» дней), когда свозить детей на море – обычная рутина жизни. Хорибэ, его товарищу по рыбалке – отдушине в жизни героя, кажется, даже очень нравится его работа. Он органично вписался в мир надзирателей и заключенных. А вот молодой охранник Накагава никак не может привыкнуть. Осознание того, что он должен участвовать в казни преступников, тяжким грузом давит ему на плечи. А после появления особого заключенного, жестоко убившего женщину с ребенком, но при этом яростно цепляющегося за собственную жизнь, ему становится невмоготу. Ни увещевания начальства, что такая работа – его святой долг перед обществом, ни поддержка сослуживцев, ни попытка забыться в алкоголе не успокаивают его, ведь остаться – потерять себя. Прощаясь, он даже меняется внешне: исчезает затравленный взгляд, пропадает шаркающая походка, а на Сасаки с Хорибэ смотрит с некоторым превосходством - «будто на гадюку наступил», проводя тем самым черту между собой и теми, кто остается выполнять эту грязную, но «святую» для общества работу.
 
А что же Сасаки? Преследуют ли его душевные терзания? Кажется, он воспринимает происходящее как должное, он не мучит себя, как Накагава, но это еще ничего не значит. По отдельным фразам, описанию пути от дома героя до тюрьмы, замолкающих при его появлении плотниках, а потом и финальным словам, что скажут дети, когда узнают, кем работает их отец, понятно, что Сасаки не столь равнодушен, как может показаться вначале. Меняется ли он под воздействием Накагавы? Не думаю, эти мысли занимали его и раньше, но он сознательно отгородился от них, иначе и с ума сойти можно. Поэтому и успокаивая Накагаву, говорит, что не человека казнят, а уничтожают выбракованный материал, преступника даже не называют по имени, а «этот» - так легче свыкнуться с необратимым.
 
Вообще рассказ выводит на размышления о том, достоин ли жить человек, совершивший жестокое убийство, достоин ли называться человеком. «Он не человек», - произносит жена героя, смотрящая на убийцу глазами сотен обывателей. «Человек, человек», - поправляет её Сасаки, как никто лучше знающий, насколько может быть сложна и глубока человеческая природа. И они, жестокие убийцы, тоже люди. И его палачи тоже убийцы. Отсюда невольно возникает другая мысль: что есть преступление, решает общество. Убить мать и ребенка – зло, наказать убийцу – благо - это закон выживания общества. Но это две стороны одной медали. С философской точки зрения убийство, чем бы оно ни оправдывалось, все равно остается убийством. Рассказ отнюдь не попрание догм и норм морали, а всего лишь еще одно размышление на извечную тему преступления и наказания. И это только часть того, о чем может заставить задуматься рассказ Кэндзи Маруямы, описывающий несколько дней из жизни тюремного надзирателя, в жизни которого все идет как всегда, только жара в то лето стоит необычная.