— Я просто помогу со Звездой, — говорю я. — И все.
— Тебе не нужно работать над выходом Звезды из стойла, — говорит папа, делая глоток своего кофе. Его рука трясется, когда он ставит чашку обратно на стол. — Я поговорю с Джеком утром и возьмусь лично тренировать Звезду, если он так переживает об этом жеребце.
— Пап, все хорошо. Я с этим справлюсь… Можно нам пирог? — кричу я.
Официантка, наконец, откладывает телефон, и скоро мы уже поднимаем тост за мою новую сестру пирогом.
Если бы пирог мог сгладить неловкость.
***
Следующим утром я встречаю Джека в Гринбрэир в пять утра. Солнце еще только начинает появляться на горизонте, а трава еще влажная от росы.
— Доброе утро, — говорит он, поправляя свою шляпу и одаривая меня ухмылкой, от которой у меня потеют ладони. Вместе со Звездой мы берем жеребца мистера Гудвина – Лаки Страйк к выходу. Эта лошадь выиграла Принкнес и Бридерс Кап несколько лет назад. Люди, которые не знают ничего про лошадиные гонки, думают, что Кентукки Дерби – самая важная гонка в мире, но Бридерс Кап в Калифорнии привлекает самых лучших лошадей. Его призовой фонд составил пять миллионов долларов в прошлом году.
— Возьми Лаки Страйк в коновязь, — говорю я.
Я передаю Джеку две сумки, набитые морковкой и нарезанными яблоками; затем забираюсь на Звезду и направляю его к начальному выходу. Он тихо ржет, его уши сглаживаются, а он начинает сдавать назад. Я похлопываю его по шее и чешу гриву, шепча всякий абсурд.
— Все хорошо, — тихо говорю я. — Это всего лишь выход. Это не страшно. Все хорошо.
Я снова хлопаю его по шее.
— Джек, иди сюда тихо, закрой выход сзади тебя и забирайся рядом со мной.
Вскоре он стоял рядом с запертым выходом, положив руку на голову Звезде. Он сошёл с ума, маша головой в разные стороны, ударяясь об стенки стойла.
— Дай ему дольку яблока, — кричу я, Джек следует моим указаниям. Звезда начинает чавкать, жуя яблоко. — Теперь покорми другим, — снова говорю я, надежно удерживая поводья.
— Боже, ты мастер давать задания.
— Дай ему другой кусочек.
— Тут тесно, — громко говорит Джек, вытирая пот с лица.
— Напомни мне никогда не работать на подводной лодке, — говорю я, в равной степени сокрушенная и опьяненная запахами. Сейчас раннее утро до мойки, поэтому у Джека и Звезды натуральные ароматы.
Звезда не прекращает фыркать, так что я решаю действовать экстренно.
— Звезда! — я перемещаю поводья в другую руку, а свободной беру руку Джека.
— Какого черта… — Джек смотрит на наши соединенные руки, а потом оглядываясь вокруг, убеждаясь, что мы одни.
— Видишь, Звезда, Джек – мой друг. Будь милым.
Мы стоим на выходе, держась за руки, пока дыхание Звезды не успокаивается, и он не двигается. Мне кажется, я сделала что-то невероятное.
— Думаю, этого достаточно, — сообщаю я. — Выпусти нас отсюда, сейчас мы будем делать то же самое с Лаки Страйк, пока Звезда смотрит.
Выходя из стойла, я кричу другому тренеру, чтобы он оседал Лаки Страйк и подъехал с ним к начальному выходу. Я стою со Звездой, кормя его яблоками и морковкой, пока Лаки Страйк стартует и финиширует снова и снова. Затем я кормлю их обоих: и Звезду, и Лаки Страйк, – яблоками с руки, обожая как они могут щекотать мою ладонь.
— Ты унаследовала стиль тренировок от своего отца? — спрашивает Джек.
Я киваю.
— Папа всегда говорит, что лошади учатся, смотря на других лошадей. И все парни любят еду, верно? — я держу сумку с яблоками и морковкой.
— Правда.
Я вытираю потный лоб запястьем.
— Мне нужно позаниматься со Звездой перед школой.
Джек улыбается и кивает.
— Еще раз спасибо.
Я отвожу Звезду на трек, разгоняюсь до медленной рыси, думая о том, каким терпеливым и добрым был этим утром Джек. Когда Гил сигнализирует, я ускоряю коня до полного галопа и проезжаю по треку, ожидая, когда же скорость заставит мой мозг онеметь.
***
После тренировки, я снимаю перчатки и шлем, поднимаю взгляд, чтобы увидеть Джека, стоящего около комментаторской и держащего в руках кружку кофе.
— Два кусочка сахара и сливки?
Я кладу перчатки и шлем на землю, забираю чашку, оборачивая обе руки вокруг нее, и делаю глоток.
— Он идеальный.
Он улыбается.
— Я думал, что Синди лгала мне. Она не выглядела счастливой, когда я спросил, какой кофе ты любишь.
— Она не лгала тебе, — сообщаю я, делая еще один глоток.
— Я думал, что ты предпочитаешь черный кофе или что-то типа того. Черный кофе для опасных девчонок.
Я одариваю его взглядом.
— Что ж, спасибо, наверное.
Охотничьи собаки Джека бегают вокруг нас, пока мы идем в дом, споря о черном кофе против кофе с сахаром и сливками до того момента, пока он не касается моего локтя.
— Слушай, — говорит он тихо, смотря мне в лицо, пока мы идем в Хиллкрест. Он касается моего плеча. Моё сердце снова громко забилось в груди. — Я хочу поблагодарить тебя за помощь. Это много для меня значит.
Мне следует сказать ему, что многие из работников сделают все, что угодно для него, потому что Гудвины платят им, но каким-то образом я понимаю, что он считает, что то, что мы делали утром, более лично, чем простая ежедневная работа. Он улыбается, а я осознаю, что пялюсь на его губы.
Ивонна ковыляет, как утка, с корзиной грязного белья в руках, Джек пытается забрать ее из ее рук, но она отмахивается от него.
–—Никогда даже не думай об этом, — она грозит ему пальцем, а затем наклоняется, чтобы поцеловать его в щеку. Затем она целует меня и направляется внутрь, где я слышу, что Ивонна говорит Синди не пить какой-то особый внутриутробный чай, который она сама собрала. Джек и я смеемся над Ивонной вместе.
— В любом случае, — говорит Джек. — Мне нужно проверить счета до школы.
Он идет в особняк, а я делаю глоток кофе. М-м-м. Идеально.
***
Я приняла душ и переоделась в школьную одежду, пока я сижу за столом, пытаясь закончить мою домашнюю работу по геометрии, начинает звенеть горничный звонок. У Кедар Хилл есть несколько звонков, которые появились здесь еще во время Гражданской войны. Каждый из них обозначает, что одному из семьи Гудвинов что-то нужно. Кухонный звонок обозначает, что им нужна еда или кофе, горничный – постирать, застелить кровать или убрать что-то в доме, садовый – сделать что-то в саду.
Ну, знаете, на экстренный случай, если что-то случится в саду.
Звенит горничный звонок, но это не имеет никакого смысла: никого из горничных здесь сейчас нет. Они заправляют кровати, накрывают на стол и занимаются остальным, чем должны. Затем звонит мой телефон.
— Саванна… — говорит Синди слабым голосом.
— Что-то не так с ребенком? — выпаливаю я.
— Я чувствую себя нехорошо, я так устала, — отвечает она. — Мне нужно, чтобы ты отправила Поле завтрак вместо меня.
— Её здесь нет.
— О нет, я вспомнила, что у неё сегодня выходной.
— Я могу зайти перед школой…
— Нет-нет, — говорит Синди. — Мистеру Гудвину не нравится, когда с треков тащат грязь в дом.
— Я уже переоделась в школьное, — я обуваю розовые конверсы, которые папа подарил мне на прошлое рождество. — Иду.
Я прибегаю в особняк и мчусь на кухню. Синди сидит за кухонным островком, вытирает пот с лица. Джоди, шеф-повар Гудвинов, жарит омлет и делает заметки на бумаге одновременно.
— Я не могу накрывать завтрак, — говорит Синди на грани слез. — Не знаю, как я буду делать это следующие четыре месяца. Я так устала.
— Тебе следует взять пару дней отгулов.
— Мне нужны эти деньги, — шепчет Синди, тряся головой. Ты знаешь, что мне нужно удалить коренной зуб, но я не смогу себе этого позволить еще долгое время, а твоей сестренке нужно купить одежду, начать откладывать на колледж и…
— Ш-ш-ш, — произношу я успокаивающе. Та-Которую-Нельзя-Называть должна взять пару дней отдыха. Но папа все еще платит за мамины медицинские счета, поэтому отгулы – мечта. Какого черта будет твориться, когда родится ребенок?
— Джоди? Что я должна делать? — спрашиваю я с твердостью в голосе.
— Налить им кофе. Мистер Гудвин пьет черный. Джек тоже. Миссис Гудвин пьет чай. Шелби нравится какао со взбитыми сливками, так что добавь их ей очень много.
Я быстро мою руки в раковине и делаю глубокий вдох.
— Вернись потом, чтобы забрать омлет Шелби, — говорит Джоди.
Я нацепляю фартук и беру кофейник, а потом шагаю в столовую. Люстра, висящая над столом, оттеняет вишневое дерево. Солнечный свет озаряет комнату через окна от пола до потолка. Шелби разгадывает филворды из сегодняшнего выпуска газеты “Гоночный образец”. Мистер и миссис Гудвин поднимают взгляд и смотрят на меня.
— Сегодня неукомплектованный штат, — говорю я, держа в руках кофейник.
Мистер Гудвин откладывает газету и спрашивает:
— Все в порядке?
— Синди сегодня плохо себя чувствует. Она устала. А у Полы выходной.
— А, хорошо, — говорит мистер Гудвин и возвращает свое внимание к газете. Он читает выписки в “Гоночном образце”. Я с папой читала эту газету каждый день, чтобы идти в ногу со временем и знать о лучших лошадях, жокеях и их новостях.
— Добро пожаловать в команду, — говорит миссис Гудвин, поднимая свою чашку с чаем.
— Спасибо, мадам, — отвечаю я. Я видела её на гонке в воскресенье, но это первый раз, когда она со мной заговорила. Я поняла, откуда Джек и Шелби получили свою внешность: миссис Гудвин изумительна. Джек выбрал именно этот момент, чтобы зайти в столовую, выглядя свежо в черных джинсах и классической рубашкой Оксфорда с рукавами, закатанными до локтей, конечно. Его волосы все еще влажные после душа.
Он замечает меня, стоящую здесь и прекращает двигаться. Избегает моего взгляда. Это. Самый. Смущающий. Момент. В. Моей. Жизни. Он целует свою маму в щеку, а затем садится и кладет салфетку на колени.
— Доброе утро, милый, — говорит миссис Гудвин, улыбаясь, и делает глоток своего чая. А затем опять возвращается к сортировке кучи писем, которые перед ней. Это, наверное, приглашения на благотворительные балы, политические сборы средств для кампании ее брата, губернатора штата Алабама, коктейльные вечеринки или это из-за ее книги рецептов.