Клейтону, кажется, все равно, но он ни на секунду не сводит с меня глаз. Я держу его в своих руках. Он смотрит…

Он смотрит и слушает.

Это уже второй раз, когда он слышит эту песню. Это второй раз, когда я очаровываю его. Что еще может означать выражение его лица?

Я гипнотизирую его.

Да, наконец-то ситуация изменилась. Я — та, кем он одержим сейчас, в данный момент, до тех пор, пока могу продолжать петь. Я его сирена, заманивающая своей музыкой.

Затем слышу перезвон фортепианных нот. Оборачиваюсь и вижу, что пианист подстроился под мою мелодию. Гитарист, который вернулся с перерыва, наблюдает с конца сцены, его глаза искрятся от изумления. Он берет гитару и присоединяется к своему другу, поддерживая меня, импровизируя.

Может быть, меня вдохновляет музыка, и озорной демон берет контроль над телом.

Срывая микрофон со стойки, я спускаюсь со сцены, все еще пою и продвигаюсь сквозь толпу — к нему. Каждая строчка песни теперь адресована Клейтону.

Всего через половину куплета я стою перед ним и пою.

Его лицо напрягается.

Это страх, что я ему внушаю, судя по его темному, угрожающему взгляду?

Я пою слова песни, а пальцами медленно и очень нежно поглаживаю микрофон вверх и вниз.

— …Я актриса, которая не показывает страха, — пою я, и свободной рукой подношу палец к его шее, касаясь места, где начинаются черные чернила, скрываемые под этой футболкой. Твердый и холодный, он отстраненно смотрит на меня.

— …Самый храбрый во всей моей биосфере...

Прижимаюсь к его столу, мои бедра скользят вдоль его бока, пока я пою ему.

Клейтон прикрывает глаза, как будто я раню его своей музыкой. Да, позволь мне ранить тебя этим, чтобы ты почувствовал хоть каплю той боли, которую чувствовала я на протяжении всей недели с тех пор, как впервые увидела тебя.

Когда музыканты подводят меня к финальному куплету, я останавливаюсь и беру пиво из его руки. Оно легко выскальзывает из его ладони, и я подношу его к губам, мой взгляд прикован к его глазам. Делаю глоток, потом ставлю пиво обратно на стол. Я морщусь, поскольку не ожидала, что пиво будет таким горьким. Его глаза становятся остекленевшими, а на губах появляется намек на улыбку.

— …Это работа — забраться на трон…

О, Боже. Его ухмылка такая сексуальная, что я могу бросить петь и забраться на него прямо сейчас.

— …Изготовленный из кредитных карт и силикона…

Прямо сейчас я стою настолько близко к Клейтону, что чувствую исходящее от него тепло. Никогда не чувствовала себя такой незащищенной, такой свободной

— … Не смей отдавать свое сердце, или ты развалишься на части…

Я облизываю губы, когда гитарист продолжает перебирать струны, а пианист скользит по клавишам своими длинными пальцами.

— Прямо здесь, в дворце из камня…

Он приоткрывает губы, его лицо напрягается от боли.

Я буквально целую кончик микрофона, когда пою последнюю строчку:

— Да, прямо здесь… в дворце из камня.

Музыка заканчивается решающим аккордом.

Тишина поглощает бар.

Смотрю в глаза Клейтона.

Такое чувство, что здесь только я и тяжелый микрофон в руке, который с каждой секундой становится все тяжелее и тяжелее.

Внезапно сталкиваюсь с реальностью того, что сделала. На глазах у всех. Алкоголь больше не прикрытие. Я просто спела самую личную песню, которую когда-либо писала, перед незнакомцами.

Клейтон вздыхает.

Не могу.

Что я только что сделала?

Из-за спины раздается радостный крик, поражающий меня, а затем остальная часть присутствующих взрывается аплодисментами. На секунду мне кажется, что я все это выдумала. Они издеваются надо мной, или я действительно проделала потрясающую работу?

Когда снова смотрю на Клейтона, вижу вопрос в его глазах. Внезапно ничто больше не имеет значения. Я привлекла его внимание, говорю я себе. Он знает, кто я. Ему любопытно. И в разгар всех моих сомнений, чувствую, словно победила в какой-то игре, о которой не знала. Игра в кошки-мышки. Игра, где один победитель.

— И вот как ты это делаешь, — говорю я ему, ухмыляясь.

Он не отвечает.

Скромно пожав плечами, я иду обратно на сцену, возвращаю микрофон на стойку, затем делаю немного пьяный реверанс, прежде чем захихикать и броситься обратно к своему столу. Бар вновь заполняется музыкой и громкой, хаотичной болтовней.

— Боже мой, — стонет Виктория, когда я возвращаюсь на свое место. — О чем ты только думала?

— Можно сказать, что я была вдохновлена, — хихикаю я, взглядом раздевая Клейтона сквозь дым и подшучивания. Он выглядит таким раздраженным и сексуальным. — И теперь он знает, кто я. О, как вам песня? — спрашиваю я у друзей.

— Очевидно, ты была удивительна, — говорит Виктория.

— Спасибо! — смеюсь я, но, когда вновь бросаю взгляд на Клейтона, он оставляет свое пиво и уходит.

Радость пропадает в одно мгновение.

Наклоняюсь в сторону, но вижу лишь его спину и то, как он толкает дверь и исчезает.

Вау. Это я сделала с ним?

— Нет, нет, — кричит Виктория сквозь шум, ее лицо становится серьезным. — Нет, Деззи. Ты не можешь пойти за ним. Тебе не следует. Это плохая идея.

Почему Клейтон так внезапно ушел? Я доставила ему неудобства? Ну, он заслужил это… после всех потрясений, через которые заставил меня пройти, просто существуя.

— Деззи, ты слушаешь меня?

Я хмурюсь.

— Почему это имеет значение?

Но потом вмешивается даже Хлоя.

— Каждый хочет частичку Уоттса. Девушки сходят по нему с ума.

— И мальчики, — добавляет Эрик с усмешкой.

— Каждый новый студент, который здесь бывает, пытается подкатить к этому сексуальному красавцу, — добавляет Хлоя, разочарованно покачивая головой. — Я наблюдала за этим с тех пор, как поступила сюда. Это трагично.

— Черт, даже я не могла перестать пялиться на него, когда он посещал вместе со мной занятие по драматургии, — кричит Виктория через стол. — Послушай, если ты хочешь мальчика-игрушку, я дам тебе список из десяти завидных холостяков, подружка. Клейтон — не один из них.

Я наклоняюсь вперед, встречая ее на половине пути над столом.

— Это он тогда был в театре, Вики!

— Не называй меня так! Погоди, что?!

— Это он слышал меня! — кричу я в ответ. — Это был он! Тот самый парень! Клейтон! — Снова устремляю свой взгляд на дверь, все еще удивляясь, почему он так быстро ушел. Пытаюсь не испортить тот момент, который мы разделили. Чувствую, что тут что-то не так. — Теперь он услышал мою песню, — добавляю я. — Дважды.

— О, Дез, нет, нет — отвечает Виктория. — Он не слышал твою песню, солнышко. Ни одной ноты.

Я хмурюсь.

— Что, черт возьми, это значит?

— Дорогая, он глухой.