И она все еще была тощей. Ее плечи казались острыми углами. Ребра словно прорезали плоть. Он вполне мог бы повесить на ее бедра платье, которое держал в руках.

Но она стояла высокая, совершенно прямая, и яростный огонь в ее глазах обжигал.

Ее груди… даже покрытые шрамами, они были прекрасны. Мягкие, округлые, с едва заметными розовыми сосками.

Она и в самом деле соблазняла его.

Леофрик приблизился, и женщина замерла, и только дерзко вздернула подбородок, когда он подошел.

— Ты должна одеться. Эльфледа уверяет меня, что платье тебе подойдет. — Он подал ей платье, и она отбросила его, удар был достаточно сильным, чтобы платье упало на пол в нескольких футах от нее. Маленькие туфли улетели еще дальше.

Она произнесла целую тираду. Слова были полны презрения, но даже так ее язык был как музыка.

Оставив платье на полу, Леофрик улыбнулся и попытался снова.

— Жаль, что я ничего не понимаю. Жаль, что я не знаю твоего имени. Твое имя.

Как уже много раз бывало, он похлопал себя по груди.

— Леофрик. — Он указал на ее грудь и вопросительно поднял глаза.

Она скорчила гримасу чистого отвращения и вернулась на кровать, снова усевшись в эту явно не подобающую леди, явно соблазнительную позу.

Его пронзило острое ощущение, когда он представил, как ложится рядом с ней на кровать и касается рукой того места, которое она, казалось, предлагала ему.

Но он знал, что она ничего ему не предлагает. Она просто сидела и, может, даже не понимала, как это выглядит.

Эльфледа была абсолютно права, когда предупреждала его, чтобы он не заходил сюда. Он хотел ее. Он безумно хотел ее.

А она даже не назвала ему своего имени.

Чтобы хоть как-то отвлечься, Леофрик подобрал платье и принес его обратно.

— Ты должна одеться. Ты достаточно здорова, чтобы встать с постели, и ты не можешь… — чувствуя себя глупо, он обвел рукой ее обнаженное тело и покачал головой, затем протянул ей платье и кивнул.

Она уставилась на платье. Затем взяла его. Встряхнула его и положила ткань на кровать. Встала.

Удалось ли ему убедить ее?

Женщина подняла платье и поднесла его к своему телу. Леофрик с улыбкой кивнул, надеясь подбодрить ее.

Повернувшись к нему лицом, она улыбнулась — и он был прав. Это было очень красиво. Она потеряла два зуба во время своего пребывания в Черных Стенах, но спереди зубы остались целы. Они были прямые и белые.

А затем женщина схватила платье за вырез и дернула, разрывая его посередине. Отбросив испорченное платье, она произнесла на своем музыкальном языке еще одну вереницу слов, таких же пламенных и яростных, и хлопнула его ладонями по груди.

Она сделала это снова и сказала что-то еще. Потом опустила руки и похлопала его по бедрам, по ногам. Больше слов, которые он не понимал.

Леофрик не думал, что она пытается причинить ему боль. Она что-то ему говорила. Она снова хлопнула его по бедрам, кожа его бриджей скрипнула под ее ладонями.

Затем она хлопнула себя по бедрам. Снова его бедра, потом ее бедра. Ее грудь, потом его грудь.

Она хотела иметь такую же одежду, как у него. Бриджи. Туника.

Его отец пришел бы в ярость. Ее единственный шанс выжить — стать частью этого мира, а в этом мире женщины не носят бриджи. Они не владеют оружием и не сражаются в войнах. Женщины этого мира скромны и покорны. Они знают свое место. Она никогда не сможет выйти из этой комнаты в мужской одежде. Это означало бы конец всего и ее немедленную смерть.

Не имея возможности объяснить все это, он сказал все, что мог ей сказать.

— Нет. — И покачал головой.

Женщина совершенно очевидно это понимала. Она снова толкнула его, на этот раз намереваясь причинить боль, и Леофрик сделал несколько шагов назад, чтобы сохранить равновесие.

Затем она побежала к двери. Совершенно голая.

Далеко она не ушла бы; сразу за дверью стоял стражник, но Леофрик не хотел, чтобы он видел ее раздетой. Это неудержимое желание — держать ее подальше от посторонних глаз — вытеснило все остальные, и он прыгнул к ней, обхватив ее за талию.

Он двигался слишком быстро, с слишком большой силой, и они упали на пол.

Женщина оказалась под ним, сражаясь в диком исступлении, хотя ее дыхание тут же сбилось.

Но прошло всего лишь несколько недель с момента, как она вернулась из Черных Стен и начала исцеляться от последствий постоянных пыток и голода, и ее сил для борьбы было недостаточно. Леофрик схватил ее за руки, которые пытались ударить и оцарапать его, и прижал к земле.

К полу. Ее обнаженное тело извивалось под ним, и он ничего не мог поделать со своим телом.

Он увидел, что она почувствовала его твердую плоть через бриджи, плоть, которая прижималась к тому месту, где он так отчаянно хотел бы сейчас оказаться. Ее глаза сузились. Потемнели. А потом потускнели. Женщина обмякла. В этот момент он мог бы взять ее, если бы захотел. Она не стала бы сопротивляться ему.

Но в ее потемневших глазах он увидел не признание поражения, а боль предательства.

Если бы он сейчас взял ее, он бы убил те остатки доверия, которые она к нему еще хранила.

Леофрик заставил себя встать на колени, а затем и на ноги. Когда он встал, женщина перекатилась и поднялась на ноги. Не глядя на него и не говоря больше ни слова, она подошла к кровати и села на нее, натянув на себя мех.

— Прости меня, — сказал он, прежде чем выйти из комнаты.

В коридоре его ждала Эльфледа.

— Пусть она остается голой. Ей запрещено покидать комнату, но пока она там, пусть будет голой.

И он ушел прежде, чем лекарка успела ответить.