Глава 13.

ДЖЕССИ

В четверг в начале десятого утра раздается стук в мою дверь.

Я игнорирую его и записываю в блокнот новые слова.

Ты сладкая, как сироп, за хмурым взглядом.

Замкнутая и непредсказуемая.

Ты продолжаешь отшивать меня.

Я просто хочу тебя завести…

В дверь снова стучат.

— Джесси! — кричит Бетани.

Я выцарапываю последние слова и кричу:

— Что?

— Можно мне войти?

— Да, входи.

Дверь со щелчком открывается.

— Я голый

Дверь захлопывается.

— Надень что-нибудь! Боже мой!

— Шучу. — Я смеюсь. — Входи уже.

Дверь медленно открывается, и она заглядывает внутрь с закрытыми глазами.

— Клянусь Бобом, если я открою глаза и увижу, что ты голый, я взбешусь.

— А кто такой Боб?

Ее глаза все еще закрыты. Волосы у нее собраны в хвост, и я впервые замечаю, что на щеках у нее легчайшая россыпь веснушек.

— Боб никто. Вернее, я уверена, что Боб — это кто-то, но я не чувствую себя виноватой, ругаясь Бобом, понимаешь?

— Не совсем…

— Я собираюсь открыть глаза. — Она смотрит на меня прищуренным глазом и видит, что я сижу на полу, полностью одетый в джинсы и футболку Metallica. — Привет.

Наклоняю голову, изучая ее, потому что что-то странное происходит с ее лицом. Ее глаза слегка стекленеют. Это почти незаметно, но я улавливаю. Знаю, что одет, но она реагирует на меня так, как будто я обнажен.

— Ты в порядке?

Она моргает, качает головой и сосредотачивается на подушках на кровати позади меня.

— Конечно, я в порядке. У меня все в порядке.

Я слегка улыбаюсь.

— Чем могу быть полезен?

— О, точно. — Она делает шаг вглубь комнаты и ищет, где бы присесть. — Куда подевался стул?

— В шкафу.

Бетани морщит нос, и, черт возьми, это чертовски мило.

— Ты поставил стул в шкаф? Почему?

Я откладываю блокнот и ручку, скрещиваю ноги в лодыжках и руки на груди.

— Потому что мой отец пытался выбивать из меня зло на этом стуле, так что прости меня, но я не люблю смотреть на эту гребаную штуку.

Ее лицо бледнеет, и я тоже чувствую легкое головокружение. Неужели я только что порезался и истек кровью на глазах у няни?

— Твоя спина... — шепчет она.

Я прочищаю горло, чтобы отогнать ярость, которая там закипает.

— Я был в разгаре работы, так что, если ты пришла сюда не по какой-то конкретной причине…

— Мне так жаль, — шепчет она, и ее глаза блестят. — Я не знала.

— Бетани. — Мне нужно положить конец этому дерьму прямо сейчас. Никаких вечеринок жалости.

— Да?

— Чего ты хочешь?

Она тяжело сглатывает и переминается с ноги на ногу. Мне хочется встряхнуть ее и сказать, чтобы она выплюнула это.

— Я хотела поговорить о том, что произошло в церкви в воскресенье.

Вздыхаю.

— Уверена, что ты привык прикасаться к женщинам так же, как ты... как ты прикасался ко мне, и я также уверена, что у них нет проблем с этим.

Я пожимаю плечами.

— Но у меня нет большого опыта в таких прикосновениях от кого-то, кто не является моим парнем.

Я встаю, перехожу на другую сторону комнаты, чтобы возвышаться над ней, и она откидывает голову назад.

— Ты хочешь сказать, что больше не хочешь, чтобы я прикасался к тебе?

Няня смотрит на меня широко раскрытыми и такими невинными глазами. Она отрицательно качает головой, но говорит:

— Да.

— Хм. — Жаль, что на ней опять эта дурацкая форменная рубашка. Мне очень понравилось видеть ее в платьях последние пару дней. Провожу костяшками пальцев по ее руке. Она не отступает и у нее перехватывает дыхание. — Тебе может и не нравится, что я прикасаюсь к тебе, но твое тело, черт возьми, не возражает.

— Дело не в этом. — Девушка с трудом сглатывает. — Мне нравится, когда ты прикасаешься ко мне. Это просто сбивает меня с толку, вот и все. Я думала, ты меня ненавидишь.

— Ненависть – слишком сильное слово.

— В лучшем случае терпел меня.

Она права. В основном.

— Мне нравится прикасаться к тебе.

— Но почему? — говорит она на выдохе, быстро наполняет легкие воздухом и задерживает его.

Я никогда не был рядом с такой выразительной женщиной, как Бетани. По крайней мере, я этого не помню. Мне не нужно гадать, что она чувствует. Каждый вздох, который она делает, передает эмоции. Интересно, если я проглочу ее вдохи, почувствую ли то же самое?

Провожу рукой по ее затылку, и она не сопротивляется, когда я притягиваю ее к себе.

— Потому что ты мягкая.

Ее губы приоткрываются, и ее теплое дыхание скользит по моим губам. Я облизываю нижнюю губу, надеясь хоть на малейший вкус того, что она чувствует. Едва касаюсь ее губ своими.

Ее тело слегка наклоняется ко мне.

— Что ты делаешь? — шепчет она.

— Показываю, чего ты будешь лишена, если попросишь меня перестать прикасаться к тебе. — Я приоткрываю губы достаточно, чтобы взять ее нижнюю губу между своими.

На вкус она как мятный бальзам для губ. Ее губы даже мягче, чем я себе представлял.

Она сжимает мои бицепсы, сжимая мою футболку в кулаках за долю секунды до того, как оттолкнуть меня назад.

— Остановись.

Я поднимаю руки в знак капитуляции и улыбаюсь, почему-то чувствуя легкое головокружение. Может быть, это как-то связано с потерей крови в моей голове, поскольку вся она хлынула к стояку у меня в штанах.

Ее глаза превращаются в щелочки.

— Я пришла сюда, чтобы сказать тебе, что твои прикосновения сбивают с толку, а ты целуешь меня?

Отказ? Снова. Мне это не нравится.

— Вряд ли это был поцелуй. — Я избегаю искушения сесть на кровать из-за слабости, которую чувствую в коленях.

Бетани отшатывается от моего встречного отказа. Хорошо.

— Ты жесток.

— Не веди себя как жертва. Всего несколько секунд назад ты сказала, что тебе нравится, когда я прикасаюсь к тебе.

— Знаю. Вот почему мне нужно, чтобы ты остановился.

— В этом нет никакого смысла…

Неприятный звон дверного звонка разносится по всему дому, и под этим предлогом Бетани выскакивает из комнаты. Я следую за ней, не готовый закончить этот разговор.

Когда она открывает дверь, входит Пит. Он улыбается ей так же, как делал это всю неделю, и она, черт возьми, улыбается в ответ.

— Как дела, Бэт-няня? — Он протягивает руку, и они обмениваются рукопожатиями.

О, так это нормально, что этот мудак прикасается к ней, только не я?

— Я поняла, — радостно говорит она, явно не так взволнованная тем, что произошло всего несколько секунд назад, как я. — Мэттью Перри.

Мужчина-медсестра ухмыляется.

— Я ведь права, да?

Он пожимает плечами, но ничего не говорит. Что за дурацкую игру затеяли эти двое?

— Я так и знала! — Бетани победоносно вскидывает кулак вверх.

— Знала что?

Они бросают взгляды в сторону коридора, где я стою, наблюдая за их флиртом ботаников.

— Как дела, Джесси?

Я игнорирую медбрата и жду ответа Бетани.

— Это игра, в которую мы играем. Я пытаюсь угадать у кого из знаменитостей работал Пит, — говорит она без энтузиазма, который только что показывала мудаку в синей униформе.

— И на этой ноте. — Пит похлопывает по своей спортивной сумке. — Давай сделаем анализ мочи, чтобы ты мог сохранить свои водительские права. Готов пописать в банку?

— Полагаю, конфиденциальность ни хрена для тебя не значит, а, сиделка? — Я двигаю бедрами, чувствуя напряжение моего стояка, спрятанного за джинсами. — И нет, я еще не готов.

Мне нужно подрочить, прежде чем я смогу пройти тест.

Я никогда так долго не обходился без секса. Вот и все. В Бетани нет ничего особенного.

Я топаю в свою комнату, убеждая себя в этом, но фантазирую о своей руке на ее бедре, пока опорожняю свои яйца в унитаз.

БЕТАНИ

Я надеялась, что к концу недели почувствую себя лучше после разговора с Джесси. На этой неделе почти каждую ночь не спала, разговаривая с Эшли о том, как объяснить Джесси, что он не может так прикасаться ко мне. Она безуспешно пыталась скрыть улыбку, а я все болтала и болтала о том, как вежливо велеть ему остановиться, хотя вовсе не обязательно ненавидела ощущение его руки на себе.

Его прикосновение сбивает меня с толку, вот на чем я остановилась.

Миллион раз прокручивала в голове эту лекцию, пока ехала на автобусе к пастору Бену. Когда вошла и увидела Джесси на полу, похожего на отпрыска замученного художника и падшего ангела, я замерла. Рассеянно спросила о стуле, и его ответ был последним ударом, который подорвал всю мою решимость. «Выбить из него зло» — слова, которые он использовал, но произнес их как запоздалую мысль, как будто они сорвались с его губ без его разрешения.

Когда я пришла в себя от его признания, он увидел мою слабость и пошел на убийство.

Он поцеловал меня!

«Вряд ли это был поцелуй».

Его слова звенят в моей голове, смущение омывает меня новой волной, как будто он только что их произнес. Я знала, что его цель – напомнить мне, насколько я наивна по сравнению с ним, насколько невинна и скромна.

— Я не ханжа, — бормочу я, запихивая пакетики с сахаром в корзину, радуясь, что ресторан пуст, если не считать нескольких поваров в задней части.

Мы закрылись десять минут назад, но я не тороплюсь домой. Эшли будет допрашивать меня о том, как прошел мой разговор с Джесси, и мне придется признать тот факт, что я пыталась отгородиться от Джесси Ли и, как и все женское население, с треском провалилась.

В передние окна светят фары автомобиля. В будние дни у нас обычно бывает несколько поздних клиентов, которые забывают, что по будням мы открыты только до десяти. Обычно они видят табличку «Закрыто», замечают, что свет выключен, и едут дальше.

Когда фары выключаются, и я слышу, как хлопает дверца машины, выглядываю наружу, и вижу, что искушение движется прямо ко мне. На Джесси его маскировка – бейсболка и рубашка с длинными рукавами. Я отпираю дверь и открываю ее, чтобы ему не пришлось слишком долго слоняться у всех на виду.

— Что ты здесь делаешь?

Он останавливается у самой двери.

— Можно мне войти?

Я не понимала, что преграждаю ему путь. Делаю шаг назад.

— Конечно.

Парень останавливается перед стойкой хостес и оглядывает полутемное помещение.

— Так вот где ты работаешь.

Я прослеживаю за его взглядом, пытаясь увидеть это место его глазами. Дешевая закусочная, украшенная занавесками в бабушкином стиле и фотографиями выпечки в рамках на каждой стене. Как будто он уже не думает, что я неудачница, мое место работы только подтверждает это.