Я наклоняю голову: — Хочешь поспорить?

— Что?

— Давай сыграем в игру, питомец. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы добиться твоего подчинения. Ты будешь бороться против меня. Один час. — Я поднимаю палец. — Ты должна противостоять мне, а я — убедить тебя подчиниться.

— Вы могли бы просто делать мне больно, пока я не сломаюсь, — замечает она.

— Мог бы. Но не буду. Сегодня я не причиню тебе вреда… много.

— Это не очень обнадеживает.

— Жизнь редко дает нам уверенность. Но я могу заверить в одном: ты испытаешь столько же удовольствия, сколько и боли. А может даже больше. — Я делаю паузу и продолжаю более глубоким голосом: — Гораздо больше.

Она задумчиво проводит пальцем по краю тарелки.

— Что скажешь, питомец? Мое умение против твоей воли.

— Как мы определим победителя?

— Я позволю тебе сделать выбор. Только ты сможешь знать, действительно ли сдалась.

Она хмурит брови. — Вы можете просто заставить меня.

— Это жульничество. — Она бросает на меня взгляд, и я едва сдерживаю смех. — А как насчет этого? Клянусь своей могилой, я не стану принуждать тебя. Никогда.

— Никогда?

— Я держу свои обещания, питомец. Сейчас у тебя нет причин мешкать.

Но она колеблется в таком напряжении, что я напоминаю ей сделать вздох.

— Это всего лишь безобидная маленькая игра, — успокаиваю я. — В последнее время у меня так мало развлечений. Ты можешь доказать раз и навсегда, что у тебя есть желание остановить меня. Или я могу доказать, что в глубине души ты хочешь, чтобы я взял все под свой контроль. Один час. Одна ночь. Пусть победит сильнейший.

По ее телу пробегает легкая дрожь. Отлично. Она знает, как рискованно играть с вампиром. И все же ей любопытно. Я чувствую это в ее запахе.

— Что Вы дадите мне, если я выиграю?

— Всё что пожелаешь.

Ее брови приподнимаются. — А если я захочу уйти?

— Ты хочешь уйти? Куда бы ты пошла? Любой вампир может схватить тебя, особенно после того шоу на сцене. Они следят за тобой и мной, даже сейчас. Если ты выйдешь отсюда, они без колебаний схватят тебя и подчинят своей воле, хотя бы для того, чтобы доказать, что они могут управлять тобой лучше, чем я. — Страх вспыхивает в ее запахе, и я заканчиваю: — Ты в большей безопасности здесь со мной, королем вампиров, чем с кем-либо еще.

Она делает глубокий вдох. Знает, что я прав.

— Есть еще пожелания? — спрашиваю я.

— Ползание. Я не хочу ползать. — Ее губы мрачно сжаты в линию. — Вы сказали, что мне придется ползать, когда мы будем в доме.

— Очень хорошо, питомец. Если победишь, ты будешь ползать только тогда, когда захочешь сама.

Она вздергивает подбородок. — Я никогда не захочу!

Я просто улыбаюсь.

Селена

Король вампиров улыбается, и я таю. Я готовлюсь к нападению, которого никогда не будет. Только эти тонкие игры заставляют меня гадать.

— Закончила? — Он показывает на тарелку. Я киваю, и он подходит, чтобы помочь мне встать со стула. «Хищник», — кричит мое тело, когда он заходит со спины. Я приподнимаюсь, прежде чем он отодвигает стул. Вампир протягивает мне руку, и я мешкаю. Его взгляд становится насмешливым. Я ведь не боюсь держать его за руку, правда?

Ну, конечно же, боюсь. Но не позволю такой мелочи, как страх, остановить меня. Люциус предложил игру, и я собираюсь выиграть. В худшем случае я узнаю больше о том, что он задумал. В лучшем докажу, что он никогда не будет моим хозяином.

Он ведет меня в длинную комнату, в конце которой французские двери, выходящие в темный внутренний дворик. Стулья, кофейные столики и диваны, великолепный бар, картины на стенах — все это чистая, изысканная, но со вкусом подобранная роскошь. Между двумя окнами — длинная стена, покрытая гобеленом. Люциус ставит меня перед ним и отводит ткань в сторону, открывая два больших деревянных бруска, расположенных в форме буквы X.

— Ты знакома с Андреевским крестом? — Люциус наклоняется, чтобы открыть старинный сундук. — Святой был распят на кресте диагональной формы. Вверх ногами, по его просьбе. Не волнуйся, питомец. Мы не будем воспроизводить это.

Я дрожу, но остаюсь на том месте, где он меня ставил. Он снимает халат, снова обнажая грудь, прежде чем подойти ко мне. Я ожидаю, что он грубо разденет меня, но он только собирает мои волосы назад. Какое-то время он возится с ними. Что же он делает? Он не… не раздевает меня…

Люциус Франжелико, король вампиров, заплетает мне волосы.

Закончив, он отступает на шаг и оглядывает меня с ног до головы. Должно быть, ему нравится то, что он видит, потому что он отворачивается с приказом: — Разденься и встань к кресту спиной.

Игра началась, и это насилие разума. Я должна добровольно участвовать в своем подчинении.

Это не значит, что я подчиняюсь ему, убеждаю себя, развязывая пояс и позволяя халату упасть. Если позволю ему положить меня на крест, я знаю, что произойдет. Он использует против меня орудие — какое-нибудь средневековое пыточное приспособление, которое он хранит в сундуке у окна, — и это будет больно.

Но я могу терпеть боль.

После нежных прикосновений, которые сбивают меня с толку, я буду рада боли. Я должна помнить, что ненавижу Люциуса Франжелико.

Не могу подавить дрожь, когда он вновь подходит. Он берет мои запястья, закрепляет их над головой в наручниках на кресте и опускается на колени, чтобы небрежно связать ноги. Он касается своими темными волосами моего бедра, и мое сердце чуть не выскакивает из груди.

— Дыши, Селена, — шепчет он. — Не забывай дышать.

Я повинуюсь, делая большие глотки воздуха. Это будет больно, но я готова. Ксавье убедился, что я могу выдерживать дискомфорт и боль, любую боль. Я лежала без сна долгими ночами, мое тело болело, и думала о том, какие пытки Люциус мог бы избрать для меня. Я могу вынести все, что угодно, когда сосредотачиваюсь на смерти Люциуса. Закрываю глаза и представляю себе смертельный удар.

— Удобно? — Он выводит меня из сосредоточения. Он заставляет меня пошевелить пальцами рук и ног, проверяя, не слишком ли туго стянуты наручники. Мне хочется впиться в него взглядом. В какую игру он играет? Если вы связываете женщину, чтобы причинить ей боль, какое значение имеет, хорошее ли у нее кровообращение? Чтоб держать ее в живых подольше, я думаю. Не ожидала, что вампира может это волновать.

— Несколько правил. — Он уходит из поля моего зрения. — Я отвечаю за поисходящее, но ты можешь остановить всё в любое время. Просто скажи: «Остановитесь». Если у тебя во рту кляп или ты не можешь говорить, щелчок пальцами будет означать то же самое. Кивни, если поняла.

Я качаю головой, но все равно ничего не понимаю. Он не остановится, если не захочет. Получается так?

Луциус встает передо мной. — Это флоггер. — Он показывает мне выбранный инструмент. Черные пряди свисают с гладкой ручки из красного дерева. Он водит флоггером вверх и вниз по моему телу, и я трепещу.

— Не надо бояться. Я могу сделать им приятно. — Он щелкает запястьем и бьет меня по груди. Пряди падают легким дождем.

— Больно?

Я резко отворачиваюсь влево.

— Ответь. Можешь говорить вслух. Больно? — Он повторяет движение.

— Нет.

Он приподнимает бровь.

— То есть, нет, сэр.

— Хорошо. А если вот так?

Он размахивает рукой, хлеща меня крест-накрест. Пряди ударились о мою кожу с более сильным звуком. Я чувствую удары, но опять же, они далеки от болезненных.

— Нет, — вздыхаю я.

— Вот видишь, питомец. Просто наслаждайся. Воспринимай это как массаж. Прочувствуй.

Я выдыхаю, и мои плечи опускаются.

— Вот так. Расслабься. — Голос Луциуса становится глубже. Он на сто процентов сосредоточен на мне, его движения медленные и контролируемые. Флоггер — это продолжение его большого тела. Он хлещет меня по груди, пока она не становится розовой. Флоггер танцует вниз по моему телу, хлопая по бедрам, приближаясь к моей киске, не заходя за границы. Я качаюсь на весу слева направо в тонком отклике на каждый мягкий удар. Тепло танцует по моему телу, убаюкивая меня в согласии.

— Давай сделаем немного интереснее, — говорит Люциус. Он исчезает и возвращается с маленьким деревянным сундучком. Я вытягиваю шею, но не могу заглянуть за открытую крышку, пока он не достает то, что ему нужно, убирает сундук и показывает мне два крошечных резиновых и металлических зажима.

— Э-э, — я качаю головой, и он делает вид, что ждет. Я не говорю «стоп», но смотрю на него, пока он прикрепляет зажимы к моим соскам. Легкий щипок, а мое лоно отзывчиво пульсирует. Мои груди набухают, как будто радуясь такому вниманию.

— А теперь. — Люциус встряхивает флоггер и хлещет вверх и вниз по моим ногам, согревая их, окрашивая в розовый цвет. Несколько резких щелчков оставляют красные линии на моих бедрах, но я не чувствую ожидаемой боли. Соски пульсируют, я жадно приветствую грубый поцелуй флоггера.

— Тебе нравится?

Я тяжело дышу, возбуждение нарастает. Люциус наклоняется надо мной, накрывая своим мощным телом, и моя кожа вздрагивает при мысли о том, что он прикасается ко мне. Я поднимаю лицо, чтобы принять поцелуй, но он толкает флоггер между моих ног и трет им там.

— А как насчет такого? Тебе нравится? — Прежде чем успеваю ответить отрицательно, он поднимает флоггер перед моим лицом. — Не лги мне.

Я вижу не хуже его: пряди мокрые.

— Это ничего не значит, — рычу я.

— Конечно, не значит. Твое тело прекрасно, и это естественная реакция. Просто отпусти себя, Селена.

Я рычу про себя. Он здесь главный, только если я позволяю.

Словно прочитав мои мысли, он делает шаг вперед и одновременно отпускает оба зажима для сосков. Боль пронзает меня насквозь и взрывается в моем лоне. Я провисаю в своих наручниках.

— Хммм, — пробормотал он с довольным видом. Я напрягаю ноги и выпрямляюсь. Легкая боль мне не повредит.

Улыбка играет на его губах, словно он понимает мое невысказанное сообщение и думает, что это мило. Он внимательно изучает меня, проверяя.

— Ты готова развернуться? Я поработаю над твоей спиной по жестче, — предупреждает он.