∙ ГЛАВА 4 ∙ Тру

Я встаю из-за стола и направляюсь к стойке. Диего с хмурым взглядом наблюдает за мной из кухни. Не успеваю я пройти и половины зала, как ко мне подбегает Карла.

Начинается допрос.

— Черт возьми, девочка, что он тебе сказал? А что ты ему сказала? Как его зовут? Он сказал, почему так долго приходил сюда и не приглашал на свидание? Номер телефона дал? А ты оставила свой? Когда свидание? Какого черта ты молчишь, я сейчас умру от любопытства!

— О, — фыркаю я. — Теперь моя очередь говорить?

Следуя за мной по пятам, Карла хватает меня за руку.

— Хватит вредничать. Что он сказал?

Добравшись до стойки, я вставляю кофейник в кофемашину и вытираю руки о фартук.

— Если коротко, то он сказал: «Привет, я не должен быть здесь, есть ли у тебя парень, распусти волосы, было приятно познакомиться с тобой, прощай». А потом ушел.

Она раздраженно стонет.

— О нет. Вы опять говорили о твоей семье?

— Вовсе нет. Он просто сбежал.

— Скатертью дорога! — доносится из кухни голос Диего. — Не нравится мне этот мужик.

Мы его игнорируем.

— Подожди, он попросил тебя распустить волосы? — уточняет Карла.

— Угу.

Она начинает на меня таращиться.

— И ты этого не сделала?

— Конечно же, нет. Я даже не знаю имени этого человека.

— Пф-ф. Я тоже не знаю, как его зовут, но попроси он, я бы распустила волосы. Если бы он попросил, я бы скинула с себя всю одежду и распласталась на полу посреди зала.

— Мило.

Она пожимает плечами.

— Большой Папа совсем расслабился в спальне, если ты понимаешь, что я имею в виду. Мои врата рая не посещали уже целую вечность.

Большой Папа — прозвище мужа Карлы, Дейва. Не могу точно сказать, является ли это «папочка» их фетишем или ей просто нравится наблюдать, как подобными разговорами она вводит людей в ступор. Но я точно не собираюсь это выяснять.

Они привлекательная пара, но я не хочу, чтобы меня преследовали подробности сексуальной жизни моих друзей. У меня живое воображение и без наглядных пособий. Как-то раз моя школьная подружка упомянула, что ее мама — крикунья, и с тех пор я не могла смотреть той женщине в глаза.

Я начинаю варить свежий кофе, активно игнорируя Карлу, которая ворчит о своей секс-засухе. В конце концов, ей надоедает мое невнимание, и она уходит, чтобы помочь пожилой паре, которая забрела сюда, пока она занималась допросом с пристрастием о волке.

— Детка.

Я поднимаю глаза и вижу Диего, который стоит по другую сторону прилавка. Он опирается руками на поверхность из нержавеющей стали, куда ставят готовые к подаче блюда, и смотрит на меня с беспокойством.

— Мне не нравится этот мужик.

— Муж Карлы?

— Нет, глупая. Тот чувак в черном, который только что ушел.

Я собираюсь уже сообщить, что ему не стоит об этом беспокоиться, потому что мы никогда больше его не увидим, но любопытство берет надо мной верх.

— И почему же?

Он отрицательно качает головой.

— Знаю я типов вроде него.

Я жду, но он больше ничего не добавляет.

— Понятно. Спасибо за столь подробное объяснение. Оно очень помогло.

Вздохнув, он отталкивается от стойки. Затем складывает руки на груди и с кислой миной на меня смотрит.

— Ладно. Ты хочешь знать? Сейчас поясню. Я не всегда был хорошим парнем, как сейчас. В Баррио, где я вырос, я был matón. El pandillero.

— Как интересно, — сухо бормочу я. — Знай я испанский, уверена, ты меня бы дико впечатлил.

Взгляд Диего становится серьезным.

— Это значит «бандит», Тру. Гангстер.

Бандит. Я задумываюсь о татуировках на костяшках пальцев волка, и меня снова пробирает дрожь.

Ой, все это глупости. Предрассудки, что татуировки набивают только головорезы. В наши дни вероятнее, что парень с большим количеством татуировок — шеф-повар в модном ресторане, который делает райские ребрышки с трюфелями под сырой шапкой.

Кроме того, что-то не наблюдаю ни одной татуировки у Диего, который только что заявил, что он сам бывший бандит.

— Ты даже словом с ним не обмолвился, Диего. Несправедливо так судить.

— Болтовня тут ни при чем. Акула может учуять запах другой акулы независимо от того, как далеко они находятся друг от друга в океане.

— Значит, теперь ты акула, — улыбаюсь я.

— Огромная белая акула, детка, — он ухмыляется. — Ты еще не влюблена в меня?

— С минуты на минуту.

— Окей, дай мне знать. — Он снова поворачивается к решетке и кричит через плечо. — Кстати, может, вынесешь мусор из уборной? Там куча девчачьих штучек Карлы. Не хочу к этому прикасаться.

Под «девчачьими штучками» он наверняка подразумевает тампоны. Если бы Бадди купил мусорную корзину с крышкой в туалет сотрудников, Диего не травмировал бы свою психику подобными вещами. Но, увы.

— Без проблем.

— Спасибо.

Я направляюсь в крошечную комнату отдыха в задней части здания, которую мы в шутку прозвали «VIP-залом». Четыре отвратительных пластиковых садовых стула окружают складной столик. Древняя микроволновая печь стоит на шаткой подставке для телевизора. В одном углу расположен холодильник размером с общежитие колледжа, на стене висит треснувшее зеркало с потрепанными шкафчиками, а рядом с ними — постоянно протекающий кулер для воды.

Стены выкрашены в самый уродливый оттенок желтого, какой только можно себе представить. Это все равно, что находиться в квартире курильщика, который дымит минимум тремя пачками в день и не покидает свое жилье последние сорок лет.

Воспользовавшись туалетом, мою руки и достаю мусорный пакет из корзины. Завязываю концы в узел, заменяю пакет новым и направляюсь к большим алюминиевым мусорным бакам. Они стоят вдоль стены в коридоре, который ведет в переулок позади «У Бадди», где расположены уже большие общественные мусорные баки.

В коридоре сегодня царит полный беспорядок.

Вонючие мешки с мусором и остатками еды валяются вокруг алюминиевых мусорных баков, переполненных до отказа. Содержать эту зону в чистоте — работа посудомойщика, но он уволился несколько дней назад и до сих пор замену ему не нашли.

— Отлично, — бормочу я.

Диего разбирается с посудой, пока Бадди пытается найти нового сотрудника, но, судя по всему, выбрасывать мусор Диего считает работой ниже своего достоинства.

У меня с этим проблем нет. Пока я росла, то отвечала за уборку стойл для лошадей и свинарников на ферме. Я не новичок по вонючим и грязным обязанностям.

Вернувшись в комнату для персонала, накидываю свое тяжелое пальто и ботинки, чтобы вернуться в коридор. Распахнув дверь в переулок, хватаю два мусорных пакета с пола и выхожу наружу.

Проливной дождь сменился мелким покрапыванием. Мусорный контейнер находится всего в нескольких футах от двери, поэтому мне нужно пройти всего ничего. К сожалению, контейнер закрыт крышкой. Это тяжелая металлическая откидная створка, которую нужно поднять и держать открытой достаточно долго, чтобы просунуть туда мусорный мешок.

Я бросаю пакеты на землю рядом с мусорным контейнером и откидываю крышку. Мой толчок достаточно силен, чтобы она взлетела и с грохотом уперлась в стену.

Швыряю внутрь мусор, а затем тащусь обратно за остальным. Повторяю процедуру, решив хотя бы немного разгрести беспорядок, пока не слишком замерзну и не промокну.

Во время моего четвертого путешествия кто-то хватает меня сзади.

Меня так резко оттаскивают от мусорного контейнера, что я теряю равновесие. Я отшатываюсь назад и врезаюсь в твердую грудную клетку. Стоит мне попытаться закричать, чья-то рука сжимает мое горло. Кончик чего-то ледяного и острого вонзается в мягкую впадину под моей челюстью.

— Пискнешь, и я отрежу твой гребаный язык.

Голос низкий, мужской и смертельно серьезный.

Я застываю в ужасе. Инстинктивно хватаюсь за руку, которая зажимает мое горло. Эта рука в куртке из тонкого нейлона, сквозь который я чувствую сухожилия и мышцы, твердые, как камень.

В ушах так сильно стучит пульс, что это заглушает шум дождя и отдаленные звуки уличного движения. Задыхаясь от страха, я начинаю дрожать.

Не паникуй, не паникуй... О боже, он убьет меня... Я умру.

Еще двое мужчин появляются из тени в дальней стороне мусорного контейнера. Их головы покрывают капюшоны толстовок, поэтому я не могу разглядеть их лица в темноте, но оба мужчины широкоплечи и неуклюжи. И у обоих в руках пистолеты.

Когда я всхлипываю от страха, тот, что стоит позади меня, сильно встряхивает меня. Так сильно, что я прикусываю язык.

— Вот что сейчас произойдет, — шепчет он мне на ухо. — Мы войдем внутрь. Ты покажешь нам, где находится сейф, и продиктуешь шифр. Мы возьмем все, что там есть, а потом отчалим с миром. Делай, как я говорю, и никто не пострадает. Мы поняли друг друга?

У него сильный бостонский акцент. Его горячее дыхание превращается в пар на холодном ночном воздухе, касаясь моей щеки. По голосу, это молодой парень, который чувствует вседозволенность. Нутром чую, если я сделаю что-то, что ему не понравится, он без колебаний перережет мне горло.

Но вот незадача: у Бадди нет сейфа.

Его жена приходит каждый день в четыре часа, чтобы забрать наличные из кассы, и относит деньги в банк. Также есть терминал, который автоматом отправляет средства на счет. Этим ребятам стоило пойти в прачечную за легкими деньгами.

Но он уже подталкивает меня к открытой двери.

— Здесь нет никакого сейфа! — мой голос высокий и испуганный. Я вцепляюсь пальцами в его руку. — Только в кассе есть наличные, но совсем немного!

— Не смей мне врать, гребанная сука, — рычит он мне в ухо, снова встряхивая меня. — Я знаю, что у этого старого козла в кабинете есть сейф. Сам слышал, как он этим хвастался.

Мой разум несется со скоростью миллион миль в час. Я не могу ясно мыслить, не могу кричать, не могу бежать. Что-то теплое и влажное струйкой стекает по моему горлу.

Кровь.

У меня идет кровь.

Этот засранец порезал меня.

В моем мозгу что-то щелкает. Ужас превращается в ярость. Ярость сжигает страх и захватывает мой разум в заложники, испаряя мысли о сотрудничестве и превращая меня в рычащее животное, действующее одними инстинктами.