— Ты страдаешь морской болезнью?

— Прошу прощения?

— Морская болезнь. Эта работа требует значительного количества путешествий на лодке.

Я непонимающе смотрю на него.

— Мне придется часто пересекать реку?

— Нет, не Гудзон. Мне нужен кто-то, кто позаботится о моих детях в моем родном городе, который находится на удаленном острове у побережья штата Мэн. Между материком и Козуэй шестимильное паромное сообщение, и иногда вода может быть довольно бурной. Эта должность — шестимесячный контракт, как, я уверен, тебе уже объяснили в агентстве. У тебя будет два выходных дня в неделю, и тетя детей также будет под рукой, чтобы помочь в их уходе. В идеале успешный кандидат на эту должность должен будет заботиться о детях в течение дня, готовить им завтрак, отвозить в школу после Нового года, как только они поступят в местную начальную школу. Собирать их и помогать с любой домашней работой, играть по вечерам и так далее. Прежде чем они смогут пойти в местную школу, и Коннор, и Эми должны будут пройти домашнее обучение.

— Роуз, их тетя, будет заботиться о детях два дня в неделю, а также несколько вечеров, которые сможет обсудить с успешным кандидатом, как только он прибудет в Козуэй. — Он произнес «Козуэй» так, словно ему трудно произносить это слово.

— Остров? — Он хочет, чтобы я уехала с материка? Хочет, чтобы отправилась с ним и его детьми на какой-то далекий островок суши в океане? Мне никак не удается осмыслить эту информацию. Я была опустошена мыслью о шестичасовом перелете на другой конец страны, но мама меня уговорила. Она напомнила, как легко было бы прыгнуть в самолет в Нью-Йорке и вернуться в Лос-Анджелес, когда захочу, и достаточно дешево, если бы я зарабатывала приличные деньги, но остров? У берегов штата Мэн? Не так-то просто будет прыгнуть в самолет, все гораздо сложнее.

Ронан кажется встревоженным, когда продолжает, что меня совсем не успокаивает.

— Я родился в Козуэй, — объясняет он. — И уже давно не был дома. Если тебе предложат эту должность, тебе придется совершить поездку на остров и оставаться там полгода.

— То есть я не смогла бы слетать в Лос-Анджелес на выходные?

Ронан качает головой.

— К сожалению, это было бы непрактично. Путешествие туда-обратно займет больше суток, а мне бы хотелось, чтобы кто-нибудь был рядом в случае крайней необходимости. Ты сможешь проводить свое свободное время на острове по своему усмотрению, но я бы предпочел, чтобы при тебе всегда был мобильный телефон, чтобы Роуз могла связаться с тобой в случае необходимости. Я собираюсь писать книгу, поэтому буду не доступен в течение большей части времени. Как только шестимесячный контракт закончится, надеюсь, смогу договориться о том, чтобы другой член семьи позаботился о Конноре и Эми в мое отсутствие.

— Понятно. Это... не совсем то, что я ожидала. А дети нормально относятся к такой огромной смене обстановки?

Выражение лица Ронана становится холодным, превратив его совершенные черты в гладкий, безупречный мрамор.

— С тех пор как год назад умерла их мать, Коннор и Эми все еще… — Он хмурится, слегка приоткрыв рот, словно подыскивая нужное слово. — Приспосабливаются к потере. Смена обстановки пойдет им на пользу.

Вот черт. Кажется, я переступила черту. Мне не следовало говорить, что он не знает, что лучше для его детей. И как только он упомянул о смерти жены, что-то в нем изменилось. Теперь Ронан превратился в грозу. Совершенно опасный шторм. Я прямо-таки вижу, как над его головой формируются тучи, сгущаясь и кружась, когда тьма, кажется, настигает его.

— Да, конечно. Прошу прощения. — Мои слова невесомы, несущественны, но это все, что я могу сказать. Что вообще можно сказать, чтобы перемотать назад последние несколько минут и перезагрузить интервью? Ничего подходящего в голову не приходит.

— Это не важно, — поспешно говорит он. — Если тебе будет предложена эта работа, ты получишь файл с информацией, которую должна знать о Конноре и Эми. Особенности их характера, их проблемы и специфические потребности.

— Я все еще... не думаю, что смогу переехать на отдаленный остров на полгода, мистер Флетчер. Извините. Я просто не могу.

— Я же просил звать меня Ронан. И понимаю, что такой шестимесячный контракт — это серьезно, поэтому плата такая щедрая. Полагаю, в агентстве упоминали гонорар?

Я отрицательно качаю головой.

— Обычно это обсуждается после получения должности.

— Я предлагаю выплату в размере ста тысяч долларов по истечении шестимесячного срока. В течение шести месяцев на острове тебе будет выплачиваться пособие, чтобы покрыть любые расходы, связанные с работой с детьми или личными потребностями. Эта ежемесячная сумма выходит за рамки окончательного платежа в сто тысяч долларов. Возможно, это повлияет на твой окончательный ответ, если тебе предложат эту работу, Офелия.

Сто тысяч долларов? Моя зарплата в Сент-Августе была всего пятьдесят пять тысяч за целый год. Сотня тысяч могла бы решить множество проблем в ресторане. Это может буквально перевернуть все для мамы и папы. Но я просто не могу себе этого представить. Другой штат? Другой часовой пояс? Крошечный островок у побережья, в глуши? Боже, это просто в голове не укладывается. 

— Наверное, ты прав, — говорю я. — Я бы, по крайней мере, подумала об этом, если бы мне предложили эту работу. Это очень заманчивое предложение.

Ронан почесывает свою гладко выбритую челюсть, одарив меня натянутой улыбкой.

— Отлично. Спасибо, Офелия. Тогда, полагаю, мы скоро свяжемся с тобой, чтобы сообщить свое решение.

— И это все?

Я и двадцати минут не просидела в этом кресле. В агентстве нам неоднократно говорили, что хорошее, успешное собеседование обычно длится от тридцати минут до часа. Ничтожный двадцатиминутный разговор определенно не произведет на них впечатления, когда я завтра дам им отчет по телефону. Черт возьми. Кто знает, скольких еще людей ему предстоит опросить или со сколькими он уже встречался? Мое неуклюжее объяснение своих способностей, сопровождаемое враждебной реакцией на его расспросы, не произвело на него ничего, кроме плохого впечатления.

— Да, Офелия. Я услышал все, что мне нужно было услышать. Спасибо, что проделала весь этот путь, чтобы встретиться со мной. — Ронан встает из-за стола, его самообладание полностью восстановилось. — Пожалуйста, верни пропуск Дэйви, охраннику, который проводил тебя сюда, когда будешь выходить.

Что, черт возьми, он думал, я попытаюсь сделать, вломиться сюда позже и попытаться украсть его конфиденциальные файлы или что-то в этом роде? Глупость какая. Изображаю на лице то, что, как я надеюсь, выглядит как профессиональная благодарность, но внутри вся горю от разочарования, наряду с всплеском гнева. Вставая на ноги, надеюсь, что он не заметил красные пятна на моих щеках.

— Спасибо, Ронан.

Я не протягиваю ему руку для рукопожатия, хотя знаю, что должна это сделать. Было бы неразумно заканчивать беседу на неловкой или диссонирующей ноте, и все же не могу заставить себя придерживаться этой линии.

На мгновение чувствую себя голой, потом беру сумочку, лежащую у моих ног. Чувствую себя глупо, когда отворачиваюсь от Ронана Флетчера и быстро иду к тому же лифту, из которого вышла совсем недавно.

Я почти ожидаю, что мужчина за моей спиной окликнет меня, пожелает благополучного возвращения в Лос-Анджелес или еще чего-нибудь столь же вежливое и размеренное, но он этого не делает. Больше он не произносит ни слова. Когда двери лифта закрываются, его фигура вырисовывается на фоне яркого послеполуденного солнца, пробивающегося в высокие окна позади него, и я не могу видеть его лица. Все же всегда буду помнить это. Никогда не смогу забыть.