Глава 37

Особняк никогда не казался таким огромным, как сейчас, когда Куин бежал по лестнице с красной ковровой дорожкой, шаги его босых ноги были беззвучны, а сердце билось так, будто он несся изо всех сил, спасая свою жизнь. Когда он пересек мозаичный пол в фойе, подошвы его ног замерзли, но не холод стал причиной мурашек на руках и груди.

Он посмотрел направо, в библиотеку. Гирлянды на рождественской елке горели, ее красные, зеленые и золотые огоньки мигали, игрушки сверкали. Ее основание задрапировали красной тканью, и на бархате уже появлялись подарки. Носки тоже развесили над камином. К двадцать четвертому декабря их будет бесчисленное множество, человеческие традиции в особняке приняли безоговорочно.

Куин посмотрел налево, столовая была закрыта, люстра не горела, до блеска отполированный стол был пуст, не считая огромного букета из красных роз и остролиста в центре. На кухне тоже царила тишина.

Но не везде.

Куин последовал в бильярдную, на звук заглавной песни к сериалу «Частный детектив Магнум»[32].

Лэсситер растянулся на одной из кушеток напротив нового телевизора с вогнутым экраном, его светлые и черные волосы рассыпались по декоративной подушке, которую он положил под голову, его длинные ноги были вытянуты и скрещены в щиколотках. На нем были шерстяные легинсы, расцветкой напоминавшие его волосы, и футболка «My Little Pony», которая, судя по всему плохо грела, учитывая одеяло, которое ангел натянул до груди.

Когда Куин остановился перед диваном, ангел поставил на паузу просмотр на большом экране с помощью пульта дистанционного управления и без удивления поднял глаза.

Как будто он этого ждал.

Он даже не вскочил на ноги и не принял защитную позу.

Тем временем Куин просто стоял, как манекен.

– Привет.

Лэсситер уселся, сложив одеяло себе на колени.

– Привет.

– Я, эм... – Проведя рукой по волосам, он почувствовал, что начинает потеть. – А...

– Не извиняйся. – Глаза странного цвета уверенно смотрели снизу вверх. – В тот момент я понимал, почему ты напал на меня, и понимаю это сейчас.

В недоумении Куин окинул взглядом все, что он видел до этого: бильярдные столы, крепления для киев на стене, шары, расположенные треугольниками на зеленом сукне. Он увидел персидские коврики под каждой игровой площадкой, кожаные диваны, бар с алкогольными напитками на верхней полке и ряды сверкающих бокалов.

– Хочешь чего–нибудь? – спросил Лэсситер, поднимаясь.

– Хм.

– Приму как согласие.

– Ты пьешь? Ты же вроде обычно не пьешь?

– Не алкоголь. – Ангел зашёл за стойку. – Садись. Я сделаю нам немного фруктового сока, чтобы получить дозу витамина С. Опасно шутить с цингой.

Куин боком подошел к длинной гранитной стойке и присел на высокий стул. А потом в тишине наблюдал, как Лэсситер разрезал четыре розовых грейпфрута пополам и начал выжимать их старомодной соковыжималкой, которая имела ребристый центр для пресса мякоти и круглое основание для сбора сока.

Прокашлявшись, Куин решил, что нет причин ждать вдохновения.

– В ночь, когда умер мой брат… – В этот момент Куин понял, что никогда не будет использовать это слово. Как бы точно оно ни описывало произошедшее. – Я знаю, что ты был в тоннеле. Перед рассветом.

Лэсситер ничего не сказал; он продолжал прессовать половинки фруктов в отжиме. Наполнивший основу сок был розовым, как румянец, а в воздухе запахло солнечным светом.

– Вот почему останки Лукаса остались там до следующей ночи, – тихо сказал Куин. – Ты пробыл с ним весь день и заслонял его от солнца. Не так ли? Ты защищал его... чтобы я мог увидеть его в последний раз. Да?

Лэсситер опрокинул соковыжималку на бокал и поставил порцию перед Куином.

– Я отблагодарил тебя за это своим нападением. – Куин сглотнул. – И оскорбил тебя. О, черт, Лэсс, я совсем не это имел в виду. Я не...

– Все в порядке.

– Нет. – Куин потянулся через стойку и коснулся руки ангела. – Не в порядке. Спасибо за то, что ты сделал для него и для меня. И мне искренне жаль.

Лэсситер остановился посреди работы над своей порцией сока и потупил взгляд.

– Просто чтобы ты знал, я не могу говорить о некоторых вещах. Таково правило.

Куин медленно выпрямился на стуле, дрожь осознания прошла по его спине и приземлилась где–то в ягодицах, заставив их сжаться.

Было просто забыть, кто такой Лэсситер. Кем он является. Он обладал огромной силой.

Но в этот момент Куин полностью осознал тот факт, что сидел напротив... божества.

– Я делаю все, что могу, – тихо сказал ангел, бросая кожуру и взяв в руку последнюю половину. – Я делаю то, что мне разрешено. Знаешь, чтобы многое упростить. Мое сердце болит за тебя, но все, что я мог сделать, это стоять в стороне и смотреть на происходящее. Это как долбаная пытка... – Когда его голос сорвался, он откашлялся. – Но я делаю то, что могу.

Лэсситер налил сок в свой стакан, а затем чокнулся им о стакан Куина.

– До дна.

Ангел выпил залпом свой стакан, и Куин сделал то же самое… и поморщился от терпкости. Внутренности опалило, желудок свело… но не от грейпфрута.

– Я даже не могу представить, каково тебе, – сказал Куин.

– Все хотят быть главными… пока не оказываются у руля. – Лэсситер так осторожно поставил стакан, что не последовало ни звука. – Как думаешь, почему я смотрю эту дичь по телевизору? Мне нужно как–то отключать свой разум. Иначе я бы сошел с ума.

– Черт.

– Нити всех жизней сотканы в узоры печали и радости, ткань бесконечно простирается во все направления, слои за слоями без конца и края. И я вижу каждое волокно в каждом потоке, в каждый момент времени. Я чувствую отголоски. Я всего лишь камертон из плоти, созданный рукой Творца. Я – всего лишь слуга судьбы, и я несу за это ответственность.

По мере того как Лэсситер произносил эти слова, его голос становился все глубже и ниже, а затем позади него, за плечами, сначала словно плод воображения, а затем как великолепная трехмерная реальность, появилась пара радужных крыльев, которые он обычно скрывал... и это еще не все. Сверху, ниспадая каскадом, не с потолка комнаты, а откуда–то выше, луч света ярче солнечного, но не болезненный для глаз, омывал ангела и все его тело своим ореолом.

В своей святой форме, Лэсситер смотрел на Куина поверх барной стойки, словно мимолетный проблеск вечности и загадка судьбы. И его рот оставался закрытым, хотя голос пронизывал пространство вокруг.

Спрашивай, что ты хочешь знать.

Куин задрожал, пропасть, которую он был не в силах преодолеть, разверзлась у его ног.

Спроси. И я отвечу.

Закрыв лицо обеими руками, Куин чувствовал себя ребенком, потому что ответ мог сокрушить так, как не мог себе представить даже взрослый, большой и сильный человек, способный себя защитить. Знание, которое он искал и которого боялся, было разрушительным, и защиты против него не было.

– Мой брат в Забвении? – выдохнул он. – Он в безопасности в Забвении, хоть он... и покончил с собой? Или ему не может быть дарована спокойная загробная жизнь?

Придурок, зачем он произнес это вслух? Он же знал ответ…

Твоего брата убила метель. Убил снег.

Когда голос Лэсситера прозвучал в его голове, Куин опустил руки. Сквозь слезы прошептал:

– Так он в Забвении?

Лэсситер во всем своем мистическом великолепии кивнул. Он обрел вечный покой и навсегда останется в Забвении. Он был убит... снегом.

Внезапно магия пропала, как будто ее никогда не было, крылья исчезли, золотой свет рассеялась, ореола вокруг тела больше не было.

Куин моргнул.

– Решение принимаешь ты. Ведь так? Ты решаешь, куда они отправятся...

– Я не понимаю, о чем ты, – тон Лэсситера был живым, когда он поднял пустой стакан. – Еще грейпфрута? Я выпью вторую порцию…

– Спасибо, – хрипло произнес Куин.

Когда у Куина забрали стакан, ему оставалось наблюдать в тишине, как нарезают и выжимают новый грейпфрут, как в воздухе поднимается сладкий и острый аромат… ощущая лето в середине декабря.

Мысленно Куин слышал голос ангела: Я делаю то, что могу. Что мне позволено. Знаешь, чтобы все стало проще.

– Ты лучший спаситель, который у нас когда–либо был, – благоговейно прошептал он.

Лэсситер не ответил. Он снова наполнил стаканы и вернул один Куину. Когда Куин потянулся за ним, ангел не выпустил его из своих рук.

– Ты обязательно должен спросить его. Он скажет «да».

Куин с удивлением отпрянул.

– Что?

Ангел подмигнул.

– Ты знаешь, о чем я. Или поймешь, как только подумаешь об этом.