— Конечно. Вы совершенно правы. Вы должны простить меня, если я что-то забываю. Быть мужем новое занятие для меня. Ум мой рассеян, да что там, просто истощен. Извините, но должен предстать сегодня перед собранием родственников, и мне необходимо отдохнуть.

Он поднялся со стула и подошел, чтобы поцеловать ей руку.

— Если у вас есть платье, к которому подойдет жемчужное ожерелье, я бы хотел, чтобы вы надели его.

С этими словами Николас оставил ее обдумывать их встречу. Судя по результату, все прошло хорошо, но Элинор не могла не признаться себе, что под конец настроение мужа испортилось. Она вздохнула. Так или иначе, ей придется снять с него бремя ее собственных забот.

Дженни и Элинор не покладая рук трудились над приготовлениями к вечеру. Элинор точно знала, какой наряд хочет выбрать — это будет нечто в спокойных, респектабельных тонах.

Шелковое платье с розовой вышивкой, очередное творение мадам Огюстин, созданное специально для жемчуга, только что прибыло. Довольно высокий лиф открыл ее плечи так, что пышные рукава едва касались их, а ткань оказалась настолько тонкой, что даже через два слоя любой мог разглядеть соски. Сначала Элинор решила надеть под платье сорочку, но быстро поняла, что это совершенно невозможно. Да и мадам Огюстин никогда ей этого не простит.

— Дженни, тебе не кажется, что это выглядит неприлично?

— Господи! Конечно, нет, мадам. Оно восхитительное.

— Но оно же прозрачное!

— Да что вы! — Дженни принялась одергивать пышную юбку. — Всего лишь крохотный намек… Клянусь, все рты пораскрывают.

— Я вовсе не хочу выглядеть сегодня легкомысленной, — объясняла Элинор.

— Бог с вами, у вас такой респектабельный вид. — Дженни еще раз внимательно оглядела платье. — Говорю вам, лишь деликатный намек, адресованный мужчинам. А дальше их дело, разве нет?

Наконец Элинор сдалась. Интересно, что скажет Николас? В любом случае у нее не было другого платья, подходящего к жемчужному ожерелью.

Она выбрала простую прическу и, еще раз оглядев себя в зеркале, постучалась к Николасу, в душе надеясь на одобрение мужа.

Когда Клинток распахнул перед ней дверь, ее муж, сидя перед зеркалом, заканчивал свой туалет. Пышные манжеты прикрывали его длинные пальцы.

Поднявшись, он повернулся к ней, и Элинор сосредоточилась на его лице. Во-первых, ей сразу бросилось в глаза, что доброе расположение духа возвратилось к нему, это ее обрадовало. Во-вторых, она поняла по его глазам, что он восхищен ее видом.

— Должно быть, надетое на вас произведение искусства — дело рук мадам Огюстин? — произнес Николас с улыбкой. — Сдержанность, намек на шаловливость, утонченность и вместе с тем свежесть юности. Да, это платье создано для розового жемчуга.

Николас позвал лакея, и тот помог ему надеть богато вышитый жилет и отлично сшитый темный камзол. Потом он выбрал несколько цепочек, кольцо и булавку с огромным бриллиантом.

— Ну как, на ваш взгляд? — с улыбкой спросил он, встав в картинную позу.

Элинор ничего не могла с собой поделать и рассмеялась, как смеются дети — просто от радости. Так она не смеялась уже давно. Ее муж был неотразим, и она боялась, что стоит ему лишь намекнуть, как она положит к его ногам свое сердце.

Хотя уже через мгновение восхищение на лице Николаса сменилось дружеской учтивостью, он продолжал пребывать в приподнятом настроении. Словно дети, они поспешили вниз за сказочной красоты ожерельем и потом добрых четверть часа укладывали длинную нить, стараясь расположить ее как можно красивее.

Наконец жемчужины тремя рядами обвили ее шею, мерцая, как нежная предрассветная заря. Николас защелкнул на шее Элинор бриллиантовый замочек, скреплявший жемчужные нити.

Ее нервы, и без того растревоженные движениями его пальцев, напряглись до предела. Его губы коснулись ее шеи. В зеркало было видно, что Николас смотрит на ее плечи: в его глазах светилась нежность.

И вдруг он поймал ее взгляд, его глаза подернулись дымкой. Элинор растерялась. Ее познания о мужчинах были столь скудными, что она не знала, как вести себя в этом необычном браке. Чего Николас хочет от нее? Она вспомнила ночь перед его отъездом. Может быть, он ждет такого же ответа, как тогда, когда вино кружило ей голову? Ждет, что она повернется к нему?

Но так или иначе, момент был упущен. Отойдя от нее, Николас приказал принести плащи, и вскоре они уже ехали к особняку лорда Стейнбриджа.

Минули долгие часы, прежде чем у Элинор нашлось время осмыслить произошедшее. Два десятка родственников собрались, чтобы оценить выбор Николаса, начиная от дедушки, который явно терроризировал свою дочь, миссис Стивенсон, и до юной поросли, включая Мэри Стивенсон и ее брата Ральфа.

Элинор старалась почаще оказываться рядом с молодежью. Юное поколение не испытывало жгучего интереса к ее жизненной истории, но она знала, что Николас наблюдает за ней и поможет, если возникнут трудности.

После обеда прибыло еще несколько родственников, среди которых были два юных шалопая. Когда они вошли в комнату, лицо Николаса, беседовавшего с тетушкой, на мгновение застыло.

Элинор с напряжением ждала, когда ее представят вновь прибывшим. Ими оказались Пол Мэсси и Реджинальд Йейтс. Она могла лишь предположить, что между ними и ее мужем существует какое-то давнишнее недоразумение.

Еще больше она утвердилась в своем предположении, заметив, что мистер Йейтс посматривает на нее с презрительной усмешкой; однако когда молодые люди отошли поприветствовать Николаса, на лицах всех троих Элинор не заметила ничего необычного.

Должно быть, растревоженные нервы сыграли с ней злую шутку, подумала она. И все же ей захотелось узнать об этих гостях побольше, прежде чем закончится вечер.

Седрик Дилэни, дальний родственник графа, возложивший на себя миссию семейного летописца, настойчиво приглашал Элинор посмотреть фамильные портреты, и она в конце концов согласилась, найдя это интересным.

На семейном портрете была изображена сидящая под деревом женщина, смеющаяся над проказами маленького спаниеля. Элинор поразилась сходству близнецов с их очаровательной матерью. На лице Николаса появлялась точно такая же улыбка, когда он бывал в веселом настроении. У отца близнецов, с серьезным выражением лица стоявшего позади жены, были темные волосы и довольно тяжелые черты лица.

Они перешли к рисункам Гольбейна, которые, по словам Седрика, представляли исключительный интерес. К сожалению, масляная лампа давала мало света, и спутник Элинор поспешил вниз за свечами. Она осталась одна на галерее, с трех сторон окружавшей большой зал, обладавший прекрасной акустикой.

Раздумывая, не спуститься ли ей вниз, Элинор вдруг услышала голоса Мэсси и Йейтса.

— Слушай, Пол, — протянул мистер Йейтс, — давай выйдем на минутку. Сил больше нет, черт бы их всех побрал.

— А в чем дело?

— Да все этот проклятый Николас Дилэни со своей красавицей женой. Изображает здесь безупречного мужа! Два дня назад я встретил его с бойкой бабенкой в одном местечке недалеко от Олдершота. У него был такой странный вид, когда я вошел. Я не собирался подкладывать ему свинью, но когда леди Кристабель завела разговор о том, что Николас остепенился и мне нужно брать с него пример, я только сказал: «Дайте мне такие же возможности, и за мной дело не станет!»

— Дураку понятно! Ты имеешь в виду мадам Терезу Беллэр? Хочешь сказать, что был в ее загородном гнездышке? Ну и ну… Послушай, Йейтс, возьми меня с собой. Наверное, то еще местечко!

— Пол, это было грандиозное открытие. Под конец появилась сама легендарная мадам. Я смог попасть туда только потому, что с завидной регулярностью бываю в ее лондонском заведении. Что за женщина! Вот что я тебе скажу, завтра же отправимся к ней. Но в загородную резиденцию можно попасть только по специальному приглашению.

— Ты чертовски добр, Йейтс. Дилэни неплохо устроился. Я слышал, в городское гнездышко мадам Беллэр слетается множество поклонников, чтобы приятно скоротать вечерок. И все это, сам понимаешь, без согласования с женами.