Изменить стиль страницы

Глава 4

Шеридан

Полет домой оказывается настоящей пыткой. Нас встречает Джон, чтобы отвезти домой. Во всей этой ситуации нет никакого смысла — ни в чем. Как он узнал обо всем так быстро? И если я уволюсь со своей должности, это только подтвердит мою виновность. По мнению Джона, все это лишь портит ситуацию, давая тем самым понять, что если — и он имел в виду ЕСЛИ — суд увидит в этом что-то неуместное, то нам нужно будет срочно менять положение дел. Мы влюбились и поженились так быстро, потому что знали, мы не хотим прожить друг без друга ни дня. Джон уверяет, что это все объясняет. Я же утверждаю, что это полная хрень. Каждый, у кого есть мозги, сразу поймет, что здесь что-то не так, и тут же захочет вывести нас на чистую воду. Но мое мнение осталось неуслышанным. Джон смотрит на меня снисходительно, а затем цыкает — да-да, цыкает, — говоря, что я не знаю всех юридических аспектов и вообще не имею понятия, о чем говорю.

Аргументы продолжают сыпаться в мою сторону и во мне начинает зарождаться ярость.

— Я точно знаю одну вещь, если бы я была судьей и мне бы предъявили подобное оправдание, я бы не поверила ни одному вашему слову.

Джон, видимо, уже сытый по горло моим мнением, одаривает меня испепеляющим взглядом. Мое первое желание - отодвинуться от него подальше. Да, Джон — представитель закона, но я в любом случае буду продолжать настаивать на своем. Насмехаясь надо мной, он отвечает:

— Что ж, но вы ведь не судья, или я что-то путаю?

Бек наконец-то выходит из транса и осаживает адвоката:

— Хватит, Джон. У Шеридан есть право слова.

— Но, она…

Бек расправляет плечи и говорит:

— Послушай-ка меня. Она права. Уволиться — означает подтвердить свою виновность, а это нам нужно меньше всего. Мы ничего такого не сделали. Мы едва целовали друг друга, перед тем как пожениться. Факт в том, что у нее нет никакой причины для увольнения.

— И как ты собираешься все объяснить?

Лицо Бека слегка напрягается.

— Твоей задача в качестве моего адвоката — доказать то, что мать Инглиш недееспособна в роли матери. Я был уверен, что ты наймешь человека, который выяснит, что происходит у нее в жизни. Что у нас с этим? И почему мне кажется, что ты пытаешься обвинить во всем этом Шеридан? Ты и меня обвинишь?

Джон потирает заднюю часть шеи и произносит:

— Да, с этим еще нужно разобраться, но если вам предстоит явиться в суд, нужно быть готовыми к тому, что они будут задавать подобные вопросы. И мне не нужно напоминать, что суды обычно встают на сторону матери.

— Не могу поверить, что это происходит. А как же официальные бумаги, которые она подписала, передавая мне все права на ребенка? Для суда это ничего не значит?

— Бек, ты же знаешь, мы это уже обсуждали. Она заявила, что была психологически сломлена, когда подписывала бумаги, и если суд встанет на ее сторону, этот аргумент не будет иметь никакого веса. Мы не можем вернуться в прошлое и по-настоящему оценить ее психологическое состояние.

— Блядь. Шеридан, ты действительно полагаешь, что тебе не стоит увольняться? — спрашивает Бек.

— Да, я так думаю. Это даст неверное представление. — Боль в глазах Бека пугает меня. — Но я сделаю все, что ты попросишь.

Я акцентирую внимание на его просьбе, а не адвоката. Он знает, что я доверяю ему. По какой-то причине, мне не нравится этот человек. Я чувствую взгляд Джона, и он совсем не добрый. Когда мы распрощались, я затрагиваю очень щекотливый вопрос.

— Бек, ты действительно думаешь, что Джон — лучший юрист по данному делу?

— Что ты имеешь в виду?

Далее я подбираю слова очень тщательно.

— Ладно, я не очень хорошо разбираюсь во всех этих тонкостях, да и чувствую себя немного аутсайдером, поскольку не была с вами с самого начала этого дела, но мне кажется, здесь нужен человек, который имел бы практику именно в подобного рода деле.

Бек прикусывает нижнюю губу и стоит безмолвно какое-то время.

— Знаешь, Джон — друг моего отца. — Я знаю это, и теперь пообщавшись с Джоном, сильно удивлена. Не могу представить, чтобы Марк общался с кем-то подобным. На самом деле я считаю Джона козлом. Я бы не выбрала его в качестве одного из друзей Марка.

— А тебе не кажется, что именно поэтому ты считаешь себя обязанным пользоваться его услугами?

— Нет, но, когда отец позвонил ему, он сказал, что возьмется за это дело. Мы обрадовались. Будет неудобно отказаться от него на данном этапе.

— Неудобно сейчас моей заднице. Мы говорим о твоей дочери. — Я удивлена и немного зла его ответу.

— Ты полностью права.

— Это лишь мое мнение, но мне кажется, что он не разбирается в подобных делах. И я думаю, он ошибается. Возможно, так думаю только я, но мне стало бы гораздо легче, если ты услышишь еще чье-то мнение.

— Ты права.

— Давай воспользуемся компьютером и попробуем найти кого-нибудь прямо сейчас.

Это оказывается верным решением, поскольку мы находим юридический офис, который занимается подобными делами. Мы тут же звоним им. Зная, что сейчас выходные, не ожидаем получить обратный звонок. Но они тут же предлагают нам встретиться на следующий день, в воскресенье. Встречу назначают днем, надеясь, что Марк с Анной смогут приглядеть за Инглиш.

Они возвращаются во второй половине дня, и дом тут же превращается в безумный мир Инглиш, носящейся по всем углам и тараторящей о поездке в Диснейленд. Девочка без умолку говорит о персонажах, с которыми успела сфотографироваться, и горках, на которых они катались. Внезапно я чувствую огромный комок вины где-то между ребер. Мое дыхание резко учащается, а рука поднимается к тому месту, где расположено сердце. До меня вдруг доходит, что я хочу видеть все эти моменты. Хочу быть там, когда она будет прыгать вокруг Золушки и принцессы Жасмин. Как будет фотографироваться, обнимая своими маленькими ручками Микки-Мауса или Анну с Эльзой. Я еле-еле сдерживаю слезы, поэтому, извинившись, быстро отправляюсь в комнату Бека и запираюсь в ванной. Это безумие какое-то. Я не могу позволять себе так рассыпаться в присутствии Инглиш. Она не должна этого видеть.

Сбрызнув лицо водой несколько раз, я собираюсь с духом. Когда открываю дверь, Бек уже стоит там.

— Печенька, ты в порядке?

— Я уволюсь. Я сделаю все, что понадобится, Бек. Мне все равно.

А потом, когда мужчина обнимает меня, во мне буквально прорвалась плотина слез. Слова льются потоком, но понять их невозможно.

Бек обхватывает ладонями мое лицо и смотрит на меня с расстояния буквально в пару сантиметров. Затем обрушивается на мой рот в страстном поцелуе. Это не неуклюжий влажный поцелуй. Как раз наоборот. Воспламеняющий и напористый. Один из тех, после которых идет продолжение, и ты начинаешь умолять о большем. Но у нас на это нет времени, мы слышим приближающиеся шаги Инглиш. Бек отпускает меня как раз вовремя, прямо перед тем, как я успеваю справиться с дыханием, а Инглиш забегает в комнату.

— Мисс Монро, идемте. Вы должны увидеть мои рисунки. — Она берет меня за руку и тащит за собой. Я прижимаю пальцы к губам, все еще ощущая вкус Бека.

— Медвежонок, почему бы тебе не пойти на кухню. Нам нужно кое-что тебе сказать.

— Папочка, а это не может подождать? Я хочу показать мисс Монро мои рисунки с радугой.

Я неуверенно смотрю на Бека, но он лишь качает головой. Речь Инглиш можно сравнить с ездой в пятьдесят километров в час. Я едва могу уловить все сказанное. Возможно, не будь моя голова занята другими вещами, все было бы не так плохо, но это не так — в данный момент я полностью бесполезна.

— Что вы думаете? Спорим, вы бы хотели там оказаться?

— Конечно хотела бы. Не могу придумать, чего бы мне хотелось так же сильно. — Но говорю я не о том, о чем она думает.

— Медвежонок, — Бек зовет ее из-за двери. — Подойди на кухню. Банана и дедушка хотят с тобой попрощаться.

Инглиш обнимает и целует меня.

— Идемте, мисс Монро. Давайте. Нам нужно сказать «До свидания» Банане и дедушке.

Она раскачивает наши руки взад-вперед, а мне хочется обнять этого ребенка. Она как шарик счастья. Когда мы доходим до кухни, Бек хватает ее на руки и подбрасывает в воздух, усадив на кухонный уголок.

— У нас есть для тебя сюрприз, Медвежонок.

— Сюрприз?

— Да. — Мужчина тянется ко мне и придвигает ближе к себе. — Пока ты была в Диснейленде, мы с Шеридан тоже ездили в кое-какую поездку. Мы летали в Лас-Вегас. И пока мы были там, решили пожениться. Я говорю о том, что…

— Ты имеешь в виду, что теперь мисс Монро — моя мамочка? — выпаливает Инглиш.

— Что ж, полагаю, так и есть, — отвечает он.

Глупая улыбка появляется на моем лице и, как мне кажется, она настольно большая, что можно увидеть все тридцать два зуба.

Инглиш хлопает в ладоши и интересуется:

— Это значит, мы можем все вместе смотреть кино в твоей кровати, папа?

— Думаю, да.

— И мы можем есть попкорн?

— Да, и попкорн тоже.

Она смеется, а мне хочется проглотить эту улыбку. Затем она широко распахивает руки и произносит:

— Я хочу подарить тебе большие и крепкие любящие объятия, мамочка.

Гора эмоций размером с Гибралтар вырастает у меня в горле, когда я оказываюсь в невероятных маленьких ручках Инглиш и получаю от нее эти самые объятия. По щекам текут слезы. На короткий момент я забываю, что ждет нас впереди, и решаю позволить себе насладиться моментом радости, которая течет по моим венам — радость от того, что тебя любит такой невероятный ребенок.

Обнимая меня, она говорит:

— Думаю, сейчас я под самой большой в мире радугой. — Может ли этот ребенок занять еще больше места в моем сердце?

Я встречаюсь глазами с Беком сквозь ее светлые кудряшки, и его глаза тоже не кажутся сухими. Он предлагает:

— Как насчет того, чтобы всем вместе поужинать в нашем любимом ресторане?

Анна с Марком отказываются от нашего предложения, сославшись на то, что им нужно распаковать вещи. Меня посещает чувство, что они хотят дать нам время побыть втроем. До того, как они уходят, Бек отводит их в сторону. Выражение лица Марка точно говорит мне, о чем идет речь. Он кивает несколько раз, а затем они прощаются, подарив Инглиш объятия и поцелуи. Она кричит им «До свидания» и напоминает, чтобы они не забыли помолиться перед сном, а также помыть руки перед едой. Я чуть не умираю от смеха. Они же, наоборот, сохраняют серьезные лица.