Изменить стиль страницы

Глава 19

Лондон

Это был конец. Стивен почувствовал его, как только Дастин проснулся тем утром. Ощущал это в его поведении, пытаясь прорваться сквозь напряжение, которым Дастин, словно щитом, отгородился от их эмоций.

За последний месяц присутствие Дастина в квартире стало для Стивена привычным. Это было присутствие, без которого Стивен уже не мог обойтись. Когда они просыпались вместе, солнце сияло ярче, писать ему становилось легче, жизнь словно заиграла новыми красками. И все это вот-вот должно было исчезнуть, и он ничего не мог с этим поделать, кроме как наблюдать.

— Но разве тебе не надоело притворяться? — спросил Стивен, когда Дастин наконец озвучил свое решение и начал собирать вещи. Он выглянул в окно и отметил, что снаружи холодно и сыро, что почти полностью соответствовало его хмурому настроению.

— Я поступал так всю свою жизнь, — ответил Дастин, бросая одежду в чемодан. — И я не пытался быть кем-то другим. Это всего лишь я, маленький оле (прим.пер.: идиома, используемая чаще всего на юге США. Преуменьшение важности чего-либо, без негативной окраски), облажался, пытаясь выжить. А как бы ты это назвал? — спросил он метафорически. Он на мгновение задумался. — Моя поблекшая честность, или что-то поэтическое в этом роде?

— Дастин…

— Стивен, там, дома, у меня нет причин быть геем. Ни для чего и ни для кого. Похоже, ты все еще не можешь этого понять. Я не гей с головы до ног, это только часть меня. — Он на мгновение задержал взгляд на Стивене. — И даже если бы у меня возникло желание открыться, к кому бы я обратился? — немного раздраженно спросил Дастин.

— К Робби, — тут же ответил Стивен.

Дастин отвернулся, виновато нахмурившись.

— Ему достаточно своих проблем.

— Другими словами, ты не хочешь, чтобы он разочаровался в тебе, потому что ты, его старший брат-гомик, ну, или педик, — Стивен словно выплюнул эти слова, и его немыслимая боль от невозможности что-либо изменить била точно в цель. Но, даже произнеся их, он помнил, как сам научился контролировать свои чувства. Как хорошо ему удавалось приспосабливаться, сначала ребенком, затем достойным похвалы студентом колледжа и, уже позднее, успешным невозмутимым писателем. И все это, в конце концов, было одиноким, полным отчаяния актом выживания.

Глаза Дастина на мгновение вспыхнули гневом, но затем гнев исчез. Эти слова явно ранили его, но он видел ту же боль, которая отражалась в глазах Стивена. Это были непростые времена и, по мере того, как неопределенная дата приближалась, Дастин все чаще задумывался, что, возможно, Робби был прав, когда говорил, что некоторые слова вырываются наружу только тогда, когда страдание наконец, обретало свой голос.

— Дастин, я устал быть один, устал от затертых воспоминаний, порно и фальшивых парней... пожалуйста, — взмолился Стивен.

— Так вот кто я для тебя — фальшивый парень? — спросил Дастин, словно сосредоточившись на чем-то постороннем.

Стивен решительно покачал головой.

— Нет, ты самый искренний человек, которого я когда-либо встречал. Именно поэтому я… пожалуйста, Дастин, останься.

— Я никогда не говорил тебе, что останусь, Стивен, никогда. Ты знал, что рано или поздно этот день настанет.

Резкость слов Дастина прозвучала глухо среди искренней скорби, которую они скрывали.

Конечно же, Стивену, впрочем, как и Дастину, было это известно. И хотя он втайне надеялся встретить однажды кого-то, кто смог бы заполнить пробелы в его жизни, но никогда не планировал впускать его в свое сердце. По крайней мере, не до тех глубин, до которых добрался Дастин. Это причиняло слишком сильную боль. Для них обоих это не было секретом, но они все же пришли к этому.

И теперь, когда они поняли это и стали одним целым, как же они могут расстаться? Как, когда все, что они когда-либо хотели, стояло перед каждым из них, когда даже расставание на пару минут приносило им страдание? Ах, если бы они были не они… Если бы их прошлое не диктовало бы им, как жить в настоящем или не предопределяло их будущее…

— Я никогда не хотел жить такой жизнью, Стивен. Я хотел быть нормальным, — вдруг произнес Дастин.

— Нормальным? В смысле? Не обманывай себя, Дастин. На самом деле ты никогда этого не хотел. Ты хотел тот блестящий ярлык, который навешивает общество на каждого натурала, обозначая его нормальность, даже если он в детстве дрочил со своими друзьями, — возразил Стивен.

— Разве это плохо? — спросил его Дастин, который, казалось, уже устал от этого спора.

Стивен выдохнул. Он не хотел, чтобы все так закончилось, не хотел, чтобы Дастин оставил его с гневом в сердце.

— Это не плохо, Дастин, но мы сейчас не об этом говорим. Это твоя жизнь, твоя единственная жизнь, в которой у тебя есть ровно один шанс быть счастливым. Когда же ты получишь свой шанс? Когда же жизненные потребности будут отброшены в сторону, чтобы ты тоже мог обрести покой?

Дастин опустил взгляд в пол.

— Дело не всегда в том, чего ты хочешь, Стивен. Во многом это связано с тем, что правильно, а не с тем, что делает нас счастливыми. Для меня вернуться домой и присматривать за Робби — вот что правильно.

— Ковбойский путь, — процедил Стивен. Это псевдорелигиозное кредо, как он думал. Когда Дастин появился в его жизни, Стивен внимательно прислушался к себе и своим ощущениям. Он оглядел все пустые закоулки своей души и заметил дуновение свежего ветерка, который сквозь мелкие щели пронесся по ним, подарив ему ложную надежду на шанс обрести счастье.

Но только когда ветер утих, когда Дастин замедлил свое движение, Стивен ощутил себя живым ростком, попавшим в благодатную почву, в которой он мог укорениться и спокойно расти. И Дастин для него был той самой почвой — густой, темной, мягкой, питающей его корни.

— Честно говоря, не знаю, остался бы я здесь, если бы все было иначе, — сказал ему Дастин. — Мне очень жаль, Стивен. Я знаю, что это не то, что ты хочешь услышать, и, возможно, со временем все изменится, но не сейчас.

И вот, корни его жизни снова были вырваны из земли; только на этот раз они проросли так глубоко и сильно, что он понял, что не сможет пережить этого.

— Значит, ты никогда не любил меня, несмотря на то что говорил, — выдавил он из себя.

Но Дастин никогда не произносил этих трех слов, и Стивен всегда беспокоился по этому поводу. А что, если бы не он, а кто-то другой вышел из паба в тот момент, когда Дастин подъехал туда на такси? И не Стивен, а тот мужчина гонялся бы теперь за его воздушными шарами? Это ведь мог быть кто угодно? И кому довелось бы теперь слушать, как с каждым уколом булавки воздушные шары, оглушительно лопаясь, возвращают его с небес на землю?

Дастин посмотрел ему прямо в глаза.

— Дело совсем не в этом, Стивен. Проблема здесь в том, что, по твоему мнению, любовь может исцелить всю боль, как происходит с персонажами в книгах. Это не так просто, Стивен, и не так просто, несмотря на всех твоих поэтов и то, как бы нам хотелось, чтобы это было правдой. Но это не так. Любовь не может исправить ни меня, ни тебя. Это не слабительное, которое просто помогает нам избавиться от всего дерьма, что копится в нас и о котором мы предпочли бы забыть.

— Меня могут сломать. Мне все равно. Я не буду просить, чтобы меня потом починили, — сказал Стивен, хватаясь за что-то, что он надеялся изменить в этот момент.

— Я против этого, ради нас обоих.

— А как насчет младшего Беннета? — внезапно спросил Стивен.

Несмотря на то, что Робби и мисс Эмили думали о его поступлении в армию или подумали об этом позже, именно Беннет-младший был той самой причиной, по которой Дастин решил пойти в армию. И той же причиной, по которой он ушел в тот вечер, когда встретил Стивена.

Дастин тогда сидел у Мелвина и ждал, когда Робби закончит работу, чтобы они вместе могли отправиться на рыбалку. Сидя в закусочной и поглядывая в окно, он стал свидетелем того, как пожилая дама выехала со стоянки прямо перед Беннетом-младшим, который несся, не разбирая дороги.

Беннет-младший ехал на своем новом мотоцикле в Дейтону, на ралли. Он говорил об этом уже несколько месяцев и копил деньги, чтобы купить и починить старую развалюху у старины Диксона. На нем не было шлема и, благодаря старой леди, не заметившей его, теперь он лежал вниз лицом на тротуаре, размазанный об него, как персонаж мультфильма. Стоя над его телом в ожидании шерифа, Дастин понял, что должен обзавестись хотя бы одним воспоминанием, которое будет хранить, и испытать хотя бы одно искреннее чувство, которое он бы лелеял до конца своих дней. Ведь Беннет-младший так и не получил в своей жизни ничего — ничего из того, что стоило бы вспомнить, ни единого настоящего чувства, и он совсем не хотел для себя такого конца.

— Стивен, ты подарил мне это воспоминание, разве ты не понимаешь? — мягко спросил Дастин.

— Но мы могли бы иметь гораздо больше... — предположил Стивен.

Но Дастин отвернулся от него, потому что тоже понимал правдивость этих слов. Они оба знали, что если Дастин задержится еще немного, то притянет Стивена в свое тепло и никогда не уйдет. И каждый день после этого Дастин выцарапывал бы себе кишки, беспокоясь о Робби и о том, как с ним обращаются. Потому что, в конце концов, он все еще чувствовал вину за несчастный случай с ним, и не мог принять тот факт, что он не смог его спасти. И поскольку он не в силах изменить это, то должен, как и положено старшему брату, быть рядом с Робби. По его мнению, он должен был заплатить своим собственным счастьем за то, что не смог защитить брата, оградить его от несчастья и быть рядом, когда ему это было нужно.

— Каждому нужна любовь, Дастин, все хотят, чтобы их обнимали и давали почувствовать себя желанными, — крикнул Стивен, когда Дастин схватил свой чемодан и вышел из квартиры.

Дастин остановившись, оглянулся на него, пронзив тяжелым взглядом. Он мог бы выбрать самый легкий путь, мог бы уйти посреди ночи, не сказав ни слова. Но он этого не сделал. Он остался, чтобы попрощаться.