Глава 17

Ашер

Я рассматриваю текст старого сообщения на экране телефона, ровно как и час назад, игнорируя новые письма от Дэша, Эдриана и кого бы то ни было еще. За день до рокового вечера Брайар отправляла мне строчки песни «Glycerine» группы Bush. Строчки, которые говорили, что нужно жить сегодняшним днем. Строчки, которые так правдивы, несмотря на то, что я редкостный осел.

Я до сих пор помню ту ночь, когда включил ей эту песню. Она закрыла глаза, и ее невероятно длинные ресницы упали на круглые щеки. Ее черные армейские ботинки — я на девяносто девять и девять процентов уверен, что она упросила свою мать купить их, потому что я ношу такие же — были покрыты пылью и грязью и свисали с крыши моего пикапа, покачиваясь под музыку. Я наблюдал за тем, как она влюбляется в это песню. Это был первый раз в жизни, когда я мог что-то предложить Брайар. У меня не было денег. У меня ничего не было, но я дал ей эту песню, и она ей понравилась.

Я подумываю о том, чтобы ей ответить. Я печатаю и удаляю, печатаю и удаляю, прежде чем принять окончательное решение. «Так и должно быть». Я приглаживаю волосы обеими руками, прежде чем опустить голову на спинку дивана. «Она этого не делала». Вся эта неделя прошла как в тумане. У меня не было времени, чтобы переварить все произошедшее, помимо того, что Брайар пострадала и мой отец умер. Долбаная Уайтли. Я должен был догадаться, что она способна опуститься до такого уровня. Эта девушка состоит лишь из ревности и проблем с папочкой.

Все это время я думал, что Брайар лжет. Она понятия не имела, почему я ее ненавидел — не знала, что в этом замешан ее собственный отец. «Черт, теперь пути назад нет». Я вынудил ее пройти через столь многое. Звук ее мольбы преследует меня каждый гребаный день. Каждый час. Каждую минуту. Но в этот раз я не могу, бл*дь, отбросить свои чувства и просто быть рядом с ней.

«Звучит знакомо?» — голос в моей голове насмехается. Осознание буквально врезается в меня, как чертов товарный поезд. Я превратился в своего отца.

— Эй, придурок, — рявкает Дэйр, вырывая меня из тягостных самоуничижительных мыслей. — Сегодня мне нужна твоя помощь с крышей. Грядет ураган, а у меня осталось всего три дня, чтобы доделать ее. Но это только в том случае, если тебе никуда не нужно ехать…

Это его способ заставить меня встретиться лицом к лицу с проблемами, оставленными в Кактус Хайтс.

— Срань господня, ты кудахчешь хуже курицы-наседки.

— Так и есть, мать твою. Кому-то приходится это делать. Так что либо тащи свою задницу на крышу, либо вали домой. Кстати, ты начинаешь жутко вонять.

Я запускаю одну из диванных подушек ему в голову, но он успевает ее отбросить. Я почесываю недельную щетину на подбородке. В его словах есть доля правды.

— Я подойду через двадцать минут. — Дэйр кидает мне странный взгляд, но я не утруждаюсь его расшифровывать. Думаю, что он просто разочарован моим ответом.

— Что? — раздраженно спрашиваю я.

— Ничего, — говорит он и вскидывает руки в защитном жесте. — Просто не думал, что ты будешь вести себя как девчонка.

— Заткнись.

Я знаю, что мне нужно вернуться. Знаю, что мне нужно похоронить отца и навсегда распрощаться с Кактус Хайтс и его жителями.

И я это сделаю.

Просто не сегодня.

***

Брайар

Две недели

Прошло две недели, но мне кажется, что целая вечность. Вчера я позвонила в похоронное бюро, и они сказали, что у Джона не будет службы, но они получили одобрение, чтобы самостоятельно организовать похороны. Если вдруг Ашер вернулся или планирует присутствовать, то я ничего об этом не слышала. Мой брат знал Джона только как человека, который выбивал дерьмо из его лучшего друга. Не того мужчину, который был настолько раздавлен горем, что не мог нормально существовать. Не того мужчину, который стал мне так называемым другом, когда у меня больше никого не было. Так что можно с уверенностью сказать, что он не поедет. Не говоря уже о том, что Дэш все еще не в восторге от нашего союза. Я вижу это по тому, как напрягается его челюсть, каждый раз, когда всплывает имя Ашера, и по боли в его глазах, когда он сталкивается с реальностью, что мы оба лгали ему, причем неоднократно. Два безрассудных сердца, которые прячутся, лгут и затаиваются, пренебрегая чувствами окружающих.

Я тоже думала о том, чтобы не ехать. С какой стати? По большому счету я едва знала Джона, и не похоже, чтобы он был самым лучшим человеком в мире. Будет ли Ашер расстроен моим присутствием? Уместно ли мне находиться там? Все эти вопросы проносились у меня в голове, но интуиция твердила, что все это не имеет значения. Все утро я думала о том голубе — том самом, которого Ашер похоронил для меня, когда я была ребенком, — и ответ возник сам собой.

Бросив последний взгляд в зеркало, я осматриваю свои старые черные армейские ботинки и такие же чулки до колен. На моем лице почти нет косметики. В конце концов, сегодня день траура. Оплакивать смерть скорбящего отца, которого на самом деле не было в живых уже много лет. Оплакивать мальчика, который слишком рано потерял обоих родителей. Но больше всего я буду оплакивать нашу с Ашером кончину. Он бросил меня в той больнице. Он нарушил свое обещание. Сегодня тот день, когда я навсегда похороню саму мысль о нас.

Я заправляю свои волнистые волосы за ухо, разглаживаю юбку простого черного платья и делаю глубокий вдох. Когда я выхожу из комнаты, в доме пусто и на удивление тихо. В ночь прилета папа остановился в отеле, а на следующий день улетел обратно в Калифорнию, мама же решила остаться со мной на несколько дней. Это было очень странно, но все же приятно, что она рядом. Мне кажется, что теперь мы будем чаще видеться друг с другом.

Дэш, Эдриан и Нат по очереди бегали вокруг меня. Я неоднократно говорила, что со мной все в порядке, и я правда считаю, что это так. Наверное. Сегодня Нат должна проводить инвентаризацию в магазине своей мамы, и я уговорила брата и Эдриана дать мне пять минут побыть в одиночестве, так что впервые после инцидента я осталась одна. Теперь я так это называю. Это проще, чем сказать: «В ту ночь, когда все секреты стали известны, я получила сотрясение мозга, отец Ашера умер, а потом он бросил меня, не сказав ни слова. Снова».

Я выхожу из дома, и на улице стоит удушливая жара, несмотря на пасмурную погоду. Небо такое же мрачное, как и мое настроение, когда я иду к машине. Остановившись на полпути, я замечаю их. Мамины суккуленты. Наклонившись, выкапываю две штуки. Сухая земля с корней осыпается на брусчатку возле ног. Я снова вспоминаю о голубе и о том, как Ашер рискнул перечить моей матери, выбрав один из ее драгоценных суккулентов, чтобы похоронить его должным образом.

Я на автопилоте включаю зажигание и еду на кладбище Ол Соулс. Осторожно кладу растения в сумку на пассажирском сидении, думая о том, как все изменилось всего за пару коротких месяцев. Это было грязно, эмоционально, ужасно и чудесно одновременно. Люди говорят, что лучше любить и потерять, чем вообще никогда не испытать это чувство, но, судя по всему, они никогда не были влюблены в Ашера Келли. Он не раздает свою любовь просто так. Он скуп на выражение чувств и эмоций, и когда вам удается получить их крупицу, вы считаете, что вам преподнесли редчайший подарок. Быть любимой им — невероятно, но быть брошенной — настоящая трагедия.

Это так странно. Я проезжала мимо этого кладбища больше раз, чем могу сосчитать, но до сих пор не воспринимала его чем-то большим, чем обычный пейзаж. Я никогда не думала о том, что на самом деле находится за этими воротами. Медленно шагнув на территорию, я неосознанно начинаю искать Ашера. Я мысленно даю себе пощечину. Он не придет. Он делает то, что у него получается лучше всего. Убегает.

Парковка переполнена, поэтому мне требуется несколько минут, прежде чем я нахожу свободное место. Я следую указателям на девятый ряд и участок номер сорок два, остановившись, чтобы пропустить группу скорбящих мужчин, женщин и детей, направляющихся к другой могиле. Забавно, что люди умирают каждый день, но планета продолжает вращаться, пребывая в блаженном неведении. Осознание этого заставляет меня чувствовать себя такой крошечной и незаметной в этом огромном мире.

Когда я наконец-то нахожу сорок второй участок, я замечаю, что над могилой стоит один единственный мужчина с опущенной головой и библией в руках.

— Простите, — говорю я, попутно выуживая телефон, чтобы еще раз убедиться в достоверности информации. — Я опоздала?

Старик приподнимает голову и чистейшее удивление написано на его лице.

— Нет, — произносит он, прочищая горло. — Вы первая.

Я киваю, проверяя время — пять минут двенадцатого. Он стоит возле двойного надгробия с надписью «Келли» заглавными буквами, имя Изабель — слева, и Джон — справа. Даты на половине Джона еще не выгравированы, и я думаю о том, как невероятно странно и удручающе должно быть планировать свои собственные похороны.

Мы молча ждем еще десять минут, прежде чем становится ясно, что больше никто не придет.

— Могу я продолжить?

Меня так и подмывает сказать ему, чтобы он не беспокоился. Что это всего лишь я, и ему не стоит обращать на меня внимания. Но это кажется неправильным, поэтому я вежливо склоняю голову, пока он произносит свою речь и читает молитвы. Когда он спрашивает, не хочу ли я сказать несколько слов, то застает меня врасплох. Но, в конце концов, я единственная, кто пришла. Неуверенными шагами я подхожу к дубовому гробу.

Я не знаю, что сказать. Я чувствую, что это предательство — говорить о нем что-то хорошее, но также чувствую, что было бы некрасиво попрощаться с ним, не сказав доброго слова.

— Однажды я прочитала, что истинное искупление — когда осознание вины побуждает к благим действиям, — шепчу я, зачерпывая пригоршню земли из ведра, протянутого священником. — Ты совершал добрые поступки, Джон. Ты исцелил частичку души Ашера.