Изменить стиль страницы

Глава 16

Лондон

Стивен и Дастин стояли прямо у двери квартиры, вернувшись после целого дня, проведенного на «охоте за поездами». Сначала они отправились на станцию Ливерпуль-Стрит, чтобы отыскать несколько 90-х (прим.пер.: электровозы Британской железнодорожной компании класса 90 были построены компанией в 1987-1990 годах), а затем в Мэрилебон в поисках 67-х (прим.пер.: локомотивы класса 67. Дизель-электрические локомотивы Во-Во, построены для Английско-Валлийско-Шотландской железной дороги (EWS) в 1999-2000 гг., компанией Alstom (Валенсия, Испания). Но там они узнали, что если действительно хотят что-нибудь увидеть, то им нужно было приехать гораздо раньше. После того как их вышвырнул из Сент-Панкраса какой-то старый плут, с таким недовольным выражением лица, будто у него в заднице застряла заноза, они решили вернуться в квартиру Стивена.

Стивен вставил ключ в замочную скважину, но тут же снова вытащил его и повернулся к Дастину.

— Спасибо.

Дастин улыбнулся и кивнул. Он обычно уходил на свою «охоту» в одиночку, но Стивен уговорил Дастина в этот раз взять его с собой, чтобы провести как можно больше времени вместе.

— Дастин, я …

Дастин провел по губам Стивена пальцами и с легкой улыбкой покачал головой.

— Т-ш-ш. Только не порть этот день.

— Но... — Стивен начал было протестовать. Дастин всегда так делал, когда чувствовал, что Стивен пытается начать важный разговор.

— Мне нужно, чтобы ты кое-что понял про меня, — серьезно сказал Дастин. — Я знаю, что слова для тебя имеют огромное значение, но хочу, чтобы ты узнал и мою точку зрения на это.

— Хорошо, — ответил Стивен.

Тон Дастина был таким же серьезным, как и всегда, когда он не был расстроен.

— Стивен, слова для меня ничего не значат. Абсолютно ничего, — сказал он, снова проводя пальцами по его мягким губам. — Большинство слов, что я слышал в своей жизни, были наполнены гневом, ложью и дерьмом, за исключением тех, что я прочел в книгах. И для меня эти слова были просто фантазиями, уносящими далеко, за миллион миль от тех мест, где я находился. Туда я мог сбежать, когда все вокруг подводили меня. Ты понимаешь?

— Мне очень жа… — начал Стивен.

Но Дастин снова решительно приложил палец к губам Стивена.

— Слова, Стивен, и притом совершенно бесполезные. Ты хоть представляешь, сколько раз я слышал это в своей жизни? Сколько людей просто произносят эту фразу, и она тут же теряет свой смысл?

— Ты думаешь, я не всерьез это говорю? — Стивена это слегка задело, так как звучало почти обвинением.

— Думаю, что да, и это самое печальное, потому что ты ничего не можешь изменить. И, в конце концов, тебя больше волнует мое прошлое, чем я нынешний. Меня беспокоит не жалость, а молчаливая жалость, которая следует за этой фразой.

— Да, но… — возразил Стивен.

— Да, я жил в этом несчастье. Оно принадлежит мне. Это мое прошлое, которое отравляет мое настоящее, Стивен. Это то, что заставляет меня быть ковбоем, когда наступают тяжелые времена, как сказал бы Робби. Я не хочу ничьей жалости, особенно твоей.

Стивен открыл было рот, чтобы сказать что-то еще, но быстро передумал. Он снова повернулся к двери и начал возиться с замком. Как для писателя, слова были его жизнью в самом буквальном смысле, какой только можно себе представить; в конечном счете именно так он выжил после эпизода в амбаре семейства Домине. С тех пор он каждый день делал заметки в своем дневнике или писал рукопись, выливая все свои надежды и страхи на страницы; и по мере того, как он рос, это стало влиять и на его профессию. Вероятно, поэтому его жизнь сплошь состояла из череды кратковременных связей. Ведь в каждую из них он вкладывал какие-то слова, пытаясь сделать эту связь уникальной. Но в этой конкретной дискуссии победить было невозможно, потому что Дастин был прав. Он держал прошлое Дастина как повод для жалости, вместо того чтобы интересоваться человеком прямо перед ним.

Когда они проскользнули внутрь, Дастин быстро закрыл за собой дверь, развернул Стивена и обхватил его, крепко прижимая к груди.

— Что? — подозрительно спросил Стивен, наблюдая, как на лице Дастина медленно расцветает улыбка.

— А ты знаешь, что твои глаза меняют цвет? — спросил Дастин.

Стивен прикрыл глаза и ухмыльнулся, забавляясь очевидной уловкой Дастина. Но внезапное воспоминание о давно забытом поклоннике, произнесшим когда-то то же самое, прокралось в его голову, и он отвернулся, странно смущенный тем, что Дастин заметил это.

Дастин усмехнулся и, нежно взяв Стивена за подбородок, повернул его лицо к себе.

— Я заметил это еще в тот первый раз, но был слишком пьян. Тогда решил, что у меня галлюцинации.

Стивен знал от Колетт, что когда глаза меняют цвет – это признак глубокой душевной связи, в момент страсти или, реже, вызванный настоящей любовью, но отвернулся, не желая посвящать в это Дастина.

— Я уже слышал об этом раньше, — произнес он.

Дастин, казалось, заглянул глубже, за радужную оболочку.

— М-м-м, возможно, но... — он резко замолчал, как будто у него перехватило горло, как только понял, что хочет рассказать о чем-то сокровенном. Отпустив подбородок Стивена, он внезапно отвернулся от него и помчался в туалет. Стивен на мгновение задумчиво уставился в пространство, слегка нахмурившись.

Что за мысли пришли в голову Дастину? Что заставило его так быстро отступить? Неужели он начинает понимать, как Стивен относится к нему? Неужели Дастин и сам чувствует то же самое? Он всегда был таким немногословным, что Стивену частенько приходилось догадываться что именно тот думает по тому или иному, порой совершенно заурядному, поводу. А иногда, случались и такие моменты, когда Дастин, немного расслабившись, забывал о бдительности и позволял своему внутреннему «я» проявиться в разных мелочах и чертах, которые никогда не выставлял напоказ, пока держал себя в рамках.

Стивен подошел и сел на диван, когда где-то в уголке его сознания внезапно промелькнуло озарение. Он включил телевизор, и эта догадка пронзила его, раскрылась в его голове и обрела полный смысл. Но потом он задал себе вопрос: почему он никогда не замечал этого раньше? И если бы это было правдой...

— Никто никогда ведь не целовал тебя до нашей первой ночи? — выпалил он, когда Дастин внезапно появился перед ним. Он воскликнул это таким тоном, что сразу же почувствовал себя неловко за них обоих.

Лицо Дастина слегка поникло, и он опустил глаза. Когда он поднял взгляд на Стивена, глаза его слегка заблестели. Он кивнул, но ничего не произнес, давая Стивену самому дойти до той глубокой истины, которую он только что облек в слова. Ведь он знал прошлое Дастина, все, через что ему пришлось пройти, и поэтому слезы Дастина, застилавшие его глаза, причиняли Стивену гораздо больше боли, чем он мог себе представить.

— Я… — Стивен замолчал и перевел взгляд на изображение на экране телевизора. Он чуть было снова не извинился, но это лишь подтвердило реальность того, от чего только что предостерегал его Дастин. Он оглянулся, похлопал по дивану и подождал, пока Дастин сядет рядом. — Я уже собирался извиниться, но на самом деле я польщен. Имею в виду, не знаю, был ли я когда-либо с настоящим девственником во всех смыслах, ну, ты знаешь, как мужская версия Bloody Virgin Mary (прим.пер.: коктейль «Кровавая Мэри девственница», безалкогольная версия «Кровавой Мэри») или что-то в этом роде, — поддразнил он Дастина, пытаясь смягчить последствия своего высказывания.

Дастин слегка ухмыльнулся, и блеск его глаз померк.

— О, так теперь это смешно, да? Я со своими воздушными шарами был недостаточно забавен?

— Ну, там, откуда ты родом, никогда не целоваться — это довольно большое достижение. По крайней мере, мне так говорили.

— А здесь это не так?

Стивен рассмеялся.

— Нет, мы все здесь шлюхи, — сказал он, позволив себе напускную браваду, которая обычно никогда не прокрадывалась в его разговор.

— И лакомые кусочки, — прошептал Дастин, притягивая к себе Стивена и целуя так, что у того перехватило дыхание.

— Ого, для янки ты схватываешь все на лету, — пробормотал Стивен, когда они оторвались друг от друга. Несмотря на то, что на словах Дастин был очень сдержан, лишь только он позволял страсти вырваться наружу, то становился очень эротичным, мужественным и напористым. Стивен задумался, не было ли это результатом ковбойского метода воспитания его отца, когда пьяным тот пытался запугать его.

Стивен склонил голову набок.

— Что ты имеешь в виду, говоря: "Ковбой, вставай»? — спросил он, заметив внезапное недоумение на лице Дастина. — Я никогда до конца не понимал этого.

Он как-то несерьезно размышлял об этом, когда отправился в Олконбери, на встречу с бывшим премьер-министром, по поводу написания книги. (прим.ред.: Олконбери — деревня и гражданский округ в Кембриджшире, Англия). Премьер-министру и его сотрудникам явно нравилась работа Стивена, но они до смешного были не готовы отвечать на его вопросы и требования. Ведь все, что его интересовало — это информация о родителях.

Встреча прошла не очень хорошо. Вполне ожидаемо, что он больше не услышит ни слова ни от премьер-министра, ни от любого другого правительственного чиновника. Всю обратную дорогу до Лондона он злился на нелепость закона «О государственной тайне» и думал о Дастине и всех тех вопросах, на которые до сих пор не получил ответа. Особенно о том, что занимало его мысли последние несколько недель. И вопрос о «ковбойском пути» не стоял для него на первом месте.

Дастин покачал головой и улыбнулся.

— Это значит отрастить яйца, — сказал он, ухватив себя за пах. — Это полная чушь, вот что это такое. Идея Стюарта о мужественности, основанная на киношных стереотипах. Он думал, что сапоги, шляпа и немного пива делают его настоящим ковбоем. Когда он, наконец, получил свою лошадь, то решил, что стал Джоном Уэйном (прим.пер.: американский актёр, «король вестерна»). Но он так и остался жестоким, отбитым на всю голову придурком-алкоголиком.