– А я вас еще с утра ждал, – войдя в комнату, Раничев, не выказывая никакого удивления, уселся за стол, вокруг которого уже сидели двое – Худой и Толстомордый, с тонкими усиками. Фиксатый парень, нехорошо улыбаясь, маячил сзади.

– Слушай, друг, – обернулся к нему Иван. – Ты бы, не в службу, а в дружбу заглянул ко мне в пальто, там, в левом кармане, коньяк – принес бы.

– Принеси, Егоза, – кивнул усатый и жестко посмотрел на Раничева. – Ну и зачем ты хотел нас видеть?

Иван деланно расхохотался:

– Будто сами не знаете.

– Силыч, а клифт-то у него ничего, фартовый.

– Заткнись, Егоза. Коньяк нашел?

– Да вот он.

– Так ставь на стол и не маячь. Надежда, может, сготовишь чего-нибудь? – Усатый повернулся к хозяйке дома, вовсе не выглядевшей теперь такой уж бесхитростной простушкой. Наоборот, чем-то она напоминала знаменитую воровскую мадам из малины в Марьиной роще, с блеском показанную в фильме «Место встречи изменить нельзя». Правда, конечно, не такую грозную.

– Холодец будете, Николай Силыч? – высунулась из кухни Надежда.

– Давай, – кивнул Силыч, похоже, он тут был за главного. – Только не сейчас, позже. Пока посидим, потолкуем, – бандит вновь выпялился на Ивана. – Так говоришь, ждал ты нас?

– Конечно, – Раничев усмехнулся. – Мне Викентий много чего обещал.

– Обещал он, – зло прищурился Худой. – Меньше б языком молол, может, и жив был бы.

– Ну зачем ты так, Кощей? – с укором произнесла хозяйка. – Знаешь же, что мы…

– И в самом деле, помолчи, Кощеюшка, – Николай Силыч кивнул головой.

– Ты ждешь, Лизавета, от друга привета… – внезапно запел висевший на стене репродуктор – черная клеенчатая тарелка.

– О! – обрадовалась Надежда. – Никак, свет дали.

– Так ты тут ей лепил, будто колхозник? – никак не отцеплялся Силыч.

Иван пожал плечами:

– Мало ли что я лепил! Надежда ваша, не знаю, как по батюшке…

– Ивановна, – подсказала хозяйка.

– Надежда Ивановна артистка прямо… Правда, я-то на то не купился, оттого и ждал вас.

Бандиты переглянулись:

– И как же ты ее расколол?

Раничев с хрустом потянулся:

– Ну, во-первых, фотоаппарат. Новый «ФЭД» в магазине хорошо за тысячу тянет. Для уборщицы – пять с лихвою зарплат. Ничего себе, подарок сынишке!

– Да! – внезапно расхохотался Егоза. – Тут ты переборщила, Наденька.

– К тому же и платье на ней не из дешевых, – Иван оглянулся на женщину. – Пятьсот десять рублей по прейскуранту, а в сельпо – все пятьсот шестьдесят.

– А ты откуда так цены знаешь?

– Так я же торговый работник, – улыбнулся Раничев. – Базой в соседнем районе заведовал, пока не скрутили, с-суки. Заложила какая-то падла, попались на пересортице.

– Это как? – заинтересовался Николай Силыч. – Эй, Надя, накрывай-ка пока…

– А так! – Иван деланно засмеялся. – Килограмм пшеничной муки первого сорта сколько стоит?

– Ну, не знаю… Рублей шесть-восемь.

– Правильно – семь. А второй сорт по пять семьдесят идет. Вот теперь и считайте, сколько получится, ежели тонну второсортной муки за первый сорт продать?

– Во что творят, суки торговые! – пошевелив губами, завистливо скривился Егоза.

– А кроме пшеничной муки, еще и ржаная есть, и макароны, и прочее… А еще с поясами можно хитрить – продавать по ценам третьего пояса – ну, это Крайний Север, он всегда дороже; а промтовары через сельпо пускать – тоже неплохой навар выйдет.

– Это ж какие деньжищи! – снова не выдержал Егоза.

– Помолчи, парень, – Силыч брезгливо повел бровью, не отрывая взгляд от Раничева. – Ты, чай, не один воровал?

– Да не один… Правда, попались, кого расстреляли, а я вот в бега подался. Да это известное дело было, во всех газетах писали… Последнее дело Вареного, может, вспомните?

Силыч повернулся к своим:

– А?

– Что-то такое припоминаю, – важно кивнул Егоза. – Вареный – это вроде пахан ихний.

– Не пахан, а завбазой, – поправил Раничев. – Вареный, Егор Кузьмич.

– Так я и говорю – вроде.

Николай Силыч вздохнул и спросил с тяжелым прищуром:

– Так что же ты, гость залетный, от нас, сирых, хочешь?

– Артефакты! – жестко отозвался Иван. – И как можно больше. Реализацию беру на себя.

– Арте – что?

– Артефакты. Старинные изделия, необязательно золотые, мечи, кинжалы, иконы…

– Ах, вон чего… Про них Викентий сказал?

– Он.

– Болтун! Да не смотри ты так, Надя, я говорю, что есть.

– гнусаво пело радио.

– Надежда, накрывай на стол. Ну что сказать? – усмехнулся Силыч. – Может, и сладим мы с тобой дела. Только сперва, не взыщи, проверим.

– Проверяйте, – Иван пожал плечами. – Так ужинать будем или как?

С крыльца вбежал Генька, швырнул на диван портфель, поздоровался:

– Здрасте все, – с Силычем наособицу. – Здравствуй, дяденька Николай Силыч.

– Здорово, Геньша. На вот тебе подарочек, – бандит вытащил и кармана пиджака плитку шоколада.

Мальчишка обрадовался и, поблагодарив, убежал в спальню. Надежда, пряча усмешку, с укоризной покачала головой:

– Балуешь ты его, Николай Силыч.

Егоза с Кощеем вышли в сени покурить.

– Не нравится он мне, – услыхал Иван хриплый голос Кощея. – Больно лощеный.

– А что ты хотел? – Егоза засмеялся. – Торгаши…

…они все такие!

На следующий день Раничев купил-таки себе гитару. Не вынесла душа поэта… Улегся на софе в мансарде, тронул пальцами струны:

На звуки музыки заглянул любопытный Генька – как раз прибежал из школы. Увидев постояльца с гитарой, удивленно вздернул брови:

– Ой, дядя Иван! Вы и на гитаре играть умеете?

Вместо ответа Раничев заиграл перебором что-то из Франсиса Гойи. Играл, а тихонько присевший на краешек софы Генька, раскрыв рот, слушал. Дослушав, похвастался:

– А я ведь тоже петь могу! Хотите, спою?

Иван кивнул:

– Давай.

Мальчик подошел к окну, повернулся и, набрав в грудь побольше воздуха, затянул:

Раничев тут же подыграл и даже чуть-чуть подпел:

Так и спели, дуэтом. Генька раскраснелся, вновь уселся рядом, заглянул в глаза:

– Дядя Ваня, а вы меня играть научите?

– А запросто! – хохотнул Иван. – Слух у тебя есть, пальцы длинные. Эвон прямо сейчас и начнем… Смотри – вот лады, вот колки, вот струны. Зажимаешь здесь, здесь и здесь…

Пока мальчик тренировался, Раничев не молчал, а исподволь выспрашивал про всех участников шайки. Как он понял, Генька и не подозревал, чем занимается родная мамаша и откуда у нее деньги на фотоаппараты и прочее. Вернее, не то чтобы не подозревал, но в силу своего юного возраста как-то не очень над всем этим задумывался. Ну есть в доме достаток – и есть, плохо, что ли? Бандитов он считал хорошими приятелями Викентия – «маминого друга», действительно немало сделавшего для Надежды, и вот, сгинувшего невесть где. Что же касается остальных бандитов, то мальчишка уважал лишь Силыча и еще какого-то Николая Иваныча – «дядю Колю», «спалившегося» – как про него говорил Силыч, и сидевшего сейчас в местной КПЗ. Что же касается Кощея и Егозы, так их Генька на дух не переносил, и, его бы воля – не пустил бы и на порог, особенно – Кощея.