— Аарон, — нерешительно произнёс он, как мальчик, тонущий в волнах ненависти к себе. От него по-прежнему доносился лёгкий запах лосьона после бритья, которым он воспользовался, чтобы впечатлить свою девушку. До нападения, когда всё ещё мог улыбаться, Аарон мог бы поддразнить его из-за этого. Всё это казалось легкомысленным. Аллен поставил стул Аарона рядом с кроватью и сел. Почти с болезненной медлительностью, пустой взгляд Аарона переместился от пустой стены к его младшему брату. В глазах Аллена появились слёзы, когда он посмотрел на своего старшего брата, практический недееспособного от лекарств. Аллен подождал, пока глаза Аарона наконец сосредоточатся на нём, прежде чем заговорить.

— Мне очень жаль, Аарон, — сказал Аллен, из его глаз потекли слёзы. — То, что я сказал тебе, было непростительно. Я не хотел этого, мне просто было…

— Стыдно, — закончил за него брат, со стеклянным взглядом.

— Да, — смущённо ответил Аллен, опуская взгляд на тёмно-синий плед на кровати брата.

— А теперь позволь мне кое-что тебе сказать, — произнёс Аарон, борясь с хваткой лекарств и депрессии. Аллен поднял глаза, чтобы встретиться с ровным, стеклянным взглядом своего брата. — Я никогда не залазил в тот чёртов фургон. Меня туда затащили, с криками и боем.

Злость на его лице, в его голосе, была безошибочной, и Аллен просто кивнул, бледный и с широко раскрытыми глазами.

— Я не… Нам никогда особо не рассказывали, что… — заикался Аллен.

Аарон видел, что Аллену тошно от собственного поведения и от своих слов, и ему не нужно было больше ничего делать, чтобы донести свою мысль. Ни в чём из этого не был виноват Аллен; это была вина Аарона. Он навлёк этот ужас на свою семью, просто тем, что выжил.

— Что касается лунатика, что ж, наверное, насчёт этого ты прав. Между лекарствами и воспоминаниями, большинство времени я чувствую себя сумасшедшим.

Аллен сделал несколько коротких, очень мелких вздохов и выглядел так, будто задыхается под весом неодобрения своего старшего брата. Аарон знал, что до нападения был кумиром Аллена. Аллен хотел быть точно таким же, как он — умным, забавным, красивым.

— Аарон, я…

— Если ты пришёл сюда за прощением, не нужно было утруждаться, — сказал Аарон, его взгляд по-прежнему был рассеянным. — Ты получил его ещё до того, как вышел из дома.

Аллен опустил голову, слёзы текли ручьём, и он пробормотал что—то о том, что Аарон намного лучше него.

— Меня это пугает, — не комментируя поток эмоций своего брата, Аарон продолжал говорить севшим голосом, может, от того, что больше не часто им пользовался. — То, что может случиться с тобой или с Антони. Я постоянно напуган, даже под лекарствами. Когда я увидел тебя там, мне показалось, что это я. В этом нет никакого смысла, но я подумал, что, может быть, если бы я не дал нам никуда пойти, то смог бы всё это остановить. Это вызвало воспоминание, и я видел только себя и Джульетту. Я должен был не дать вам уйти, не дать Джульетте умереть. Я только проснулся после очень плохого кошмара, и всё просто… смешалось у меня в голове. Прости, что опозорил тебя.

Это был первый раз за два года, когда Аллен сел поговорить с Аароном наедине. Родители рассказали его брату основные детали того, что произошло, но, может быть, до сегодняшнего дня он никогда особо не оценивал размеры урона, пока не услышал это прямо от Аарона.

Они оба подняли взгляд от громкого голоса — не крика, так как к этому Аарон уже привык в своих снах. Это был скорее спор. Он не мог разобрать слова через стены и закрытую дверь, так что не мог понять, что происходит. Его родители никогда не ругались и не повышали голоса на него или на его братьев. Особенно после нападения на Аарона, его семья заставляла себя быть друг к другу крайне вежливыми.

Приняв решение, Аарон взглянул на Аллена, откинул одеяло и подкрался к двери в свою комнату. Он положил руку на дерево и использовал его для поддержки, поворачивая ручку. Тихий щелчок в пределах его комнаты прозвучал громко, но не настолько, чтобы услышать его во время криков. Как только он медленно открыл дверь, голоса стали разборчивыми.

— Мы не будем это обсуждать, Джон. Я не стану этого делать, — тихий стук, будто хлопок дверцы шкафчика, подчеркнул возражения его матери. Тихо выскользнув из комнаты, Аарон крался по коридору, Аллен шёл следом, каждый шаг приближал их к спальне родителей. Их дверь была закрыта, но не до конца. Он тяжело прислонился к стене. Из-за транквилизаторов он чувствовал себя медленным и глупым прижимая ладонь ко лбу, чтобы коридор перестал кружиться.

— Ты видела, что сегодня произошло. Это была первая настоящая попытка Аллена сделать что-то нормальное. Мы не можем жертвовать ими, пытаясь спасти его. Прошло два года, Мишель, а ему не становится лучше, — голос его отца казался тяжёлым от слёз, которые он никогда не прольёт, не из-за него, во всяком случае.

— У него есть имя, Джон, — резкий тон его матери никак не помог снять напряжение, которое просачивалось из спальни в коридор. Аарон стоял и слушал, в ошеломлении не веря своим ушам. Он оглянулся и увидел, что Аллен с ужасом смотрит на него в ответ.

— Может, нам следует позволить профессионалам позаботиться об Аароне, потому что я не думаю, что мы поступаем так, как лучше для него, — сказала Джон, и сердце Аарона заболело от смирения в его голосе. Его родной отец отказывался от него, сдавая его сумасшествию. Пульсация в его голове вернулась, и Аарон изо всех сил старался не дать себе сползти по стене.

— Я не отправлю его в какую-то психбольницу, — голос Мишель дрожал, и Аарон больше не мог слушать. Отчасти ему хотелось остаться и посмотреть, каким будет их решение, но он слабо держал себя в руках, и это было невозможно. Он отказывался слушать, как родители планируют избавиться от него, как от старой пары кроссовок — поношенных, потёртых и разорванных. Вместо этого он проигнорировал своего брата и молча вернулся в комнату. Забравшись обратно в кровать, которая остыла за время его отсутствия, он надел на голову наушники и включил музыку достаточно громко, чтобы не слышать голосов из коридора.

Остаток ночи он думал, смогут ли его родители когда-нибудь снова его полюбить.