– Какое огромное значение ты стал придавать написанию писем! – заметила Пенелопа.

– На меня ежедневно обрушивается целый поток корреспонденции. Кстати, это напомнило мне, о чем я хотел с тобой поговорить. Нынче утром я получил письмо из Лиза. – Голос Робина был намеренно бесстрастен. – Рич пишет, что ты слишком надолго исчезла из дому.

Пенелопа ничего не ответила. Робин отодвинулся от стола вместе со стулом, и солнце засверкало на тяжелой золотой цепи, перехватывающей алый бархат его камзола.

– Ты не виделась с ним уже четыре месяца. То ты гостила здесь, у нас, то долго жила в Стратфорд-Хаус. Ты же не все время была при дворе! Это меняет дело. Ты забрала с собой всех детей, и Рич жалуется, что забыл, как выглядят его сыновья.

– Вы читаете мне нотацию, милорд? – усмехнулась Пенелопа.

– Разве я когда-нибудь читал вам нотации, миледи? – Он улыбнулся. – Я бы хотел, чтобы твой брак был чуть более счастливым. Я понимаю, ты не любишь Рича, но вообще-то в душе он неплохой человек.

– Тогда он очень искусно скрывает то, что у него в душе, потому что все, что я о нем знаю, характеризует его не с лучшей стороны: он скуп, глуп, жесток. Он кричит на меня на людях и не замечает меня, когда мы одни. Он может неделями не обменяться со мной и словом, не говоря уже о том, чтобы сказать что-либо доброе. После рождения Роберта наши отношения на короткое время улучшились, но скоро все вернулось на круги своя. Мы ненавидим друг друга, так что к чему притворяться? Несмотря на все это, я выносила ему пятерых детей. Неужели ты можешь полагать, что я несчастлива?

Робин был неприятно поражен. Из-за своей природной выдержанности сестра до этого никогда не жаловалась брату, и он даже представления не имел, насколько несчастной стала ее жизнь, бесконечное напряжение которой требовало приложения нечеловеческих усилий. Он поговорит с Ричем, попытается его урезонить, он все сделает, чтобы помочь сестре... но, может быть, ей и самой следует следить за собой?

– У тебя есть привычка насмехаться над ним при посторонних. Я понимаю, что искушение велико, но это, наверное, задевает его достоинство. Франческа считает...

– Мне неинтересно знать, что считает Франческа, – отрезала Пенелопа. – Если ты не стесняешься обсуждать мои дела со своей женой, то хоть избавь меня от ее мнения обо мне. Зря она изображает из себя оракула в семейных делах – она хоть и дважды замужем, но знает о них меньше, чем мне было известно в восемнадцать. Франческа должна благодарить Бога за то, что он послал ей таких мужей, вместо того чтобы учить меня, как обращаться с моим.

– Не смей так говорить о ней! – воскликнул с жаром Робин.

Брат и сестра смотрели друг другу в глаза. Если между двумя Деверо вспыхнет конфликт... Пенелопа пошла на попятный.

– Робин, я не хотела обидеть тебя. Ты знаешь, как я отношусь к тебе и Франческе. Я просто не в состоянии следовать твоим советам. Все очень сложно.

– Я понимаю тебя, – сказал Робин. – Я чувствую то же самое, когда все эти нудные дворцовые старикашки наставляют меня, как я должен обращаться с королевой. Что касается мужей Франчески – не сравнивай меня с Филиппом. Я ему и в подметки не гожусь: Кстати, я обещал Франческе поехать с ней в Челси, а уже поздно. Ты поедешь с нами?

– Не сегодня.

Через минуту его уже не было. Пенелопа слышала, как он почти бегом пересек галерею, не глядя по сторонам и огорчая слуг тем, что распахивал двери сам. Слуги обожали Робина – упрямый и нетерпеливый, он был также и самым внимательным. Он никогда бы не стал говорить с самым последним из своих слуг так, как Рич разговаривает с ней.

Пенелопа не рассказала Робину о причине последней и самой жестокой ссоры с мужем. Осенью была напечатана книга «Астрофил и Стелла». Этот цикл сонетов Филипп переписывал множество раз, и, наконец, какой-то предприимчивый делец продал одну копию издателю, который и выпустил книгу, не имея на то никакого права. Родственники Филиппа Сидни были возмущены. Они подали жалобу лорду Берли, все непроданные экземпляры книги, которых уже осталось очень мало, были изъяты из продажи. Трогательная история любви Астрофила и Стеллы очаровала Лондон, и Пенелопа, и так будучи хорошо известной благодаря красоте и родственным отношениям с графом Эссекским, часто сталкивалась с тем, что перед ней преклонялись даже незнакомые люди – ведь она и была бессмертной Стеллой, для которой и о которой были написаны эти блестящие стихи. Пенелопе все это казалось несколько странным. Рич, обеспокоенный такой широкой известностью жены, прочел книгу и обнаружил, что чувства Пенелопы и Филиппа представляют собой нечто большее, чем то, что он мог себе представить, и – что было еще хуже – нелестное мнение Сидни о нем самом стало теперь доступно каждому, кто умел читать. Особенно обидел его сонет, заканчивавшийся словами: «Как это странно, что этот дьявол всееще, ходит без рогов». Неудивительно, что семейная жизнь Пенелопы стала еще невыносимее. Пенелопа прошла в спальню, взяла «Астрофила и Стеллу», в напечатанном варианте и направилась в гостиную Франчески. Конечно, эти стихи были у нее в рукописной копией, и она перечитывала их много, раз, но, напечатанные, они обрели новую жизнь – содержащие частичку ее души и души Филиппа, они переживут их обоих. Она стала читать:

Это стихотворение было одним из первых. Столько радости впереди. Она помнила все: и муки, и счастье. На память приходили прежние сонеты Филиппа.

Боль стала невыносимой. Пенелопа отложила книгу в сторону.

Она переодевалась к ужину, когда в ее комнату вошла Франческа и попросила разрешения поговорить с ней.

Пенелопа отпустила Джейн Багот и остальных служанок и посмотрела на свою невестку, в руках у которой была копия «Астрофила».

– Пенелопа, я подумала, может быть, это ваше.

– Да, мое, – ответила Пенелопа, чувствуя себя несколько неловко.

– Пожалуйста, не оставляйте эту книгу там, где ее может найти Бесс. Ей восемь, и она уже очень хорошо читает. Мне бы не хотелось, чтобы она прочла это.

– Почему же? – спросила Пенелопа. Франческа молчала, и ее молчание говорило само за себя. Пенелопа почувствовала, как ее охватывает ярость. – Вы хотите, чтобы Бесс росла, не зная, что ее отец – величайший поэт Англии со времен Чосера? И все потому, что он был когда-то влюблен в замужнюю женщину?

За все время общения с Франческой Пенелопа впервые упомянула о любви Филиппа к ней. И была рада отметить, что Франческа покраснела.

– Бесс скоро об этом узнает. Просто еще не время, – тихо произнесла она. – Робин и я стараемся, чтобы она помнила отца, рассказываем ей о его последней битве и о том, как много он сделал для Англии. Я не хочу все испортить, ведь ее ум еще неразвит, я бы даже сказала – невинен.

– Что вы имеете в виду? Что поэзия Филиппа может лишить ее ум невинности? – Неожиданно для самой себя Пенелопа пришла в гнев. – Вы что, считаете, что его любовь ко мне была порочна? Господи, я, может быть, позволю вам оскорбить меня – ведь я всего лишь гость в вашем доме, но гром меня разрази, если я позволю вам оскорблять Филиппа!

– Пенелопа, я не имела в виду...

– Я знаю, что вы имели в виду. Вы и ваше пуританское ханжество. Наша любовь изначально была грешной, но он сумел обуздать ее и превратить в чистую. Бог знает чего ему это стоило!

– Вы не можете так говорить. Я была его женой.

– Не колите мне этим глаза. Вы были его женой только потому, что он не мог жениться на мне. Но он посвящал мне свои стихи, и когда мы все обратимся в прах, обо мне будут вспоминать как о женщине, которую он любил. И я горжусь этим! И жалею только об одном – что я не стала его любовницей. И с каждым годом, прошедшим со дня его смерти, я жалею об этом все больше и больше.