Глава 23

Я указала пальцем на ухо и покачала головой.

— Кажется, я неправильно тебя расслышала.

— Правильно, — Омос вздохнул. — Один аспект должен убить других. Как только он это сделает, то будет волен вернуться в Эфир к Верховному отцу, где его доминирующий недостаток будет прощен из-за уничтожения трех остальных.

Я не могла поверить в то, что услышала. Самая нелепая и безумная теория.

— Значит, Арона разделили на четыре части, чтобы он мог убить остальные три?

— Таким образом душа Бога проходит очищение, — Омос наклонил голову. — Если хочешь, я могу провести исследование и выяснить, какой из аспектов победил в последнем Ожидании.

Но я не была уверена, что хотела это знать. А если этот Арон — мой Арон — проигрывал каждый раз?

— Но как… Когда мы покинули Цитадель, Арон с высоты упал на землю. Я же свалилась на него сверху, но он не пострадал. Как мне показалось, Арон не может умереть.

— Он вечен, — согласился Омос. — Он не стареет, не болеет и не может быть убит обычным способом.

— Тогда как один аспект должен уничтожить остальных?

Омос бросил на меня сочувственный взгляд, от которого у меня свело живот.

Ох, нет. Итак, это объясняло, почему все вокруг продолжали пытаться меня убить.

— Мишень здесь я, — решительно заявила я. — Не Арон. Ему даже не нужно было убивать остальные аспекты, ведь достаточно расправиться с их якорями.

Омос тихо заговорил:

— Аспект уязвим только благодаря своему якорю. Он или она по сути являются связью Бога со смертью. Якорь должен есть, спать и выполнять все смертные функции за аспекта, так как он сам не может. Аспект же получает силы через якоря. Но если якорь будет убит… — он замолчал, недоговорив фразу.

— Больше никакого Арона, — тихо добавила я. Я поставила еду на стол, чувствуя, что совсем не голодна. На самом деле, я ощущала наплывы тошноты. Неудивительно, что никто не хотел добровольно становиться якорем Арона. Шансы три из четырех на ужасную смерть от рук Арона. Не от высокомерного Арона, а от того, кто воплощал другие недостатки.

Черт, такая неразбериха.

— Арон говорил, что ничего не знает. Неужели он солгал? — я посмотрела на Омоса, пытаясь осмыслить новую информацию. — Он ничего не помнил про якоря, но чувствовал, что меня нужно защищать от других.

Омос задумчиво кивнул. Монах заметил, что я закончила с едой, поэтому взял в руки поднос.

— Вполне вероятно, что его разум скрыл какие-то факты… либо это было так давно, что Арон уже все забыл. А возможно, в прошлый раз он воплощал равнодушие, из-за чего не интересовался происходящим, — Омос поспешно встал с подносом. — Что бы это ни было, я не думаю, что он намерено лгал тебе. Вполне вероятно, что отсутствие памяти запланировано Верховным отцом. Сейчас я уберу поднос, а потом мы позаботимся о том, чтобы раздобыть тебе обувь и свежую одежду.

Мужчина ушел, пока я тупо пялилась на его удаляющуюся спину. Мне только что сообщили, что Боги — а их существовала целая куча — попытаются избавиться от меня. Обувь была намного ниже в списке моих приоритетов. Я бы предпочла получить гранату. Или, например, автоматическую винтовку.

Или вернуться в прошлое. Ага, я бы с удовольствие отмотала время назад.

Омос разговаривал со мной из кухни, рассказывая об одежде, которую оставил случайный путник, но я не слушала. Я была слишком поглощена новой информацией. В скором времени я должна была встретить свою смерть. Мне хотелось плакать, но я не была уверена, что во мне остались слезы. По мере того, как я пыталась свыкнуться с мыслью о смерти, в моем животе стало нарастать онемение.

Нет, подождите-ка. Это был голод. Я только что поела, но вновь проголодалась. Черт.

«Якорь должен есть, спать и выполнять все смертные функции за аспекта», — заявил Омос. Неудивительно, что я все время была голодна. Неудивительно, что я постоянно нуждалась в воде. Неудивительно, что Арон не умел спать. Просто не мог. Ведь именно я должна была делать все за него.

Кто-то вошел в комнату, из-за чего я поняла глаза. Но это был не Омос, а Арон. Бог хмурился, а его красная туника была покрыта грязью, пылью и высохшей кровью. Арон выглядел чертовски раздраженным, когда окидывал взглядом комнату, очевидно, в поисках Омоса.

При виде Бога я разрыдалась. И все же во мне остались слезы.

Арон вздохнул.

— Почему ты плачешь, Фейт?

— П-потому что я только у-узнала, что такое гребаный якорь, — пробормотала я, всхлипывая. — И скоро я у-умру, — я закрыла лицо руками и заплакала еще сильнее, чувствуя себя беспомощной и полной отчаяния.

Он снова тяжело вздохнул. Через секунду кровать заскрипела и прогнулась под его весом. Я с удивлением ощутила, как большая рука заскользила по моим плечам. Арон… обнял меня. Он хотел утешить меня. Я изумленно посмотрела на Бога.

— Я знаю, что ты боишься, но у меня есть план.

— План? — всхлипнула я. — Как ты можешь составить план, если не знаешь, что происходит?

Арон сосредоточился на мне.

— Со временем я вспоминаю больше деталей. Да и монах поделился со мной некой информацией, — он кивнул в сторону Омоса, который переминался с ноги на ногу с узлом одежды в руках в дверном проеме неподалеку. — Оставь нас, смертный. Я хотел бы поговорить со своим якорем.

— Конечно, Повелитель бурь, — тихо пролепетал Омос. Он исчез, а я услышала звон кастрюль на кухне, который звучал намеренно громко.

Арон, не отводя от меня пристального взгляда, стал гладить мои волосы.

— Прекрати плакать, Фейт. Мне это не нравится.

— А мне не нравится слышать о своей скорой кончине, — возмущенно возразила я.

— Как я уже упоминал, у меня есть план. Ты не умрешь, потому что я одолею остальных.

По какой-то причине из-за заявления я расплакалась еще сильнее. Конечно, он рассуждал именно таким образом. Арон же олицетворял высокомерие. Я покачала головой, так как к моему горлу подступили новые рыдания.

Арон притянул меня к своей груди и крепче обнял, поглаживая по плечу.

— Доверься мне. Я сделаю все возможное, чтобы ты не пострадала. Ты всегда будешь рядом. Разве я не лучший боец, которого ты когда-либо видела? Если кто и сможет защитить тебя, так это я.

Я прислонилась к нему, позволяя утешать меня.

— Почему ты такой милый?

— Омос заявил, что я воплощаю высокомерие. Но это не значит, что я бессердечен, — Бог стиснул мое плечо и наклонился, прошептав мне на ухо: — Я даю слово, что с тобой ничего не случится.

Конечно, ведь в этом случае он тоже умрет, но мне все равно было приятно это слышать.