– До свадьбы доживет!

– До чьей свадьбы? – не понял пословицы раненый. – Да, я собирался жениться на дочери одного уважаемого человека, даже начал копить калым, но никому об этом не говорил.

Иван лишь усмехнулся. Посовещавшись – вернее, послушав Исфагана, как человека, несомненно, опытного, – решили в камышах не сидеть: захотят – найдут, не сегодня, так завтра.

– Пойдем на юг, в Басру, – решительно заявил тот. – Проклятый Хромец еще не добрался туда.

– Не добрался, так доберется, – резко возразил Раничев. Путь на юг, в чужой город, был ему сейчас явно ни к чему. Да и кто поручится, что там нет шпионов Тимура? А вдруг кто-нибудь их них знает Ивана в лицо? Вполне может быть. Вот и донесут Тамерлану, а тот уж сделает вполне определенные выводы – идти к Баязиду через Басру, это даже не бешеной собаки крюк. Кроме всего прочего, в уме Раничева постепенно вызревала одна весьма привлекательная идейка по поводу того, где переждать оставшийся до пленения Баязида год. Не стоило оставаться в Малой Азии – месте в данный исторический момент времени очень даже неспокойном и пахнущем кровью, совсем не стоило. Иван не хотел рисковать, знал – кроме него совершенно некому будет помочь Евдоксе, оказавшейся во временах позднего сталинизма именно по его вине. Собственно, время пока работало на него, а этот оставшийся год можно было выждать не бог знает где и черт-те в каких условиях, а абсолютно легально. И в самом-то деле, он ведь, Иван Петров сын, не кто-нибудь, не голь перекатная, и не никому ненадобный шпынь, не дворянин даже, а из «детей боярских», служилый человек вполне авторитетного господина – рязанского князя Олега Ивановича, не так давно милостию своей соизволившего пожаловать Ивану несколько деревенек с зависимыми людишками – закупами, рядовичами, холопами. Поди-ка, не разбежались еще? Да нет, куда им деться? Вот там-то и перекантоваться зиму, а как начнет теплеть, в обратный путь – да не одному, с холопами. В конце-то концов должен же хоть какой-нибудь толк быть от его, раничевского, феодальства? Провести зиму настоящим барином, пожить для себя – и на фиг они все пошли, Тимуры да Баязиды. Вечно с поручениями. Надоело! Ох, как надоело. Особенно, зная о том, что где-то в рязанских лесах на границе с мордвою имеется вполне законная собственность. Добраться просто – на север. До Мосула не так далеко, оттуда с попутным караваном – до Мелитены, а там любой черноморский порт подойдет – Синоп или Трапезунд. Сел на корабль – а там сто путей. Лучше всего – через Азовское море, по Дону вверх. Так же потом и обратно. Естественно, не одному – с купцами. Сурожцы тем путем ходят, нижегородцы, да и сами рязанцы жалуют. При таких расчетах Басра – ни к черту не сдалась. Надобно уговаривать багдадцев, без них вряд ли что выйдет – пути-дорожки знать надобно. Кучерявый Исфаган, похоже, знает. Нет, не зря ему Раничев крикнул.

– На север, говоришь? – Исфаган усмехнулся. – А это и в самом деле – мысль. Беглецы – кто спасся – наверняка на юг бросятся, север завоеван Хромцом… Впрочем, кажется, Мосул он еще не успел разрушить. Только вот как идти? Полуголыми, без оружия, пищи и денег?

Вот так и пошли: в одних штанах-шальварах, мокрых, но быстро высохших. Из оружия – лишь один раничевский ТТ, и тот с последним патроном. Да и почистить бы пистолет неплохо – чай, в воде болтался. Вообще-то, штука надежная, не должен бы подвести. Впрочем, кто его знает? Да и нужно ли его таскать – из-за одного-то патрона? Хотя, больше-то совсем ничего нет, кроме, разве что, болтающегося в ковчежце на шее перстня.

Выбравшись на пустынный берег, они быстро пошли прочь, забирая на запад, к Евфрату. В принципе, вверх по его течению можно было бы добраться и до Милетины, что, однако, было бы хорошо только для Раничева, а вовсе не для его попутчиков. Им-то что в Милетине делать? А – в Мосуле?

Иван этот вопрос и задал, словно бы невзначай, оглядываясь на дым горящего Багдада. Воинов вокруг города рыскало мало – видно, все азартно предавались грабежу за его стенами. Осадные башни частью еще торчали кое-где, выделяясь на фоне желтоватых стен коричневыми уродами, но в большинстве своем уже были разобраны саперным отрядом. Шатры тоже оставались на своих местах: во-он один, маленький, почти неприметный отсюда – изумрудно-голубой, ярче неба, купол.

Странно, но до самого вечера беглецам так никто и не встретился – может, беглецы, если таковые были, и в самом деле рванули на юг, к Басре, а может, хитрый чеканщик просто знал какие-то тайные пастушеские тропы. Скорее, второе – ибо узкая, бегущая меж колючими кустами тропинка менее всего напоминала нахоженный караванный путь. Скорее уж – тропку каких-нибудь контрабандистов, буде тут таковые водились. Голубоглазый Саид с удивлением посматривал по сторонам, светлые волосы его растрепались, на спине, между лопатками, запеклась кровь – задели стрелою? Не похоже, иначе б жаловался.

– Что у тебя на спине, Саид? – догнав шагавшего впереди, сразу за Исфаганом, мальчишку, спросил-таки Раничев.

– Язвы, – обернулся тот и пожаловался: – Опять вот, кровоточат. А ведь Мустафа-табиб обещал, что…

– Не тот ли это Мустафа, что жил недалеко от ворот Баб Аль-Вастани? – на ходу оглянулся на парня чеканщик.

– Да, – юноша кивнул. – Именно там его лавка.

– Шарлатан твой Мустафа, – обидно рассмеялся Исфаган. – Небось прописал тебе мазь из верблюжьего навоза и змеиных кишок?

– Д-да, – Саид хлопнул ресницами. – И еще – примочки из ослиной мочи и земляного масла.

– Ты бы лучше спину меньше расчесывал, – посоветовал чеканщик, – чем кормить шарлатанов да лечиться всякой дрянью.

– Но Мустафа – уважаемый всеми лекарь! – обиженно возразил Саид.

Исфаган расхохотался:

– Дрянь он, а не лекарь.

Так они и спорили всю дорогу, Раничев даже опасался – как бы не разодрались. Нет, ничего – посмотрели на солнце и дружно повалились на колени, определившись по тени – в сторону Мекки. Солнце уже катилось вниз, за далекие горы, оранжевым тускнеющим шаром. По черным, вытянувшимся от деревьев теням примерно определили – где Мекка. В ту сторону и кланялись все, кроме Раничева. Иван тоже мог бы запросто косить за мусульманина – несколько лет он провел в рабстве в Магрибе, в доме почтеннейшего судьи – кади, так что весь шариат знал не хуже многих имамов – но не стал. Не стоит притворяться или менять веру, когда так много зависит от воли и милости Божией.

– А ты чего же не молишься? – закончив намаз, кудрявый Исфаган подозрительно посмотрел на Раничева.

– Я огнепоклонник, – смиренно ответил тот, увидев, как чеканщик презрительно скривился, а в голубых глазенках Саида явственно промелькнул ужас. Что ж, назовись он христианином, картина была бы еще худшей – огнепоклонники все же не считались столь чуждыми, в каждом мусульманском городе – в Междуречье, Анталии, Хорассане их проживало великое множество. Обычно именно огнепоклонники содержали майхоны с запрещенным вином, публичные дома, притоны и прочие не особенно презентабельные заведения, пользовавшиеся, однако, стабильной популярностью.

– У твоих земляков прибыльное дело, – усмехнулся Исфаган. – Думаю, в Мосуле ты сразу же пойдешь к ним в майхону.

– И напьюсь там вина, – пошутил Иван. – Могу и вас с собой взять. Пойдете?

– Что ты, что ты! – Саид замахал руками с такой интенсивностью, словно бы пытался отогнать реально кружащих вокруг него бесов: джиннов, ифритов, иблисов, шайтанов и прочую нечисть.

– Э, Саид, – успокоил мальчишку чеканщик. – Это хорошо, что Ибан – огнепоклонник. Его земляки – народ ушлый и помогут нам в Мосуле.

– Конечно, помогут, – не стал разочаровывать его Раничев. – За тем и идем.

Стемнело. Быстро, почти без сумерек, как и всегда на юге. Где-то рядом, в кустарнике, подал голос шакал.

– Как хочется пить, – садясь на траву, Саид сглотнул слюну. – И поесть я бы не отказался.

– Здесь недалеко есть источник, – шепотом произнес Исфаган, и Саид возбужденно воскликнул:

– Так почему же мы к нему не идем?!