Со становлением информационного сообщества неразрывно связана деятельность, направленная на создание идеального продукта, для которого материальное является лишь внешней оболочкой. Все более массовое производство и распространение идеальных предметов — это, по сути дела, создание продукта, который не исчезает при своем потреблении. Это новое социальное явление, последствия которого трудно оценить во всей полноте. Очевидно одно: что традиционная борьба за обладание материальными ценностями и связанное с ней насилие должны претерпеть глубокую трансформацию в этой сфере. Соответственно претерпевают изменения и представления об экономически господствующих классах, поскольку общество теперь определяется в точках соединения науки, производства, финансов, кадровых и материальных ресурсов.
Возникают новые тенденции и в распределении власти. Власть начинает сливаться с субъектом, который является носителем компетентности. Предпринимательство, управление становятся тем видом деятельности, которая непосредственно связана с умением производить и использовать информацию. Происходит глубокая ревизия традиционных типов внешней (предметной) и внутренней (духовной) самоидентификации личности. Человек теперь утверждает себя путем постоянного заполнения информационного вакуума, превращаясь в интеллектуальную сущность, которая взаимодействует со своим окружением. Физическая сила человека становится лишь фактором здоровья, физической культуры, а нравственная сила тяготеет к нахождению компетентных решений возникающих социальных проблем. На этой почве возникает определенный духовный кризис, связанный с тем, что в системе отношений информационного сообщества снижается значение и индивидуальности как самостоятельной ценности. Формализация и алгоритмизация входят в структуру бытия широких слоев населения. Поведение становится все более конформным. Происходит сдвиг в сторону повторяющихся ритмов жизни, признания пользы и удобства общепризнанных тривиальностей. Это относится и к взаимодействию граждан и социальных институтов, которое регулируется теперь социальной информацией. Социальная информация входит в само понятие власти.
Это оказывается верным и применительно к возросшим техническим возможностям влияния человека на окружающий мир. Возникает необходимость адаптации понятия «виртуальная реальность» к системе информационного обеспечения. Виртуальную реальность в этом смысле следует понимать как действующую возможность. Если, например, эпидемия СПИДа охватит большинство населения определенной страны, то можно предвидеть, что эта страна станет «свободной» от человеческого присутствия. Судьбы народов во все большей степени начинают зависеть от осмысления виртуальной реальности и коррекции своего поведения. Это меняет традиционные механизмы внешнего давления на социальное поведение. Происходит медиатизация политики. Технотелемедиумы — все множество технологий передачи информации путем изображения и звука — начинают играть определяющую роль в исходе политических схваток и конфликтов.
Новый смысл обретает сегодня и традиционный вопрос: «Что есть истина?» Если раньше истина определялась характером религиозного откровения или принципами разума, то теперь она зависит от того, в каком информационном поле оказывается человек.
Под информационным полем следует понимать то пространство, в котором действуют носители информации, способные вызвать ее восприятие, индуцировать тип образа жизни и направленность действий. Индивиды теперь узнают друг друга и определяют свое внутреннее тождество по типу информационного поля, в котором они находятся. Разрыв с традиционными детерминантами в определении жизненных предпочтений особенно наглядно проявляется у так называемых «фанатов»! Их субъективный выбор становится для них приоритетом. Они как бы сливаются с символом, который может иметь облик человека или даже предмета.
Все это радикально меняет структуру социального самоопределения. Раньше оно отталкивалось от общей истины бытия, разделения всех явлений на истинные и неистинные. Влияние информационных полей ставит все явления культурной реальности рядом друг с другом, делая их потенциально равнозначными.
Информационная открытость современного мира становится той аркой, через которую осуществляется контакт традиционных культур с современной информационной культурой, обеспечивая возможность постоянного их диалога. В этом состоит шанс предотвращения глобального столкновения цивилизаций. Но в этом и опасность достижения побед в информационных войнах.
В процессе своего цивилизационного развития человек вышел за рамки естественных законов, определяющих отношения в мире животных. В нем различные виды хищных животных имеют в качестве пьедестала своего бытия популяцию травоядных, играя роль их «санитаров». Если исчезнут травоядные, погибнут и хищники; не будет хищников, начнется биологическая деградация травоядных.
Человек находит такие источники существования, которые не связаны непосредственным образом с уничтожением животного мира. Вместе с тем в целом как вид он находит источники своего существования в различных формах биосферы.
Формируя свой мир, определяя его измерения и качества, человек развивает у себя способности сужать сферу использования насилия. Использование насилия как решающего средства достижения величия создало свою историческую инерцию в человеческих отношениях. Набирая силу вместе с ростом технического могущества, эта инерция привела человечество к потенциальной возможности собственного самоубийства. В этой критической ситуации возникает новый аспект понимания человеком собственной сущности. Давно известно, что сущность человека можно описать лишь с помощью противоположных категорий. Но лишь в XX веке возникает тезис, согласно которому все противоположные категории, в конечном счете, сводятся к основной биологической дихотомии между инстинктами, которых человеку недостает, и самосознанием, которого бывает в избытке. Избыточность самосознания увязывается с другим трагическим раздвоением: между чувством свободы и чувством ответственности, между добром и злом, радостью жизни и экзистенциальным страхом, порождающим глубокое отчаяние.
Горе от ума становится теперь горем от наличия в человеке разума, способности осознать трагическую сущность своего бытия и неспособности определить основания его подлинной надежности.
Те формы насилия, которые носят глобальный характер и ставят под угрозу существование человечества, непосредственно связаны с попытками найти основания абсолютной надежности. Эта ситуация ставит под сомнение представления, согласно которым позитивные качества, такие, как взаимное доверие, сотрудничество и альтруизм, вмонтированы в структуру нервной системы (Р.В.Ливингтон), или что существует биологическая совесть (К. фон Монаков), обеспечивающая стремление к совершенствованию, радость и чувство безопасности.
Сегодня, видимо, необходим новый взгляд на природу исторически сформировавшихся цивилизаций. Их следует рассматривать в качестве тех социальных форм, в которых потенциальная война всех против всех превращается во взаимодействие индивидов в соответствии с определенными правилами общественной игры.
Информационное общество — это новая цивилизационная реальность, которая соединяет константы жизни локальных цивилизаций и информационные универсалии. Это такое общество, которое может выжить лишь в том случае, если превратит толерантность из индивидуальной установки человека в образ жизни социума.
Вместе с тем становление информационного общества создает предпосылки информационных катастроф. Это могут быть катастрофы технические, связанные с неполадками в информационных системах и программах, но это могут быть и катастрофы гуманитарные, связанные с разрушением нравственного и социального кода, обеспечивающего гармоничное развитие общества.
Если мы правильно осознаем специфику информационного сообщества в контексте обострения глобальных проблем, то мы уже сегодня должны двигаться тем путем, который ведет к нейтрализации грозного потенциала информационных войн и цивилизационных катастроф, возникающего и накапливающегося в процессе стихийного развития. Вместе с тем все мы сознательно должны работать над созданием адекватных механизмов, ограничивающих сферы действия насилия, с одной стороны, и расширяющих поля толерантности — с другой.