15

Последний день пролетел слишком быстро, и Арантуру пришлось подумать об отъезде—о том, чтобы провести еще полгода в городской квартире, где смертоносный черный зимний ветер дул в узкое окно из стекла и рога, а в ноздрях все время стоял запах трех молодых людей, которые ели плохую пищу, приготовленную беззаботными торговцами, и писали, пока не заболеют холодные пальцы. Иду по трущобам, полным угрюмых беженцев с востока, охваченных бедами.

Всю осень он скучал по своей деревне, и когда он был в ней, ему было трудно уехать. На его детском Лиоте было гораздо легче говорить, чем на высоком Лиоте, на котором говорили Бизы с их искусственностью, или на Эллинском языке древних, которым пользовались почти все в Академии. Он и не подозревал, как сильно скучал по маминой стряпне. Или чистой постели. Даже если она была на фут короче.

В то же время он замечал вещи, которые не хотел замечать. Он услышал широкий Горский акцент своей матери-акцент, из-за которого его высмеивали по прибытии в город, и который он упорно трудился, чтобы потерять. Он слышал это и в своей сестре, и в отце, но голос Миры был настолько очевиден, что она звучала как комик на ипподроме, подражающий высокогорному Арнаутскому Варвару.- Двое друзей его отца пришли, сели и стали обсуждать цены на урожай, кризис в Вольте и неустроенность королевства Атти за проливом. При этом все трое выказывали глубокое отвращение к мужчинам, которые любили докучать других мужчин своими шутками и сплетнями. В городе это было не только приемлемо, но и модно. Совокупление мужчин с мужчинами и женщин с женщинами, которое по прибытии потрясло Арантура, теперь казалось настолько незначительным, что их комментарии казались комичными. Или грубым.

Возможно, страх, что он завязывает такие связи, подпитывал безумное желание матери связать его с местной девушкой. Этот процесс был вплетен, как нить, во все общественные мероприятия, будь то храм Орла, обеды или танцы Солнца. Лучшая подруга его сестры, Альфия Топаза, старшая из детей Топазов с берега реки, чьи родители совместно владели самой процветающей фермой в городе—ее собственность была представлена как ее главная квалификация—была самым выдающимся выбором Миры.

Альфия была хорошенькой-в некотором смысле суровой, - и Арантур, который был в том возрасте, когда большинство женщин, по крайней мере иногда, казались красивыми, задумался, не станет ли она самой суровой старухой в деревне. Он находил ее манеры приятными, а внешность очень привлекательной—у нее были большие темные глаза и красивые длинные черные волосы, и она умела танцевать почти так же хорошо, как его сестра, так что делать с ней галиардо значило парить в воздухе,—но когда она говорила, это неизбежно было принижением. Если она когда—нибудь и говорила что-то хорошее о ком-то, то это неизбежно смешивалось с благоприятным отзывом о ее собственной семье-или о ее собственной милой личности. Она неизменно использовала себя в качестве примера наилучшего способа делать что-либо.

И все же она была очень привлекательна.

Так что последний день был днем смешанных эмоций. Он поймал себя на том, что хочет уйти и хочет остаться. Он хотел сказать матери, что женщины, любящие женщин, на самом деле не имеют никакого значения. Он хотел сказать Альфии, что ее критика всех остальных была просто признаком ее собственных страхов. Но он узнал эти истины из книг и наблюдений всего за один год в Академии, и жизнь в деревне, со всеми ее сложностями и традициями, заставила его усомниться в знании своих книг и учителей. Или, скорее, это заставило его увидеть, что, возможно, существует много истин.

Он чистил свою лошадь, когда отец вышел к их маленькому сарайчику. Внутри было темно, несмотря на яркое солнце, которое уже растопило снег, так что оливковые деревья стояли гордо, а поля выглядели готовыми к весне. Он зажег фонари, чтобы было немного света для работы.

Его отец вошел и коснулся алтаря богини над дверью. У горцев было много старых верований—Леди и Двенадцать были двумя, которые, как утверждали горцы, они получили от народа Фейри, древнего народа Занаш, который жил в горах на заре времен.

“Как поживает сегодня твой сенокосец?- Крикнул Хагор.

“Все еще ест, - признался Арантур.

Расс почти ничего не ел в течение девяти дней, и его бока наполнились жиром, а шерсть блестела.

“Я так понимаю, что это животное за всю свою жизнь и двух дней не выходило из упряжи, - сказал отец. “И все же довольно хорошая лошадь. Хотел бы я, чтобы он был здесь, когда придет время пахоты.- Он подмигнул. “И ты тоже, конечно.”

Арантур задумался. - С лошадью я мог бы быть дома и пахать. Другие мальчики идут домой.- Он думал об этом—и обо всех своих сомнениях насчет деревни.

“А ты бы захотел?- спросил его отец. “У меня такое чувство, что тебе это нравится—там, в городе. Меч. Одежда.”

Арантур продолжал расчесывать Карри, понимая, что разговор, скорее всего, будет трудным, и что он делал это, разговаривая с Иралией—женщиной, которая была очень занята его мыслями.

- Знаю и не знаю, Патур.- Он пожал плечами.

“Да.- Хагор принялся за мула. “По дороге в город вы остановитесь в гостинице "Фосс", а?”

Арантур поднял голову. “Я же сказал, что приду. Я должен за свою вторую лошадь.”

- Другая лошадь?”

Арантур вздохнул про себя. “Я получил на свою долю двух лошадей.”

“И Необычное огнестрельное оружие, и одежда мертвеца, - добавил Хагор. - Этот карабин стоит столько же, сколько мой мул, а может, и вся ферма. Люди убьют тебя только за то, чтобы заполучить его.- Он закашлялся. “Разве в городе люди носят оружие?”

“Нет, - ответил Арантур. - Нет, это противозаконно. Когда я хожу в класс фехтования, я ношу свой меч-в ножнах-в ткани.”

Он не сказал, что большинство преступников и многие другие люди имеют оружие и на самом деле носят его—и что каждый носит Кинжал—и что переулки полны случайного насилия, от драк с кинжалами до вооруженных ограблений и прямых убийств.

Он не сказал этого, потому что в то же самое время внимательный студент мог избежать встречи с окровавленным трупом, пройдя вдоль прибрежных окраин города, где жили богачи, держась подальше от некоторых районов и не присоединяясь к беспорядкам. Или просто использовать каналы, а не переулки.

Отец вздохнул. “Знаешь, это Тео.”

Арантур не знал. - Дядя Тео?”

“У него есть меч, - сказал Хагор. - Купил, когда мы были мальчишками. Пошел в набег с дедпатром. Некоторое время он молчал. - Он отправился на восток, чтобы сражаться за чужаков. Некоторые его части так и не вернулись.- Он пожал плечами. “Ты когда-нибудь думал, что будешь делать, когда закончишь Академию?”

Арантур выдавил из себя смешок. “Нет. Я имею в виду—”

“Вряд ли квалификация магоса сделает тебя лучшим фермером, - сказал Хагор.

“Возможно, - вставил Арантур. - Я научился ... - он замолчал, понимая, что слова” я вижу все по-другому “не помогут отцу почувствовать себя лучше.

Это внезапно напомнило Лекне о мальчике, который мечтал стать ученым и трудился на постоялом дворе своего отца.

“Они нас многому учат, - сказал он. - Интересные вещи, о том, как люди думают, и о том, что вы можете узнать от них.”

“И как произносить заклинания и бросать вызов своим родителям” - сказал Хагор, но подмигнул.

Арантур перешел на другую сторону своего коня.

“Ты хочешь стать священником, парень?- Спросил Хагор.

Арантур с ужасом осознал, что понимает, что делает его отец. Он пытался найти место для своего сына в его обычном взрослом мире. Арантура больше потрясло то, как легко он прочитал мысли отца, чем само откровение.

Арантур улыбнулся и взялся за шею своего коня.

- Я не думаю, что жизнь священника для меня, патур.- Он помолчал. “Если я достаточно хорош, то могу попытаться стать Магосом. Но пройдут годы, прежде чем я достигну точки, где я буду знать.”

Тишина.

“Мой сын-Магос.”

Хагор свистнул, а затем Арантур услышал быстрый звук отцовской щетки, начавшей обрабатывать грязь на ногах мула.

“Ты никогда не задумывался, почему Аристо выбрал именно тебя, парень?- спросил он.

Арантур понял, что никогда об этом не думал.

“Ты действительно думаешь, что умнее большинства людей, не так ли?- спросил он.

Арантур считал в уме, обдумывая ответы.

- Да, - наконец признался он.

Отец рассмеялся. - Ну, - сказал он, как будто собирался что-то сказать.

Мул-старый слуга семьи и сильное, способное животное—издавал тихие щебечущие звуки, более подходящие птице, чем лошади. Конь-солдат или Расс, в зависимости от настроения Арантура,—хмыкнул в ответ и испустил долгий пук.

- Эта лошадь любит бобы, - сказал отец.

- Солдат любит все, что считается едой, - сказал Арантур.

“Только не говори матери, что хочешь стать Магосом. В ее глазах ты вернешься домой, женишься и вырастишь семью на ферме.”

“Я еще могу!- Сказал Арантур.

Хагор обошел сарай и похлопал его по плечу.

- Знаешь что, сынок? Я в этом сомневаюсь. Я думаю, что даже твою сестру будет трудно удержать здесь. Ты в том возрасте, когда родители кажутся дураками. Я знаю—это было не так уж давно для меня.- Он покачал головой. “Я всегда мечтал о мече, но именно Тео уехал и стал его владельцем. Он сражался в битвах других людей, сынок. Он был продажным мечом. Мы никогда никому не рассказываем.”

- А почему бы и нет?- Спросил Арантур.

- Потому что мы-Арнауты. И все равно все думают, что мы разбойники и наемники. Я провел свою юность фермером, пытаясь убедить купцов Бизаса доверять мне.- Он покачал головой. - И все же мы-Арнауты; мой отец рассказывал истории о великом набеге, когда они подняли шесть тысяч голов из Бизаса в долинах по направлению к Лонике.- Он улыбнулся. “Конечно, мы этим больше не хвастаемся.- Он засмеялся.

Воровство скота когда-то было Арнаутским образом жизни. О нем пели песни, но за пределами долины о нем не упоминали.