— Это мое любимое времяпрепровождения. Только в середине лета это не так приятно. Жара делает такой досуг менее привлекательным.

Он понимающе кивнул и слегка приподнял кролика над языком пламени, который уже лизал бок тушки.

— Ты всегда пахнешь костром, — добавил он.

Я усмехнулся и пнул его по ноге, чтобы он посмотрел на меня.

— Я не понял, это комплимент или ты намекаешь, что мне нужно чаще принимать душ?

Его губы дрогнули в улыбке, но прежде чем что-то сказать, он снова переключил внимание на кролика. Он всегда был настороже.

— Мне нравится это, — он пожал плечами, словно тут же пожалев, что сказал это. — Так куда направилась твоя команда?

Хаксли заправил прядь волос за ухо и снова посмотрел на меня. Это не было случайным вопросом. У него явно имелись свои догадки по этому поводу.

— Они молоды и проворны, и, вероятно, узнали о лагере пожарных в этом районе. Они будут всю ночь напролет веселиться с пожарниками с обнаженными торсами, которые весь день потели, туша пожары.

Хаксли нахмурился и кинул свой взгляд на дорогу, по которой почти сорок минут назад скрылись Тигр и остальные.

— О чем ты говоришь?

— Это учебный курс, который они организуют для всех отделений штата. Контролируемые лесные пожары. Они обучают новобранцев, как с ними работать.

Хаксли почесал бороду и задумчиво кивнул.

— Думаю, это имеет смысл.

Я не мог быть уверен, что он поверил в мою версию, но он больше не мучил меня расспросами, и через некоторое время стал абсолютно спокоен. Он снова был тем раскрепощенным человеком, с которым я провел время у воды утром.

Следующие несколько часов мы провели за поеданием кролика, обсуждая навыки Хаксли, которые он приобрел за годы жизни в дикой природе, мою работу с гризли, и просто заново знакомясь друг с другом после захода солнце. За время всей нашей беседы, я не приметил никаких настораживающих знаков, которых Анетт Демпси велела мне остерегаться. Он выспрашивал меня о моей работе, но терпеливо выслушивал все, что я рассказывал, и, казалось, верил, что я говорю правду.

Хаксли, безусловно, отличался от всех мужчин, которых я встречал, но чем расслабленнее он становился, тем заметнее становились эти различия. Его образ жизни делал его более скованным и сдержанным в эмоциях, чем обычный человек, словно он потерял навыки общения за эти годы, но в этом не было ничего удивительного.

— Почему именно медведи? — в одно из мгновений спросил Хаксли.

— Почему медведи? — я сделал глубокий вздох, обдумывая ответ в своей голове. — Я работал со многими животными на протяжении этих лет. Бобры, барсуки, карибу, бесконечные исследования птиц и многие другие. Но около шести лет назад я провел зиму в Северном Онтарио, занимаясь чипированием черных медведей. Работа с таким мощным зверем, как медведь, было совсем другим делом.

Я смотрел в звездное небо, пытаясь подобрать слова для более яркого описания.

— Медведи имеют репутацию грозных, смертоносных животных, но это не так. Не пойми меня неправильно, но в их естественной среде обитания медведи — прекрасные создания. К примеру, медведицы-матери очень ласковые, заботливые, преданные, внимательные и чрезвычайно трепетные по отношению к своему потомству. Я наблюдал за ними в деле, и даже не могу объяснить, насколько это зрелище умиротворяющее.

Смеясь, я замотал головой и посмотрел на Хаксли.

— Я не очень хорош в объяснениях. Наверное, когда я в первый раз столкнулся в работе с медведями, что-то во мне изменилось. Я каждый день ощущал душевное удовлетворение, пока я находился в полевой экспедиции, и я никогда не чувствовал себя счастливее. Поэтому, когда пошли разговоры о том, что планируются исследования популяции Гризли здесь, я сразу выдвинулся добровольцем. Им нужен был надежный лидер, способный возглавить проект, и я сразу понял, что это мое место.

— Ты можешь общаться с животными? — голос Хаксли был хриплым и низким, и он говорил так тихо, что я едва расслышал вопрос.

— Я могу сказать так. Я ощущаю с ними духовную связь, если ты, конечно, веришь в это.

— Эм...

Это не было похоже на согласие, но возможно это было принятием моего мировоззрения. Хаксли снова перевел взгляд на пламя и больше не поднимал тему о медведях.

Чем глубже становилась ночь, тем больше времени мы проводили в молчании. Я украдкой взглянул на Хаксли, пока он был погружен в свои мысли. Было в нем что-то такое, что все больше разжигало во мне интерес. Он был настолько сложно устроен и состоял из такого количества слоев, что я не мог справиться со своим желанием снять слой за слоем, чтобы изучить его полностью.

Во многом он напоминал мне огромных зверей, изучением которых я занимался. Он силен и легко может стать угрозой, если я не буду осторожен, что вызывает во мне уважение к нему. Он предпочитает одиночество, как гризли, и обладает неоспоримым интеллектом, которому находит применение. К тому же, в нем есть что-то, что непреодолимо притягивает меня. Даже когда я совсем не знал и не понимал его, желание узнать о нем, все что возможно, было неоспоримым.

Я все еще обдумывал, как убедить его вернуться к матери, но я понимал, что без прочной основы из дружбы между нами все эти разговоры будут бесполезны. Обсуждение его возвращения в общество может легко спровоцировать то, что все, чего я добился между нами, сойдет на нет.

Он посмотрел мне в глаза, и мы на мгновение сцепились взглядами, прежде чем я отвернулся в сторону темного леса и гор, которые сейчас казались не более чем силуэтами в лунном свете. Мое сердцебиение участилось, когда его глаза продолжали прожигать меня.

— Как только ты захочешь, я отвезу тебя обратно. Просто дай мне знать.

— Сейчас.

Его голос был хриплым и едва слышным, даже в тишине ночи, но это привлекло мое внимание к нему. Одно слово в его ответе было вполне однозначным, но создавалось впечатление, что в нем заключается какое-то скрытое послание.

Он сидел на бревне, упершись локтями в колени, а его темные глаза блестели от света костра. В них таилась та же потребность, которую я сдерживал в себе на протяжении всего вечера.

Я поднялся с места и кивнул в сторону костра.

— Затопчи его. Я пока схожу за ключами.

Когда я вернулся, в яме уже дотлевали угли, а Хаксли уже маячил около моего квадроцикла. Я оседлал его, а Хаксли уселся позади меня. Я завел двигатель и помчался по служебной дороге, которая, как я помнил, вела к убежищу Хаксли. Рев двигателя казался гораздо громче в наступившей тишине. Единственная фара пронзала темноту ночи, и мы запрыгали по каменистой ухабистой дороге.

Это была десятиминутная поездка по дороге, которая казалась мне едва знакомой, но мне все же удалось доставить нас, не заблудившись. Я уже хотел припарковаться возле его хижины и заколебался, обдумывая свой следующий шаг. Мне нужно заглушить двигатель и поинтересоваться, не нуждается ли он в компании? Или я должен пожелать ему доброго вечера и поблагодарить за то, что он присоединился ко мне у костра?

Хаксли все решил за меня.

Когда квадроцикл резко затормозил, я мгновенно ощутил вес его тела на своей спине, когда он наклонился и самостоятельно заглушил двигатель. Его руки скользнули по моим, и он оторвал мои пальцы от руля, склонившись к моему уху, щекоча его бородой.

— Слезай с транспорта.

От этих слов по моей пылающей коже пробежали мурашки. Несколько секунд я не мог шелохнуться, потому что был зажат его телом, но в мгновение ока он исчез. Звук его ботинок, ударяющихся о землю, заставил мой мозг снова заработать, и я обернулся туда, где он приземлился. Ночная тьма скрывала большую часть его тела, но жар, который исходил от него, не давал сомневаться, что он там.

Я показался ему слишком медлительным, поэтому, когда я перекинул ноги через квадроцикл и собрался спрыгнуть, он схватил меня за талию и притянул к себе. Я врезался в его каменную грудь, прежде чем он прижал меня к борту моего вездехода.

Он сжал мои запястья и положил их по обе стороны квадроцикла. Его борода скользнула по моей щеке, когда он вновь приблизился ртом к моему уху.

— Ничего не делай руками. Ты понял меня?

Кровь застыла у меня в жилах, а затем устремилась к моему члену, когда он прикусил мочку моего уха. За всю мою жизнь никто не обращался со мной так властно и грубо. Зная о проблемах Хаксли с психическим здоровьем и помня слова его матери, которые звучали в моей голове, мысль о том, что, возможно, мне стоит опасаться этой ситуации, возникла у меня, но лишь на мгновение. Было трудно испытывать страх на фоне такого возбуждения.

Хаксли прижал наши дела друг к другу и крепче сжал мои запястья, прежде чем зарычать.

— Делай, что я говорю. Понял?

— Да.

Я подался бедрами вперед, чтобы потереться об него и заявить о своем растущем желании.

— Будь громким только для меня. Мы не нуждаемся в компании.

Его твердая хватка исчезла, но я продолжал держать свои руки на квадроцикле, как он требовал. Он отстранился от моего уха и пристально посмотрел мне в глаза, расстегивая пуговицу на моих шортах и стягивая их с меня одним плавным движением. Мои трусы оказались собранными вокруг лодыжек вместе с шортами, когда Хаксли обхватил мою растущую плоть своей грубой рукой.

После нескольких резких движений, я застонал и запрокинул свою голову к кронам деревьев, закрывающих ночное небо.

— Вот так. Стони громче для меня.

Хаксли облизнулся и потянулся своей рукой, чтобы грубо схватить меня за подбородок и потянуть мою голову вниз, чтобы я смотрел на него.

— Я буду сосать тебе до тех пор, пока ты не кончишь. А ты ничего не делаешь руками, в противном случае, в следующий раз я свяжу их.

Если это была угроза, то она имела обратное действие. Мысли о том, чтобы быть связанным и оттраханным этим мужчиной, было достаточно, чтобы довести мое возбуждение до предела, и я вцепился в его руку. Когда я попытался потянуться, чтобы завладеть его ртом, он отстранился, и жалобный звук разочарования, который я издал, вызвал хищную улыбку на лице Хаксли.