– Ты все путаешь, девочка, – сказал папа. – Это была война.

– Не путаю, – ответила Светка. – Я просто хочу тебя понять.

Папа жалобно заморгал. Что сделала тогда Светка?

Она поцеловала его. И все. И этим все было сказано.

Но как жить ей, Светлане? Как Мариша? Но ведь у той есть оружие – красота. Красавицы идут своим путем, обреченные на успех и любовь. Во всяком случае, семнадцатилетней Светке, когда она окончательно взяла себе в приемыши отпетый характер, так казалось.

Как брат Сеня? Ну что Сеня… Он тоже вооружился колючей иронией, и она испортила ему жизнь. Превратился в нечто чадящее. Больше недели Светлана его не может вынести. Жалеет родителей: каково им изо дня в день вкушать эту настоянную на кипяченой воде ироническую желчь? Но им только горько, а Светлане еще и противно.

И она сказала: и для себя, и для других я нужна сильная. Если я хочу чего-то стоить и действительно кому-то помочь как врач. Я не имею права ждать, пока что-то совершится помимо меня. Я должна свершить то, что могу. И она впустила в себя вот этот самый настырный, вредный, деятельный характер, она подчинялась его дикому нраву даже тогда, когда ей самой было от этого хуже.

Вот и в этой истории с Клюевой.

«А что я могла еще сделать? Приходить носить ей воду, продукты? Или оставить Клюеву на немощных Лямкиных?

Или пойти к мужу клюевской сестры и попросить его полюбить Клюеву как родную хотя бы на время срастания ключицы у ее сына? Или продолжать канючить, пока главный и завхирургией не согласятся подвесить коечку над входом в отделение, чтобы оттуда Клюева могла приветствовать бодрым оптимистическим «ура» всех новых больных?»

Мариша только что пришла из своего института. Она обняла Светлану и поершила ее примятые шапкой волосы.

– Как хорошо, что ты пришла! Сейчас будем обедать.

– Дай мне лучше чаю.

– Ты чем-то расстроена?

Светка стала рассказывать. Мариша бесшумно двигалась по кухне, без звука ставила на стол чашки, и Светка, хоть и была возбуждена всем случившимся, как-то особенно остро чувствовала эту Маришину деликатность, ее заботу – не помешать ей, не перебить, а, выслушав, тут же подвинуть ей чашку чая, уже с сахаром, размешанным без звука. Это всегда ее удивляло в Марише. Ну всплесни ты руками, ну загреми ты посудой, ну вскрикни от удивления ее, Светкиной, глупостью.

– Пей, – тихо сказала Мариша. – И переключи скорость. Уже подъезжаем…

– Куда?! – по-клюевски заорала Светка. – Куда подъезжаем?

– Куда надо! – засмеялась Мариша. – Что с тобой? Кричишь как резаная. Все ты сделала правильно. Нечего терзаться. Только я предлагаю еще лучший вариант. Привози ее ко мне. Насте будет веселей, а меня все равно целый день нет дома. Честное слово! Ты сама подумай.

– Знала бы, я бы к тебе не пришла.

– Почему?

– Не знаю. Скажу честно. Теперь я кажусь себе дурой. Но, если я привезу ее тебе, я буду считать себя сволочью. Что лучше – быть дурой или сволочью?

– Знаешь, киса, оба хуже. Но ты, конечно, заварила кашу. Ты хоть позвонила домой?

– Мне это даже в голову не пришло. Они или поймут меня, или нет. Никакие объяснения тут не помогут.

– А ты позвони от меня.

– Что я скажу?

– Что ты сказала мне?

– Это не выглядело по-идиотски?

– Идиотски выглядит всякий мало-мальски благородный поступок.

– Я боюсь этих слов – великодушный, благородный! Совсем не это… Я бы с удовольствием плюнула на эту Клюеву, если бы нашла хоть какой-то выход…

– Позвони, Светуля! Вот так все и скажи. Не было выхода. Хотя выход есть. Я…

– Хорошо. Я позвоню. Ты – не выход. Я должна выручать Клюеву сама. Это мой врачебный участок.

И снова с телефоном повезло. Соединилось с первого раза. И подошла не соседка, постоянно торчащая у телефона, а Светланина свекровь. И та сказала деликатно, так же, как Мариша наливает чай в чашки, что какой может быть разговор, если человеку надо помочь. Пусть приезжает, они подождут их с обедом…

– Ну вот и хорошо, – сказала Мариша. – Только ты, когда твоя Клюева будет давать тебе деньги на хлеб, сахар – я не знаю, на что еще! – бери. Не делай больших глаз, Светка, бери обязательно. Ей будет от этого легче, Клюевой. Понимаешь?

– Откуда ты все знаешь? – засмеялась Светка. – Ты эту Клюеву в глаза не видела.

– Не важно. Но ты это запомни. Я тебя знаю, начнешь возмущаться, что человек тебе деньги предлагает.

– Это еще неизвестно, – ответила Светка. – Клюева – хороша штучка. У меня вся надежда на Неонилу Александр овну.

– У тебя золотая свекровь. Кстати, у меня такая же. Слушай, а что, если я попрошу тебя об одной малости?

– Ну?

– Мне звонила Ася. Она едет в командировку на север. У меня есть чудные теплые валенки. Ей без них не обойтись. Занеси их ей завтра на работу. Это ведь рядом, а то она закрутилась и, боюсь, не найдет времени за ними заехать.

– Давай.

– Это прекрасно! Я в них еще суну платок, Аська совершенно неразумная дурочка…

– Как она там?

– Страдает комплексами. Ей кажется, что она темная и ничего не знает… Редакционные девицы там перед ней выпендриваются… Боже! Какой защищенной я чувствую себя в моем институте!

– Эго личное твое свойство и умение.

– Находить защищенное место? Ты меня судишь, киса? Зря!

– Ради Бога! Я тобой восхищаюсь, как и все.

– Не надо ни осуждать, ни восхищаться. Каждому свое. Но только самому сильному – журналистика.

– Я так не считаю. Трое суток шагать, не спать… Это еще такая малость по нынешнему времени.

– Шагать и не спать? Безусловно! Но разве я об этом? Это разговор долгий. В другой раз. И подбодри как-нибудь Асю… Вот валенки.

– Я этого не умею.

– Ну, тогда поцелуй ее. И скажи ей, как врач, чтоб валенки надевала обязательно. Ну, пока, киса! Звони. Расскажешь, как там твоя Клюева с ее множественным переломом голени.

– Никто этого не говорит, но ведь некоторый наследственный идиотизм у меня имеется? А? Честно?

Олег видел: из подъезда Мариши выскочила Светлана с большим свертком в руках. Она пошла в сторону от остановки, и остановить ее было трудно – надо было бежать. Но если бы он ее задержал и взял у нее валенки, наверняка предназначенные Асе, тогда его приезд к Марише был бы оправдан: Асе не в чем ехать, а ему после разговора с Крупеней все равно надо мозги проветрить, вот он и приехал сюда за валенками. А с другой стороны, Светка уже спустилась в овражек, ее не догнать, а Маришин дом – рядом, занавеска у нее на окне подоткнулась как-то смешно, по-девчоночьи, веселая такая занавеска, в мячиках.