– А в чем обвиняют-то?

Ананий лишь пожал плечами:

– Да не знаю пока.

Кивнув, побежал в избу.

Проводив его взглядом, Иван задумчиво посмотрел на расходившийся народ. Все правильно, на присланного тиуна посмотрели, теперь чего стоять, сопли морозить? Чай, дел в доме хватит. А расправу над татями уж не пропустят, уж покричат, кому надо.

Раничев не торопясь прошелся по главной – и единственной – улице, мимо пустых рядков, подошел к общественным амбарам, построенным либо в складчину купцами, либо скорее смердами по указу старосты. Теперь амбары сдавались торговцам в аренду, ну и – как видно из ситуации – использовались и в других целях. Рядок в будний, не ярмарочный день представлял собой довольно-таки унылое зрелище – тишина, безлюдье, лишь изредка залает у кого-нибудь на дворе пес да послышится глухое мычание коровы. Рассчитанный в основном на торговлю и на торговых людей, рядок насчитывал лишь с десяток окруженных оградами изб, зато целых два постоялых двора и корчму. Ну еще – амбары. И, судя по довольной физиономии Мирона Кубышки, никто из корчемщиков не оставался в убытке, хотя торги были далеко не каждый день и даже не каждую неделю. Крупные ярмарки – так и вообще раз в сезон. Ну корчемное дело здесь, видно, было из тех, где, бывает, день год кормит. А амбары-то неказистые. Иван покачал головой. Эвон, и венцы подгнили, и кое-где покосились ворота. Видно, халтурщики строили, а может, просто-напросто не дали до конца просохнуть срубам, сразу подвели под крышу.

За амбарами начиналось широкое заснеженное поле, тянувшееся до самого леса, куда вела узкая, слабонаезженная дорога – едва-едва виднелись на снегу две санные колеи, сразу видно – не тракт. Так, в лес за дровишками съездить да на реку. Во-он она, за лесом. А по реке-то должен бы зимник идти, ну просто не может того быть, чтоб такая удобная дорожка простаивала. Раничев глубоко вдохнул воздух, закашлялся – морозило вполне прилично, интересно, как там эти, в амбаре, выдерживали? Ивану вдруг послышался какой-то звук от ближнего амбара. Вроде как хрустнуло что-то. Или – почудилось, мало ли… Пожав плечами, Раничев решил вернуться на постоялый двор, отобедать. Тем более что делать пока было абсолютно нечего. Он обернулся назад – уж больно красивый вид открывался. Снег, белый-белый, по нему – наезженная полозьями саней колея, блистающая солнечным золотом и скрывающаяся среди темно-зеленых елей, отбрасывающих на снег глубокие густо-голубые тени. К лесу от амбаров бежали двое. Откуда они взялись, Иван не увидел, темные фигуры без шапок возникли словно бы ниоткуда и быстро кинулись в бега. И чего, спрашивается? Раничев остановился вдруг и задумчиво посмотрел на амбар. Тот самый, где дожидались справедливого суда учинившие драку скоморохи. А ведь, похоже, они больше никакого суда не дожидались! Чьи тени-то? Скоморошьи, кому другому здесь взяться неоткуда. Видно, решили свалить побыстрее. Интересно только, почему именно сейчас, а не ночью? Но ночью амбар, вероятно, охранялся – может, и была попытка, да спугнул сторож. А вот сейчас, когда все жители рядка высыпали на площадь встречать тиуна, вот сейчас самое время бежать. Почему именно к реке? Ведь, казалось бы, куда как лучше рвануть к тракту, или шляху, как он там еще называется? Там-то больше вероятности встретить попутчиков – дорога людная, Бог даст, и подвезет кто. Зато и ловить там будут в первую очередь. Староста рядка Амвросий вовсе не производил впечатления глупца. Что же касаемо скоморохов… Иван задумчиво посмотрел вдаль – бегущие тени давно уже скрылись в лесу. А ведь поймают их, коли не повезет. Пошлет староста человечка в амбар – ну не сейчас, так ближе к вечеру – а тот и вернется с разведенными руками. Нетути, скажет, никаких скоморохов – сбегли! Вот тут и начнется – воинов вполне хватит. Часть по тракту поскачет, в обе стороны, часть – к лесу, к реке – сразу вряд ли, а вот потом, попозже. Нет, определенно не уйти ребятам, и на что, спрашивается, надеются? На везение да Божью помощь? Так не очень-то Господь скоморохов любит, да и везение – штука непостоянная. По здравом размышлении, выход сейчас у беглецов один – как можно быстрее выбраться петлей на тракт да прищучить кого-нибудь конного либо, лучше, обозного. Ежели, правда, попадется такой. А не попадется, так подыхать в лесу от волков и мороза, костер-то не разожжешь – пламя в зимнем лесу далеко видать. Так-то, братки скоморохи…

Раничев усмехнулся и, резко прибавив шагу, направился на постоялый двор, где закупил целую торбу припасов и велел служке запрячь в возок лошадь. Давно пора было сматываться – рядок в свободное от торговли время не то место, где можно спрятаться. А прятаться нужно было – от того же Феоктиста. Это сейчас он сиднем сидит в избе старосты, а ну как выйдет да пройдется по постоялым дворам? Встречаться с тиуном, естественно, Ивану не было никакого резона. А потому следовало уходить, в любом случае уходить, независимо от того, сбежали скоморохи или нет.

– Чтой-то маловато погостевал, господине? – прощаясь, улыбнулся Кубышка. – Лучше б подождал немного да с тиуном уехал. Места вокруг неспокойные, а у него, чай, дружина.

– Рад бы подождать, да не могу. – Иван похлопал застоявшуюся лошадь по шее, оглянулся. – В Переяславле встреча на завтра назначена, уж никак опоздать нельзя.

– Коли так, тогда Бог в помощь! – напутствовал хозяин постоялого двора. Глаза его хитро улыбались, из-за пояса виднелась украшенная сканью рукоять кривого ножа, недавно купленного у Раничева. Памятный ножичек, красивый, но слишком уж приметный, потому Иван и избавился от него в первую очередь.

Мирон Кубышка лично проводил выезжающего со двора постояльца до самых ворот, поклонился вослед, помахал рукою. Иван, кивнув, дернул вожжи, и легкие сани ходко помчались в направлении к пронской дороге и дальше, к тракту на Переяславль. Оглядываясь, Раничев видел стоящую у ворот тучную фигуру Кубышки. С разгону вылетев на околицу, Иван резко свернул за церковь и, проехав амбарами, погнал лошадь к реке. Ехалось легко, радостно – то ли мороз к обеду стал не таким сильным, то ли настроение повысилось вроде бы ни с того ни с сего. Громко насвистывая «Дым над водой», Раничев вскоре выбрался к лесу – прямо перед ним светлела снежная лента реки. Интересно, куда теперь – налево или направо? По правую руку царила залитая солнцем ширь, а по левую река заметно суживалась, так что подступала к самому лесу. К лесу… Что это там синеет на снегу? Уж не следы ли?

– Н-но, залетная! – Спустившись к реке, Иван повернул налево. Свистом подогнал лошаденку, и та ходко пошла вперед, лишь скрипел под полозьями снег, да дул в лицо бодрый морозный ветер. Прямо на излучине, там, где река сужалась, прикрылись снегом темные заросли ивы. Не доезжая до них Раничев вдруг придержал лошадь и, выпрыгнув из саней, подошел к кустам.

– Вылезайте, братцы, не то скоро пойманы будете! – словно бы между прочим, произнес он. Подождал немного, прислушиваясь. Ответом была тишина. – Ну как хотите. – Иван махнул рукой и, снова усевшись в сани, поворотил лошадь назад. Оглянулся: – Ну? Последний раз предлагаю! Нет? Ну как хотите…

Он натянул вожжи…

– Охолони, паря! – Чья-то сильная рука сжала вдруг его запястье, и что-то острое уперлось в спину.

– Ну-ну, не пугайте, не из пугливых, – усмехнулся Раничев, искоса разглядывая здоровенного рыжебородого мужика, неведомо откуда взявшегося в санях. – Сам же вас и позвал.

– А зачем, мил человече? – ехидно поинтересовались сзади. – Может, за нас и награда уже назначена?

Иван обернулся: второй скоморох – а кроме них, вроде бы и некому – держал в руке длинный засапожный нож. Это уже хорошо, что просто держит, а не тычет им в спину Ивана, как делал только что.

– Так зачем? – еще раз требовательно спросил второй. По виду он был явно помладше Раничева лет на десяток: невысокого роста, с круглым, довольно приятным лицом, обрамленным светлой кудрявящейся бородкой и редкими, стриженными в кружок волосами. Шапок ни у него, ни у его сотоварища почему-то не было, видно, потеряли, пока бежали. – Отняли у нас шапчонки-то по указу дружка твоего, Амвросия-старосты, – кривовато улыбнувшись, пояснил скоморох. Его рыжебородый амбалистый напарник тем временем, взяв вожжи из рук отстраненного от управления лошаденкой Ивана, постепенно разгонял сани.