Вот это имя и прозвучало. Она не справилась с проблемой сама. Не справилась и угробила бедного многонога.
- …возможно, в этот раз вы назовёте это правами живых игрушек Аму, так, Нила?
Яд всех её сказанных горьких слов и все усмешки, настоящие и потенциальные, вернулись дистиллятом в этих жестоких словах.
Мгновенно вскипевшая ярость на какой-то миг затмила разум, и Нила очнулась, только когда её руку, занесённую для удара в ответ на прямое оскорбление, перехватил ставший вдруг вязким и густым воздух. В следующий миг длинные пальцы даарнианина, почти в две полные длины человеческих, коснулись запястья Нилы и мягко, будто лаская, провели по коже. Кулак бессильно разжался, а Йин продолжал сверлить землянку пристальным взглядом огромных чёрных глаз, словно хищник, раздумывающий, съесть ему свою добычу или сначала с ней поиграть. Нила содрогнулась от мрачного, смертоносного эротизма, пронзившего складывающееся между ними общее телепатическое поле, и подумала, что отношения с Лле непоправимо исказили её трактовку некоторых реакций даарниан.
- Конечно же, я доложу Аму об этом инциденте, - торжественно возвестил Йин, отпуская, наконец, запястье Нилы и медленно расплетая телекинетический заслон вокруг неё. Его роль взяла на себя силовая стена, отгородившая камеру и находящуюся в ней девушку от остального корабля, как только даарнианин вышел прочь.
- Ваша злость вызывающа и вкусна, как я и думал, - прошелестело отдаляющееся.
- Да пошёл ты, - бессильно прошептала Нила, падая на койку в полном истощении от финального раунда этого извращённого противостояния-притяжения.
Она шла по запорошенной тонким слоем снега дороге, с трудом переставляя ноги, одну, затем другую, снова первую. Сил почти не было, но автоматизм и какое-то скрытое, тлеющее упорство гнало её вперёд. Дорога, в прошлом прямая, гладкая и ухоженная, выложенная мерцающим полупрозрачным камнем, теперь была вся изрыта трещинами, а вместо призрачной зелени из-под снега проступала чёрная оплавленность бушующего тут раньше огня. Существо, которым Нила стала, ясно понимало, что во всём мире больше не осталось ни одной зелёной мерцающей дороги, выстроенной взрослыми, – только их чернеющие остовы, скелеты, как балки разрушенных домов, виднеющиеся тут и там на месте бывших городов. Когда-то и она мечтала подрасти и научить сплетаться камни и металлы, рождая новые материалы, строя дома, фермы по производству пищи и соединения путей и дорог.
Но этим чаяниям не суждено было воплотиться. Теперь Рхъянн знала, что она никогда не вырастет. Просто не успеет. Все погибли: умерли её родители, её друзья, все знакомые, кто-то умер тихо, а кто-то перед смертью постарался унести с собой как можно больше жизней, заставляя искусственные материалы распасться, разлететься на части, уничтожая всё на своём пути. Взрыв безумия охватил весь мир как предсмертная и яркая агония – она только чудом не коснулась Рхъянн, в ужасе спрятавшейся в чёрной и грязной норе строительного мусора, образовавшейся при обрушении их дома вокруг нескольких устоявших стен и перекрытий. Никогда ничего подобного не происходило ранее, и Рхъянн только примерно знала, что пошло не так.
Сама она ничего не слышала, бог смерти почему-то не заметил её или заметил, но счёл слишком ничтожной для прямого обращения. Она помнила ужас в глазах матери после Слова, незримого, как речь к минералам, металлам и камням, обращаемая ими самими к материалам при работе, строительстве и создании машин.
- Я слышала всех. Я слышала всех жителей нашего мира, ощущала их продолжением себя, как чувствую пальцы всех своих рук, как слышу металл и камень рождающейся вещи, - в шоке шептала мама, обнимая нижней парой конечностей ничего не понимающую Рхъянн. – Он соединил нас всех!
- Но я ничего не слышала, мама, - отвечала малышка.
- Ты спала, маленькая, может, поэтому… Тебе повезло, - мать плакала, мелко дрожа, и Рхъянн продолжала ничего не понимать.
- Почему? Я тоже хочу слышать! Что он сказал?
- О нет, хорошо, что ты не слышала это. Я совсем потерялась, слишком много, слишком страшно, и он говорил такие злые вещи! Он сказал, что мы слишком лживы и склонны к обману, что нам нельзя доверять… он говорил, что мы опять нарушили договор и своими способностями заставили скалы атаковать их. Что кто-то из них пострадал… погиб…
- Это Спустившиеся с небес? – Рхъянн что-то слышала о спустившихся сверху существах, но это произошло где-то очень далеко, за пустыней и морем, гораздо дальше, чем она пока могла вообразить, поэтому она не придавала этому значения.
- Да, это они. Плоть земли ведает, как я смогла это перенести, - зашептала мама, обращаясь больше к самой себе. – Ощущать смерть, переживать её снова и снова, сплестись с ней… я думала, умерев так много раз, я больше никогда не увижу тебя, милая моя малышка!
- Он сплёл тебя со смертью? – Рхъянн начинала понимать. – Со смертью Спустившихся с небес? Он сделал вас одним целым?
- Не только меня. Всех, всех нас, каждого! Как же хорошо, что он не заметил тебя! Надо собрать тебе запас еды и греющих камней, пока смерть не проросла во мне окончательно. Я чувствую её зов внутри головы, это путает и сбивает, так невыносимо и непонятно. Я перестаю быть собой.
- А где папа?
- Он приболел, милая.
«Он сплетается со смертью быстрее», - поняла Рхъянн. На улице раздались какие-то истошные, жуткие крики – Рхъянн никогда раньше не слышала ничего подобного и не знала, что можно так кричать.
- Это смерть Спустившихся с небес прорастает в ком-то, мам, - она знала, что одни материалы всегда переплетаются и поддаются воздействию быстрее, чем другие. А ещё она знала, что меняющиеся материалы часто очень опасны.
- Я соберу тебе вещи. Ты должна будешь уйти, когда я впаду в безумие, слышишь? Нельзя, чтобы ты пострадала из-за меня или отца! Не подходи ни к кому и никому не верь, не слушай и не смотри! Никто не устоит, он влил это в каждого из нас!
- Он мастер смерти, мам? – продолжала спрашивать напряжённо размышляющая Рхъянн, хвостиком следующая за метущейся в поспешных сборах матерью. – Ведь это только мастера сплетают одновременно много материала? И вы были этим материалом.
- Нас было слишком много, не могу даже представить сколько! Все шевелились, боялись, кто-то пытался выдраться, но он держал. О земля, как ужасно вспоминать. Нет, мастера на такое неспособны.
- А кто способен?
- Я не знаю даже. Наверное, боги.
Рхъянн некуда было бежать в стремительно разрушаемом городе, который заполонили безумцы, и, когда наступила долгая тишина, она выбралась из своего укрытия и направилась за город, прочь, комкая в одной из дополнительных пар гибких рук собранную матерью сумку. Это спасло ей жизнь, когда первое землетрясение обрушило стоявшие ещё высотные дома.
Мама сказала, она ощущала всех. Значит, все они умрут, переплетясь с чужим умиранием. Мастер, нет, бог смерти соединил для этого действия их всех. Не останется никого, опустеют все города. Рхъянн не сможет жить одна, она никогда не вырастет, она умрёт. Но перед этим она непременно отыщет бога смерти, чтобы он, наконец, заметил её, и посмотрит на него.
Нила проснулась и не сразу поняла, кто она и где она. Полежала, бездумно глядя в какой-то незнакомый потолок, потом осознала, что ей снился странный, на удивление яркий сон, в котором она была юной инопланетянкой. Затем она вспомнила, как пыталась слиться с сознанием многонога и как Йин посадил её в камеру для нарушителей. Сон сразу как-то потерял интерес – после неудачного слияния с чужим разумом ещё и не такое присниться может – но почему же она до сих пор в камере? Нила была уверена, что Йин запер её ненадолго, совершив эдакий показной жест, но компьютер, с которым телепатически проконсультировалась девушка, подтвердил, что она находится в заключении уже целый день и значительную часть вечера.
Нила почувствовала себя до крайности уязвлённой. Раз Лле до сих пор не велел освободить её и не связался с ней, значит, Йин просто-напросто ничего не сообщил ему, вопреки своим собственным словам. Ведь даже если бы Лле счёл её проступок заслуживающим наказания, которым пусть бы и стало ограничения передвижения по кораблю, то он бы не бросил её в какой-то камере, как преступницу, скорее уж, запретил бы покидать их общую каюту.
И причина тут могла быть только одна: желание Йина поиздеваться и проучить неприятного ему человека, поставить её на место. Нила села обратно на кровать и обняла себя за плечи. Что же теперь делать? Можно попытаться связаться с Лле самостоятельно, если очень сосредоточиться, то в конце концов она привлечёт его внимание своим мысленным зовом. И что скажет? «Меня тут обижает новенький, скажи ему, чтобы перестал!» Нила скорчила гримасу, ей совершенно не хотелось ябедничать.
Можно было попытаться связаться с Йином, попросить компьютер позвать его. А что потом? Начать ругаться и требовать выпустить её? Вполне возможно, это вызовет только новый поток оскорблений и унижений. Может быть, именно этого он и добивается.
Или ещё хуже того – заплакать и покаяться во всех грехах своей расы? Пообещать во всём слушаться и повиноваться? Наверное, это бы его обрадовало. Но почему, зачем ему это, неужели он ксенофоб? Нила слышала, что среди даарниан встречаются ксенофобы, хоть и значительно реже, чем среди людей, и без радикальных проявлений своих убеждений, но Лле ввёл за правило не допускать до службы в его флоте ксенофобов – потому что сам занимал ровно противоположную позицию и считал, что ксенофобия не может сочетаться с исследованием инопланетных рас. Конечно, это не значит, что все даарниане, работающие с Лле, одинаково любили все прочие разумные виды: кому-то могли больше нравиться какие-то определённые расы, а другие, наоборот, не нравиться, кто-то не испытывал по отношению к изучаемым объектам ничего, кроме зачатков любопытства, кому-то было и вовсе всё равно, ну инопланетяне и инопланетяне. Реже всего встречалась заинтересованность и увлечённость другими видами, по силе не уступающая принятию и интересу к себе подобным. Пока что Нила встретила только одного настоящего ксенофила среди даарниан, единственного, которого могла назвать этим словом, как и саму себя, - Лле. Возможно, именно врождённое любопытство и интерес к другим видам и другому мышлению и стал фундаментом их отношений. Но Лле – Аму, а Аму значительно отличаются от прочих даарниан, полностью подобных себе они встречают редко, во всяком случае до тех пор, пока не решат отойти от деятельности на благо породившей их расы и не переберутся на мифическую и загадочную планету Аму, заселённую только такими же «сверхдаарнианами».