Глава 23. Найти друг друга вновь
До прибытия в город оставалось час с небольшим.
Это, в свою очередь, случится за час до того, как откроются двери в здание полиции.
Всё это высчитано согласно часам Ника, маршруту и графику поезда-экспресса, едущего без остановок, и того, что шеф сказал ему о банкете, когда Ачарья загнал Ника в угол и удостоверился, что тот придёт.
Конечно, Ник говорил себе, что те двери не откроются.
Они не откроются потому, что никакого бл*дского банкета не будет.
Банкет отменили.
Его отменили, потому что губернатор Гэвин Кингсворт заверил Уинтер, что он разберётся с этим, отложит мероприятие, перенесёт в другое место или попросту отменит всё это дерьмо.
Конечно, у Ника не было подтверждения, что это действительно случилось.
Зато у него имелись серьёзные сомнения.
Раньше он говорил себе, что это не его проблемы. Теперь, когда Сен-Мартен что-то понадобилось от его девушки, Ник корил себя за то, что не настоял на личном разговоре с Гэвином-мать-его-Кингсвортом. В то время он слишком отвлёкся на саму Уинтер, на тот факт, что она казалась безмерно зацикленной на нём, на их физической близости, на всех вещах, из-за которых Нику сложно было думать.
Перед тем, как они сели на поезд, Ник пытался уговорить Малека связаться с Сен-Мартен. Он пытался заставить Малека позвонить ей и выяснить, какого хера происходит, зачем она выдернула их всех обратно в Нью-Йорк, и почему она намеренно исключила Ника.
Малек утверждал, что не может до неё дозвониться.
Ник подумывал связаться с Джорданом, даже с Кит, но не был уверен, что сможет держать себя в руках во время разговора с ними.
Он испытывал искушение попросить Уинтер во второй раз позвонить Гэвину, но не мог сподвигнуть себя на это. У него имелось сильное подозрение, что Уинтер заставит его раз за разом расплачиваться за эту услугу, и не только через выполнение его просьбы в точности.
Он слетит с катушек, если она сейчас начнет флиртовать с этим мудаком прямо на его глазах. Он определённо слетит с катушек... и хуже того, Уинтер это знала. Кингсворт упростит ей задачу, поскольку судя по их разговору ранее, он явно до сих пор хотел её. Ник помнил, как Уинтер прежде говорила, что это не что-то личное, что это лишь часть извращённого фетиша Гэвина Кингсворта, любившего женщин-гибридов, но Нику это казалось чертовски личным.
Более того, этот парень — губернатор, чёрт подери.
В итоге Ник решил, что может подождать до тех пор, пока они не доберутся в Нью-Йорк.
Он всё равно ничего не мог поделать с банкетом.
Он занял себя тем, что пытался примерно высчитать время их прибытия. По его подсчётам, он пробыл с Уинтер почти три часа. Учитывая более быстрый поезд без остановок, на котором они ехали обратно, а также тот факт, что они сумели сесть на него через считанные минуты после прибытия к терминалу Северо-Восточной Охраняемой Зоны, они должны вернуться примерно в шесть тридцать.
То есть, у них будет примерно час времени в запасе.
У Ника будет час до того момента, когда банкет должен открыть свои двери перед гостями.
Значит, два часа до тех пор, как всё по-настоящему начнётся; скорее всего, три часа до тех пор, как все покинут бар, чтобы сесть и кушать чрезмерно дорогую искусственную курицу или рыбу, слушая, как разные придурки из числа правительства и оборонных подрядчиков встают и толкают самовлюблённые, скучные и наверняка неосознанно расистские речи о вампирах.
Тем временем новенькие Миднайты будут торчать там в полной парадной униформе, вежливо отказываясь от предоставленных правительством мешков с кровью, стараясь не допустить, чтобы их глаза остекленели, и хуже того, стараясь не пялиться на шею какого-нибудь человека.
Выбросив этот образ из головы, Ник постарался подумать, что он мог предпринять, пока ехал на поезде.
Пока что ему ничего не приходило в голову.
Поездка была неловкой.
Первые полчаса Тай и Малек смотрели в окна, пока Ник и Уинтер уставились друг на друга.
Не помогало и то, что Ник с Уинтер до сих пор были связаны через кровь.
Ник с самого начала дерьмово блокировал её, и со временем стало только хуже, а не лучше. В результате практически каждая мысль, проносившаяся в его голове, в той или иной форме доходила и до неё.
Большая часть этих мыслей не помогала.
Вообще не помогала.
Отчасти дело в чистой иррациональности того, на чём зациклился его разум.
Отчасти в том, что у него не было для неё ответов — по крайней мере, ничего такого, что она хотела бы услышать.
Сочетание этих факторов практически гарантировало продолжение того же спора, который шёл между ними перед тем, как Тай и Малек появились в офисе Уинтер — если это вообще можно назвать спором, поскольку Ник ей не возражал.
Скрестив руки на груди, Уинтер сердито смотрела на него с противоположной лавочки в купе, который они вчетвером делили.
Судя по выражению её лица и тем вещам, которые Ник читал через кровь, он подозревал, что она лучше скрывала от него свои мысли, чем он от неё.
Не помогало и то, что многие его мысли включали желание снова переспать с ней.
Он не мог скрыть это желание, даже когда они спорили обо всём остальном. Он знал, что она это почувствовала. Он знал, что она ощущала в нём это желание.
Он также знал, что это её разъяряло.
Она хотела ответов, а у него таковых не имелось.
Если честно, Ник не был уверен, почему желание секса в нём зашкаливало, но он как будто ничего не мог с этим поделать. Он знал лишь то, что вся эта ситуация почему-то заставляла его ещё сильнее желать Уинтер. Чем больше Уинтер чувствовала это в нём, тем сильнее она злилась.
У неё также имелась собственная теория относительно того, чем это вызвано.
«Ты хочешь его, — рявкнула она на Ника через кровь. — Ты хочешь его, а не меня. Почему, бл*дь, ты просто не признаешься в этом, Ник? Ты возбуждён из-за него...»
«Нет, — подумал он в её адрес, невольно наблюдая за ней, невольно пялясь на неё, невольно желая её, даже когда она сверлила его гневным взглядом. — Уинтер, Богом клянусь... Я не знаю, что сейчас со мной происходит, почему он всплывает в моих мыслях, но это не заставляет меня желать его. Это заставляет меня желать тебя...»
— Это вообще не имеет смысла, — рявкнула она вслух.
Когда два видящих подпрыгнули, Уинтер глянула на Малека, затем на Тай, потом вновь продолжила говорить с ним через кровь.
«Ник, ты же должен понимать, насколько нелепо это звучит, бл*дь. Ты фантазировал о другом видящем, пока был со мной. Ты фантазировал о том, как тебе отсасывает твой бывший любовник, пока твой член был у меня во рту. Видимо, ты фантазировал достаточно ярко и забыл, с кем ты на самом деле...»
«Я не забыл», — настаивал он.
«ХРЕНЬ СОБАЧЬЯ, НИК, — послала она, припечатывая его мыслями. — ХРЕНЬ СОБАЧЬЯ. ТЫ ПРОИЗНЁС ЕГО ЧЁРТОВО ИМЯ, КОГДА ГОТОВ БЫЛ КОНЧИТЬ...»
«Уинтер, Господи... Я не знаю, почему я это сделал, но всё не так просто, как ты считаешь. Я не думал о нём. Богом клянусь, я не думал о нём. Я понятия не имею, почему я продолжаю видеть его чёртово лицо. Я понятия не имею, почему произнёс его имя в такой момент. Но я знаю, что хочу именно тебя. Я это знаю. Я знаю это всей своей сущностью. Ты — это всё, о чём я думаю...»
«Лжец, — перебила она. — БЛ*ДСКИЙ ЛЖЕЦ».
Ник вновь постарался контролировать свои мысли, когда увидел, как её глаза заблестели.
Честно говоря, он хотел просто пойти к ней.
Он хотел обнять её обеими руками.
Он хотел укусить её и трахнуть.
Чёрт, да он хотел успокоить её любым возможным способом. Он хотел убедить её, что все её мысли ошибочны, даже если он не мог объяснить, почему они ошибочны так, чтобы это имело смысл для них обоих.
Практически это и происходило в её офисе перед появлением Тай и Малека. Они ссорились, она кричала на него... затем в какой-то момент они снова начинали трахаться до тех пор, пока она не прекращала процесс и не начинала его бить, или пока один из них или оба не кончали... а потом она начинала его бить.
Затем она плакала.
Ник предлагал уйти. Он извинялся. Он говорил ей, что она ошибается.
Ничего не помогало.
Большая часть его слов делала только хуже.
Секс тоже не помогал.
Ничто из этого, вообще ничто не ощущалось более рациональным.
— Прости, — сказал Ник вслух.
Он глянул на Тай и Малека, затем закрыл рот.
«Уинтер, я хочу понять это, правда. Я действительно пытаюсь быть честным с тобой относительно всего этого. Я рассказал тебе о снах, но я толком не понимаю их. Я лишь могу сказать тебе, что ты ошибаешься, думая, будто я тебя не хочу. Кардинально ошибаешься».
«Супер, — она вытерла слёзы, сердито глядя на него и стискивая зубы. — Супер. То есть, ты хочешь трахать меня, при этом фантазируя о том, кого ты любишь на самом деле. Неудивительно, что ты ничего не рассказываешь мне о нём. Даже теперь ты мне ни хрена не сказал... ты это осознаёшь? Я даже не знаю, как долго вы были вместе. Ты так говорил, будто там ничего серьёзного, будто вы пробыли вместе несколько месяцев...»
«Я этого не говорил», — послал Ник.
«Да ты нихера вообще не говорил, — рявкнула она в ответ. — Даже теперь ты толком ничего не рассказываешь. Ты просто повторяешь одно и то же по кругу, бл*дь. Как обычно».
Воцарилось молчание, пока Ник обдумывал её слова.
Та боль в его груди усилилась, отчего становилось сложно мыслить.
С другой стороны, обо всём этом в принципе сложно было думать.
Он толком не мог думать о Джеме.
Он не мог вспомнить, когда в последний раз позволял себе думать о Джеме, по-настоящему подумать о нём. Теперь, когда он пытался это сделать, всё ощущалось как чёрная дыра. Он ощущал там горе, какую-то потерянную пустоту, полностью лишённую деталей. Такое чувство, будто какая-то часть Ника просто... пропала. Словно то, что там было, просто выело само себя, пока не осталось ничего, кроме отголосков горя и безнадёжного отчаяния.
Дело не в простой невозможности вспомнить.