ГЛАВА 16

Казалось, прошла вечность, а по факту всё произошло крайне быстро. В голове у меня крутился старый фильм, а из колодца времени всплывали воспоминания: она прижимает к моей груди голубого плюшевого мишку и укутывает меня потрёпанным одеялом. Она поёт песню, слишком раздражительную, чтобы я смогла заснуть. Она позволяет слезам скатиться по её лицу в темноте, и они падают горячими каплями на мои щёки, заставив меня думать, что идёт дождь.

Я двигалась инстинктивно, полностью подчиняясь импульсу и без всякой мысли, бросилась перед ней. Мазикин внутри неё наблюдал за происходящим широко раскрытыми янтарными глазами, открыв рот и подняв руки, чтобы защититься. Стрела прошла сквозь меня, как будто я была воздухом, проколов меня, как воздушный шар из кожи. Земля подхватила меня. В моём перекосившемся мире я наблюдала, как она сбегает на двух ногах, а затем бросается вперёд и переходит на четвероногий галоп, который унёс её вверх по холму и скрыл из виду.

Я закрыла глаза, утопая в едкой боли, вдыхая её тошнотворными глотками.

— Капитан! Чёрт побери, — выпалил Генри, подойдя ко мне. — Чёрт возьми.

— Прости, — сказала я писклявым и тихим голосом. Я прозвучала как ребёнок.

— Эта Мазикинша была у меня на мушке. И вот ты... — он испустил длинную череду проклятий.

— В живых остался кто-то? Есть кто-то, кого мы можем взять с собой?

Я судорожно вздохнула, чувствуя себя сонной и глупой. Половина тела пылала в огне, а другую часть сковало льдом.

— Ты спятила? — закричал он. — Забудь о пленнике, капитан. Я должен вытащить тебя отсюда до приезда полиции!

Сирена расколола ночь, заставив меня действовать.

— Тогда забирай свои стрелы, Генри. И мой нож... у дерева. Не оставь ни одного из них в живых. Добей каждого раненного Мазикина, но убедись что это Мазикин по запаху, прежде чем прикончить. Иди.

Генри исчез из поля моего зрения, казалось, навсегда, оставив меня в море потрясения, в окружении полнейшего разрушения. А потом он вернулся. Он наклонился надо мной и положил мою сломанную левую руку мне на живот, вырывая стон из моих стиснутых зубов. Арбалетная стрела торчала из моей груди чуть ниже левого плеча.

— Ты можешь её вытащить? — ахнула я. Я была уверена, что вся боль закончится, если он вытащит стрелу. — Убери её. Пожалуйста.

Он не ответил, просто накинул на меня одеяло и поднял с земли. Он оказался удивительно сильным для такого худого человека. Он крепко прижал меня к груди и понёс прочь от лагеря. Вдалеке завыли сирены, приближаясь к ночлежке. Генри бросился бежать, уверяя меня, что я умру при следующем его шаге.

Спустя миллион лет открылась дверь машины, и меня положили на заднее сиденье нашего "Тауруса", пахнущего крекерами для животных и соком.

— Наклонись вперёд и не двигайся, — скомандовал Генри, переворачивая меня на бок. — Я пристегну тебя ремнём.

— Отлично, — пробормотала я, когда он обернул ремни безопасности вокруг моего тела. — Позвони Малачи и...

— Уже сделано, капитан, — ответил он, заставив меня задуматься, в какой же момент я потеряла сознание.

Он ушел, и мне осталось только надеяться, что я смогу сделать это снова. Например, прямо сейчас...

Сильные, тёплые руки подняли меня, и почему-то мне не было больно, хотя я всё ещё тонула "в море без лодки".

— Мы должны вытянуть стрелу, — сказал Рафаэль. — Я предположил, что ты пожелала бы проспать эту часть.

— Ты прав, — ответила я, снова оказавшись на боку, на этот раз уже в кровати.
Я повернула голову и с надеждой вдохнула.

Нет. Не в кровати Малачи.

— Где он? — прошептала я, не успев себя одернуть.

Рафаэль провёл своими пылающими руками по моей шее.

— Он знает, что ты ранена, и попросил, чтобы его забрали с поля боя. Генри скоро выезжает за ним.

— Нет. Скажи Генри, чтобы он позвонил ему. Они с Джимом должны закончить патрулирование.

Я так сильно жаждала его присутствия, но если он был моим лейтенантом и никем другим, это означало, что он не должен был бежать всякий, когда я была ранена. Так что я не стану просить его об этом.

Рафаэль вопросительно посмотрел на меня, но кивнул.

— Ох, и наворотила я дел. Надеюсь, Генри не испытывает чувства вины, да?

Рафаэль расстегнул мою кожаную кобуру и начал снимать её с моей руки, останавливаясь каждые несколько секунд, давая мне возможность отдышаться.

— Он очень недоволен, что ты встала у него на пути. Но он счастлив, что стрела не убила тебя.

— Я тоже.

— Он всё ещё хочет знать, причину. Он сказал, что со стороны выглядело так, будто ты защищала Мазикина.

Её лицо вспыхнуло в моей памяти. Её глаза. Мои глаза.

"Лила, — сказала она. — Ven conmigo". (прим. переводчика: Ven conmigо — с испанского — Пойдем со мной)

Я вздохнула, выдыхая осколки боли, которые кромсали меня на части изнутри. "Моя мама", — попыталась сказать я, но ничего не вышло. Мама мамамамамамамама.

Весь мой мир перевернулся. Тринадцать лет похороненной тоски обрушились на моё тело, сокрушая меня. Все эти годы, все эти желания, все эти фантазии о том, что она придёт за мной, что она спасёт меня. Только для того, чтобы узнать, что она была поймана в ловушку забвения, в месте, которое я не смогу найти ни на одной карте.

А теперь она была поймана в ловушку в неком ином мире, столь же недоступном.

Рафаэль склонился надо мной, и от него полился золотой свет, излучаясь наружу, распространяясь вокруг нас. Крылья. Выгибаясь надо мной, защищая меня, пока я плакала, плакала и плакала, подбрасываемая волнами в своём сознании. В нашем мерцающем укрытии он склонил голову и положил руку мне на лоб.

— Прости, — всхлипнула я. — Я не могу остановиться.

— Будь здесь столько, сколько потребуется, — пробормотал он. — Я буду ждать тебя.

Он сидел неподвижно, закрыв глаза, привязывая меня к настоящему, чтобы мои воспоминания не могли заточить меня в ловушку прошлого. И пока я не выплакалась досуха, его золотые крылья накрывали нас, сверкая бриллиантово-ярко, так красиво, что было больно. Как только мой последний всхлип затих, сияние вокруг нас отступило, вливаясь обратно в его тело и исчезая. Рафаэль открыл глаза и прямо посмотрел мне в глаза.

— Сейчас я дам тебе поспать, потому что мне нужно исцелить твоё тело.

Я кивнула, и он убрал огромный груз с моей души.

* * *

Моё тело было похоже на тело незнакомца. Воина. Сильное, но покрытое шрамами. Мокрые волосы рекой спадали по спине, когда я позволила полотенцу упасть на пол и уставилась в зеркало. Розово-серебристый шрам в виде звезды пометил мою грудь, паря под ключицей. Живот был испещрён серебристо-белыми следами когтей Сила. Лицо моей мёртвой лучшей подруги было запечатлено на предплечье.

Следы битвы.

Моя кожа была соткана воедино, гладкая и украшенная шрамами, которые доказывали, что я сопротивлялась. И выжила, не сломавшись. А вот в голове у меня царила совсем другая история. Сознание стало открытой, чувствительной раной, кровоточащей и пульсирующей, которая кричала о битве прошлого и настоящего. Я подняла подбородок и посмотрела себе в глаза, не видя ничего, кроме её лица.

— В следующий раз, когда я увижу тебя, — прошептала я, — я убью тебя. И я не буду колебаться ни секунды.

Я отвернулась и закончила собираться в школу. Я проснулась несколько часов назад от особого вида сна Рафаэля без сновидений, исцелённая и хорошо отдохнувшая, по крайней мере, снаружи. В доме Стражей было темно и тихо. Малачи, Джим и Генри всё ещё патрулировали. Я ускользнула в ночь, слишком пристыженная, чтобы встречаться с ними.

Ещё тот капитан. Им было лучше без меня.

Вот почему, уходя в школу, я удивилась, когда обнаружила их машину, припаркованную возле дома Дианы. Джим выпрыгнул с пассажирского сиденья. Малачи сидел сзади. Его глаза скользнули по мне на долю секунды, но его взгляд не затронул моего лица, а потом он отвернулся. Генри не сводил глаз с улицы перед собой.

— Капитан, — сказал Джим, присоединяясь ко мне на крыльце Дианы.

Его волосы были причёсаны, и он побрился. Он выглядел как типичный американский парень. Взгляд его голубых глаз скользнул вверх и вниз по моему телу. Хотя вовсе не-для-того-чтобы-проверить-меня. Скорее, я-слышал-что-ты-была-смертельно-ранена. Закончив свою оценку, он расправил плечи.

— Я хотел тебя кое о чём спросить. Можно ли мне... — он окинул себя взглядом, и тут я заметила, что у него на плече висит рюкзак. — Можно ли мне пойти с тобой в школу?

— Конечно, — сказала я, наблюдая, как Генри отъезжает от тротуара, увозя Малачи прочь от меня. — Отличная идея, потому что Мазикины могут охотиться за кем-то из наших одноклассников. В какой школе ты учился до того, как... ну, ты знаешь.

До того, как ты умер.

Он нахмурился.

— Я никогда не был в школе.

— Как так?

Он никогда не рассказывал о своей жизни до того, как стал Стражем. Впрочем, Генри тоже отмалчивался, и мне не хотелось совать нос в чужие дела. Но если он собирался присоединиться ко мне в школе, я должна была знать, что он не причинит больше неприятностей, чем пользы.

— Ты вырос в те времена, когда ещё не было школ или что?

— Нет, я вырос в месте, где нет школ вообще.

— И где же это?

Он посмотрел мне прямо в глаза.

— Я вырос в Элизиуме.

У меня отвисла челюсть.

— Аа?

Джим вцепился в лямку своего рюкзака.

— Как ты думаешь, что происходит с теми, кто умирает в детстве? Или в младенчестве?

— Я никогда об этом не задумывалась, — тихо сказала я. — Так значит, ты умер... совсем маленьким?

— Точнее я родился уже почти мёртвым, — гулко ответил он. — Я прожил всего несколько минут, достаточно долго, чтобы узнать имя, и на этом всё. А потом я вырос в Элизиуме с кучей других детей, таких же, как я. Они отпускают нас, когда мы достигаем зрелости, и мы остаёмся... такими. Навсегда, — он указал на своё тело, а затем поднял голову. — Я умею читать. Держу пари, что смогу не отставать.

— Хорошо, — пробормотала я, отбрасывая миллиард вопросов, которые хотела задать ему на этот счёт. — Нам лучше пойти, иначе мы опоздаем.