Глава 25

Аспен

Я бросил очередное полено в костёр и подвинулся, чтобы лучше закрепить трос тента, под которым прятался от ветра. Я на несколько минут снял с себя куртку, чтобы дать высохнуть несчастному поту, собравшемуся под майкой. Я пробыл на природе всё утро, пробираясь по тропинкам и изводя себя.

В одних чёрных лыжных штанах и тёплом вязаном свитере, я грелся у костра. Если вскоре не высохну, придётся переодеться. Самым важным правилом при походе зимой было оставаться тёплым и сухим. Пот быстро вызовет переохлаждение, если я не буду осторожен.

Я подвинул свой складной стул ближе к огню и поправил шапку так, чтобы она полностью закрывала уши. Как только угли разгорятся, я приготовлю ужин, а дожидаясь этого, достал книгу, чтобы почитать. В какой-то момент лета я потерял книгу, которую читал в коттедже, так что начал новую. Перед элитными книгами всё равно всегда вылезали учебники с исследованиями, но я был намерен за следующие несколько недель прочесть то, что будет только для меня.

Снова отложив свою диссертацию, я задумался, действительно ли хочу и дальше продолжать развиваться в этом направлении. Объявления о работе на севере были совершенно разные; колледжи искали профессоров для обучения курсам базовой полевой биологии. Я был более чем квалифицирован, и всё же намеревался дойти до конца и получить докторскую степень. Зачем? Я не был уверен, что помню или что меня это и дальше волнует.

Я потерялся в книге, но меня отвлёк хруст гравия вдали. Парк был открыт весь год, но не считая ещё одного туриста в другом районе, я был один. Лесники редко выходили на патрулирование, но я задумался, их ли слышу.

Это был звук машины, проезжающей по покрытым снегом гравийным дорогам, которые петляли через парк, но они были достаточно далеко, и я опустил голову к книге, игнорируя звук.

Когда звук настойчиво продолжился и стал громче, я прищурился, глядя через деревья туда, где проходила основная дорога. Серая машина двигалась медленно и свернула по петле туда, где был разбит мой лагерь. Это был не патруль, так что я выругался себе под нос из-за перспективы, что другие туристы решили вмешаться в мою личную зону, когда дальше были сотни других пустых мест.

Машина обогнула дальний край петли и остановилась на обочине тропы, перед моим лагерем. Я встал, щурясь и пытаясь разглядеть что-нибудь через тонированные окна. Когда дверь наконец открылась, я не был готов увидеть того, кто вышел из салона.

У меня слегка отвисла челюсть, когда Хаксли захлопнул дверь и осмотрел лес вокруг нас. Когда его тёмный взгляд нашёл моё лицо, он улыбнулся — что без долгих побуждений я видел редко. Как только улыбка прокралась на его лицо и добавила блеска глазам, мою кожу начало покалывать.

— И это ты называешь отдыхать «дикарём»? — он указал большим пальцем через плечо на главную дорогу. — Я видел по пути уборную, с водопроводом, унитазами и душем. И ты называешь себя полевым биологом.

Сколько бы злости я ни испытывал к мужчине перед собой, сколько бы боли он ни причинил, я рассмеялся.

— Ну, мы не можем все быть такими, как ты. Город отсюда далеко, здесь роскошные условия, но свою задачу парк выполняет.

Радость исчезла с его лица, и появилась серьёзность. Он опустил взгляд на землю и что-то пнул.

— И что это за задача?

— Окружающий мир иногда движется слишком быстро для меня. Когда мне нужно замедлиться и подумать, я приезжаю сюда.

Он оторвал внимание от земли и на минуту закусил уголок губ, прежде чем заговорить.

— Можно я ненадолго вторгнусь в твоё пространство? Я надеялся, что мы сможем поговорить.

Логика говорила мне, что это плохая идея, потому что Хаксли умел меня затягивать, но я кивнул и жестом пригласил его присоединиться ко мне у костра.

Он открыл заднюю дверь машины и достал куртку, шапку и перчатки. Он оделся, а затем подошёл и вытащил полено из моей кучи дров, чтобы сесть.

— Ты купил машину?

— Нет, взял на прокат. Сходил и обновил свои права, когда узнал, что ты сбежал в дикие места.

Нас обоих накрыла тишина, и я смотрел на пламя, не уверенный в целях Хаксли, но думая, что стоит подождать и посмотреть, что будет. Он приехал по какой-то причине. Какой бы ни была эта причина, казалось, он разбирался с ней, теряясь в мелькающих угольках.

— Ты не спросишь, почему я здесь? — произнёс он в конце концов, поднимая взгляд.

— Нет. Думаю, когда ты будешь готов, ты мне расскажешь.

Он кивнул, но вернулся к напряжённому изучению огня. Когда заговорил снова, в его голосе слышалась нерешительность, неуверенность, которую я слышал редко.

— Меня уволили с работы. Через пару недель после того, как я последний раз тебя видел. Билл сказал, что я неуравновешенный и не готов возвращаться на работу. Я доставлял сложности и злил много людей, — Хаксли переплёл свои пальцы и нахмурился. — Он сказал, что с тех пор, как я вернулся, я сам не свой. Я много думал, вспоминая, как всё было до произошедшей ситуации, и через что мы с Натаниэлем прошли.

Он поднял взгляд, и беспокойство и скорбь на его лице будто резанули меня ножом.

— Мой разум меня опережает, и я реагирую. Иногда реагирую без учёта фактов. Доктор Кольер разрабатывал упражнения, чтобы помочь мне обдумывать всё, что постоянно приходит мне в голову.

Подождите. Доктор Кольер? Он ходил к доктору?

— Ты… ходил на приём?

— На несколько. Поначалу шло не очень хорошо. Приходилось напоминать себе, почему я вообще туда пошёл.

Он выдохнул, потянулся в свой карман и что-то достал. Что бы это ни было, он крутил предмет в руке около минуты, а затем бросил мне.

Я рефлекторно поймал. Это была баночка прописанных таблеток. Диазепам. Если память меня не подводила, это лекарство часто прописывали от тревожности.

— Я ещё не начал их принимать. Ярко помню, что когда он давал мне лекарства в прошлый раз, мне не понравились ощущения. Мозг будто поплыл, и мне трудно было думать глубже, как я могу сейчас. Тогда он выписал мне два препарата. Второй был нейролептиком. Он сказал, что в этот раз хочет попробовать одно лекарство, и это только временно, не навсегда. Может на год, а затем он снова снимет меня с них. Полагаю, идея заключается в том, чтобы помочь моей голове успокоиться и вернуть мозг к медленному темпу мыслей.

Я не был уверен, что сказать. Он был так резко настроен на то, что ему не нужен доктор, что смена траектории меня ошеломила. Я был доволен, но ошеломлён. Без сомнений, Хаксли нуждался в помощи, но я не думал, что он когда-нибудь будет её искать.

— Почему ты ещё не начал их принимать?

Он сжал губы и нахмурился, глядя на мелькающий огонь.

— Потому что… это меня пугает, и я не хотел начинать закидывать в своё тело эту дрянь, если… — он продолжал суетиться и в конце концов встретился со мной взглядом. — Я тебе доверяю, Аспен. Когда много лет назад Натаниэль сказал мне, что это правильно, я знал, что он не собьёт меня с пути. Я хочу стать для тебя лучше. Я не хочу сводить тебя с ума своей реакцией на переполняющие меня мысли. Если ты думаешь, что мне это нужно, я тебе поверю и приму их.

В тёмных глазах Хаксли отразилась уязвимость. При всём, что между нами было, он приехал искать меня и упал к моим ногам. Даже когда он не мог видеть внутри себя то, что видели другие, он делал шаги, чтобы стать лучше.

Я поднялся с места и опустился перед ним на колени. Устроившись между его колен, я взял его руку и вложил в его ладонь таблетки, зажимая его пальцами. Затем я заглянул глубоко в его глаза и сказал ему жестокую правду.

— Принимай их, они тебе нужны.

— И? — единственное слово было пронизано надеждой, и от напряжения на его лице у меня тянуло сердце.

— И мы будем двигаться вперёд маленькими шажками, и посмотрим, к чему придём.

Он закрыл глаза и прижался своим лбом к моему. От его тела исходила лёгкая дрожь, и я поднял руки к его лицу и притянул его для нежного поцелуя. Он прижимался ко мне нерешительно, практически так, будто боялся, что это не по-настоящему.

Прохладный декабрьский воздух согрелся, пока мы делили томный поцелуй. Не было спешки и прогресса к чему-то большему, чем блаженное воссоединение. Когда я отстранился, он посмотрел мне в глаза.

— Я не думал, что когда-нибудь снова это почувствую. Когда я был сам по себе, вдали от мира, я скорбел, терпел боль и двигался вперёд, потому что знал, что должен. Но я также принял то, что буду один. Ты всё изменил.

Я часто задумывался, удалось ли ему справиться со смертью мужа. Так много раз его скорбь поднималась на поверхность, и я знал, что травма, через которую он прошёл, всё ещё задевает его до глубины души. Он открыто говорил о Натаниэле, и всё же были времена, когда он закрывался и не показывал свою боль. От меня не укрылось это препятствие на нашем пути, но по его честной оценке я понял, что он готов двигаться дальше. Может, готов попрощаться.

— Маленькими шажками, — я снова завладел его губами и поцеловал его крепче, со всеми чувствами, которые я пытался в себе погасить. Я скучал по его губам, по его грубым рукам, которые притягивали меня к его телу, и по чувству наполненности, которое он дарил, когда мы вместе сплетались в жарких агониях страсти.

— Насколько мы одни? — спросил он, отрываясь от моих губ и осматривая окружающие деревья.

— Я ещё не видел смотрителя парка, а нахожусь здесь неделю.

Он вернул свой разгорячённый взгляд обратно ко мне и издал горловой рык.

— Ты мне нужен. Прошло слишком много времени. Пожалуйста.

Несмелая мольба подействовала прямо на мой член, и моё тело отказывалось озвучивать возражения. Мой разум отчасти переживал, что мы всё ещё стоим на тонком льду, но я не мог отрицать растущее во мне желание.

Я позволил ему поднять меня на ноги, пока он оглядывал маленький лагерь, где я обустроился. У меня была маленькая двухместная палатка и несколько навесов, но на этом размах моего лагеря заканчивался. Столик для пикника был завален оборудованием, а всё остальное оставалось в джипе, чтобы не возникло проблем с животными.