Глава 5 Новый колдун.

Эйн и представить себе не мог, что став рабом, он будет жить лучше, чем со своей семьёй. В тот день, когда отец продал его, мальчик плакал, умолял, цеплялся за него изо всех сил, но мужчина всё равно отдал его работорговцу, и, получив за младшего сына деньги, больше даже не взглянул на него. Больнее всего было даже не из-за поступка пьяницы-отца, а из-за того, что он больше никогда не увидит своих старших брата и сестру, которых он так любил, и которые всегда заботились о нём.

Но Эйну не позволили даже оплакать своё горе: торговец унизительно раздел его на глазах у всех рабов, и стал осматривать и щупать, в итоге сказав, что он хорошенький, и его купят за большие деньги. Эйну быстро объяснили, для каких целей мужчины покупают таких юных и симпатичных мальчиков, как он, и это пугало даже больше неволи. Он и раньше был послушным и тихим ребенком, а проведя неделю у торговца, его и вовсе научили быть покорным.

Когда Эйн увидел своего будущего хозяина, он решил, что такой красивый, молодой и благородный человек просто не может оказаться плохим. И он никак не ожидал той жестокости, с которой парень обошёлся с ним. Ведь он был послушным, он так старался исполнить любое желание хозяина, так за что же ему причинили такую боль?

Придя в себя после своего первого раза, Эйн думал, что лучше было бы умереть. У него болело всё тело, а низ и лицо как будто горели огнём. Он вспомнил тонкое лезвие кинжала, которым хозяин резал его щёки, и потянулся рукой, касаясь их — лицо обожгло ужасной болью, даже сквозь ткань повязок, в которые оно оказалось замотано. Эйн даже не пытался сдержать стона боли. Внезапно он услышал шаги в свою сторону, а потом увидел смотрящего на него худого мужчину, со страшными шрамами от ожогов на лице. Он протянул к нему руку, и Эйн резко отполз в сторону. Он думал, что боль на лице была невыносимой? Он ошибся! Низ живота и зад резануло с такой силой, что мальчишка бессильно упал на кровать, боясь вновь пошевелиться.

— Что ты творишь, — сказал мужчина, садясь рядом, — лежи смирно и отдыхай. Я лекарь, и не причиню тебе вреда, не бойся. Дай мне коснуться тебя, я должен понять, есть ли у тебя жар.

Мужчина стал медленно подносить руку к его лицу, и, несмотря на всё, что Эйн только что услышал, он всё равно закрыл глаза от страха. Его лба осторожно коснулась прохладная ладонь.

— Нехорошо, — проговорил мужчина, — ты горячий.

Он встал и отошёл к окну. Эйн стал тихо наблюдать за тем, как лекарь налил что-то в кружку и стал помешивать, затем добавил жидкость из тёмной баночки, и ещё из нескольких склянок, и, снова помешав, вернулся к мальчику, протягивая ему напиток.

— Выпей, полегчает.

Полегчает? Зачем? Для чего вообще его лечить? Чтобы хозяин мог снова издеваться над ним? Нет! Нет, это ужасно! Вот так он теперь будет жить? Его будут мучить, потом лечить, а затем снова мучить?

— Пей, — гораздо строже сказал мужчина, — иначе я волью его в тебя насильно.

Эйн вздрогнул, и всё же протянул дрожащую руку за кружкой. Напиток оказался ужасно горьким, мальчик с огромным трудом допил его до конца. Он попытался вернуть кружку, но держать её оказалось так тяжело, что пальцы сами собой разжались, а глаза закрылись.

В следующий раз он очнулся в телеге, лежа на нескольких одеялах и накрытый тёплым покрывалом. Эйн осторожно попытался подняться, помня о том, какую боль он испытал в прошлый раз, и ожидая её повторения, но, к его удивлению, ничего не произошло. Мальчик сел, а затем попробовал пошевелиться активнее: всё было в порядке, только лицо немного щипало. Эйн осмотрелся: вокруг его импровизированной постели лежало множество сумок и мешков с вещами. Он приподнялся и выглянул за бортик повозки: впереди сидел мужчина, который и вёз его, а вдалеке ехал целый конный отряд. Мальчик насчитал шесть человек, и среди них был его красивый, жестокий хозяин. Эйн нырнул обратно в повозку, но его всё равно заметили. Через несколько минут с ним поравнялся лекарь, и, глядя на мальчика сверху вниз, спросил:

— Как себя чувствуешь?

— Н… нормально, — прошептал Эйн.

Мужчина, не останавливая коня, ловко перебрался к нему в повозку, коснулся лба, а потом провёл пальцами по щеке, от чего Эйн сжался.

— Не будь таким пугливым, говорил же, ничего я тебе не сделаю, — он достал из одной из сумок баночку с какой-то мазью, а затем стал осторожно втирать её в щёки мальчика.

— Как мне к вам обращаться, господин? — тихо спросил Эйн.

— Асмун.

Эйн до ужаса боялся встречи со своим хозяином, но, как ни странно, тот не подходил к мальчику ни в этот день, ни в несколько последующих. Зато Эйн смог познакомиться со всеми остальными людьми в отряде, и понять, наконец, к кому же он попал. Трое из семи человек были колдунами, как и тот мужчина, что лечил его, а его хозяин оказался самим королём Осирии!

Когда в один из вечеров Эргонес всё же обратил на него внимание, и позвал в свой шатёр, мальчик решил для себя, если то, что случилось в первый раз, повторится, третьего не будет: он просто наложит на себя руки. Но открыть полог и войти в шатёр всё равно оказалось невероятно страшно. А потом он и вовсе застыл у входа, смотря на златовласого парня с огромными от ужаса глазами.

— Проходи, не стой не там, — сказал молодой король.

Эйн хотел быть послушным… Он должен быть послушным! Но его тело сковал страх, и он не смог сделать ни шагу. Эргонес сам подошёл к мальчику, протянул руку, а затем коснулся его щеки, стирая слёзы, и только сейчас Эйн понял, что он плачет.

— Ну, тише, — прошептал король ласковым голосом, — тише, малыш. Я был груб с тобой в тот раз, прости. Больше я не причиню тебе боли.

Эйн задрожал, а слёзы потекли лишь сильнее. Тогда Эргонес обнял его, и стал поглаживать по голове.

— Успокойся. Успокойся, маленький, я не обижу тебя вновь.

И он сдержал своё обещание. Когда Эйн успокоился, король усадил его на подушки и сытно накормил. Потом пришел Коэн, и вместе с Эргонесом они учили мальчика играть в интересную игру, где на деревянной доске-карте фигурки принцессы, колдуна и рыцаря захватывали королевство. Когда стало темнеть, Эргонес пустил светящийся шар прямо из своих рук, и тот быстро взмыл под потолок, освещая всё вокруг. Это было так красиво, что заворожённый Эйн долго любовался им. Он думал, что этот день станет вторым самым страшным в его жизни, а он превратился в волшебный. Ночью они спали втроём: Коэн обнял короля, а тот мальчика, и страх, который Эйн всё это время испытывал к своему хозяину, стал исчезать.

Гнес, которого Эйн теперь мысленно звал только так, вообще оказался странным человеком, и дело даже не в том, что он колдун. Его настроение могло неуловимо меняться по несколько раз за день. В первое время Гнес сам прогонял мальчишку, когда был не в духе. Коэн объяснил это тем, что так король уберегал мальчика от своих порывов, и от того, чтобы не сорваться на нём. Теперь Эйн и сам различал настроение хозяина, и, если тот начинал злиться, сразу исчезал, и Гнес никогда его за это не ругал. Практически всё, что мальчик узнал о короле, рассказал ему Коэн. О его семье, о привычках, о том, что он любил, а что нет, о периодических вспышках злости, и о его брате. Эрнеос – Нео…

Его имя не смел упоминать при Гнесе никто, кроме Коэна. Вот только о нём всё равно говорили: шёпотом, втайне, но говорили. Никто из них не знал о втором принце настоящей правды, лишь слухи, домыслы, или и вовсе чистая ложь. Эйн же вошёл в число тех немногочисленных людей, которые знали правду. Мальчик возненавидел имя «Нео», потому что Гнес иногда называл его им! Такое могло случиться в любой момент. К примеру, когда они ели, Гнес протянул ему сладкую булочку, и спросил: «Нео, будешь?». Или, проехав большую часть дня верхом, он как-то сказал: «Нео, ты устал, может, поедешь в повозке?». И такие случаи повторялись раз в пару дней. Поняв, что он сказал, король всегда хмурился и надолго замолкал. Но чаще всего Гнес произносил имя своего брата по ночам, когда нежно целовал или брал Эйна. Он шептал его мальчику на ухо или выдыхал со стоном в моменты особой страсти. Как бы Эйн хотел услышать из уст Гнеса своё имя! Чтобы он шептал его имя, обладая им!

Теперь, когда Гнес был нежен с ним, мальчик полюбил его прикосновения, его поцелуи, и всё, что парень делал с ним. Как и обещал король, он больше ни разу не причинил ему боли. Поначалу, когда Эйн боялся прикосновений, Гнес подолгу ласкал и целовал его, и страх заменился доверием, а потом и вовсе появилось желание. Король всегда подготавливал его, медленно растягивая пальцами, и брал осторожно, чтобы не испугать и не причинить боль. Когда Эйн привык к этому, ночи стали более страстными, и они ему нравились. Ему было хорошо! Ему было неописуемо хорошо с этим человеком. И даже если они проводили ночи втроём, это всё равно нравилось ему, ведь он принадлежал только Гнесу!

Никто, кроме короля, не смел касаться Эйна, никто не смел его ругать или делать замечаний, никто ни разу не указывал, что ему делать. Единственный, на кого это не распространялось – Коэн, но он и сам никогда не трогал Эйна, даже если они оставались наедине. Похоже, этого человека волновал только король, и никто более. В моменты, когда Коэн брал Гнеса, а король в это время обладал мальчиком, этот златовласый парень выглядел ещё прекраснее. Великолепный, нежный, самый лучший! Он отдавался и брал со всей страстью. Но чёрт бы побрал проклятого Нео! Даже тогда Гнес произносил его имя, а не Эйна! А ведь Коэна он ни разу не называл чужим именем.

Встреча с Нео стала для Эйна потрясением, и не только потому, что он не ожидал увидеть второго принца Осирии на ночной стоянке, подле какого-то тракта, а в первую очередь потому, что человек, которого он увидел, совершенно отличался от того, кого он себе представлял. Из того, что он слышал о втором принце, Эйн сделал вывод, что он был похож на него: кроткий, послушный, скромный и слабый мальчик, но это оказалось совсем не так. Он куда больше походил на Гнеса, его глаза выражали ту же уверенность и силу, и он был так же безмерно красив, как и его брат! Так как же Эйну затмить его?