ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Тихо напевая, я придерживала кондитерский мешок, выдавливая ванильный крем на последнее бледно-золотое печенье. Идеально.

Я отложила мешок и посмотрела на свою работу. Один поднос масляного печенья со слоем крема, и один поднос масляного печенья с тонким слоем малинового варенья. Улыбаясь, я взяла печенье с одного подноса и другого и осторожно соединила их, опустила на тарелку финальную версию «кремового вихря».

Я быстро собрала остальное печенье, а потом присыпала их сахарной пудрой, которая покрыла верхушки, края были идеально запечены до золотисто-коричневого оттенка.

Я взяла тарелку, отнесла ее в гостиную и торжественно опустила на кофейный столик.

Заилас посмотрел поверх книги с пейзажами, и еще одна голова появилась из-за нее. Черные уши Сокс дрогнули, она нюхала воздух.

— Крем и печенье, — сказала я. — Попробуй.

Он склонился, и Сокс уперлась лапами в его ноги, чтобы не упасть. Он взял одно печеньице с тарелки, посмотрел изящную форму, понюхал его, а потом бросил целиком в рот. Его челюсть двигалась, а потом он проглотил его.

— Ну? — осведомилась я.

Он посмотрел на меня без эмоций в глазах, придвинул тарелку ближе к дивану. Сокс потянулась к печенью, но он отодвинул ее и взял еще одно угощение.

Фыркнув — но тайно радуясь — я вернулась на кухню, чтобы прибраться. Через пару минут я устроилась на диване рядом с ним с гримуаром и блокнотом на коленях. Ранее в этот день я нашла следующую запись Миррины, и у меня было несколько часов, чтобы перевести ее перед встречей с Эзрой на месте преступления.

Мысль о встрече вызвала волну тревоги — общение с опасным демоническим магом пугало не меньше потенциального сражения с волшебниками. Я фыркнула, подавляя тревогу.

Заилас ел печенье, а я сосредоточилась на древних словах Миррины. Перевод понемногу получался, и с каждой фразой, которую я завершала, мне становилось все беспокойнее. Солнце тускнело за окном, а потом пропало, и я отложила гримуар и схватила блокнот обеими руками, на странице был перевод.

Сердце болит.

Этот день был худшим, сестра. Небо было темным, дул холодный и жестокий ветер, и наши враги напали на нас.

Они нашли нас, и мой Валъир боролся с ними. Мы живы, а они — мертвы.

Я должна радоваться, сестра, но грудь болит. Я видела его кровь, видела, как он упал. Они умерли, но мой Валъир… Я боялась, что и он умрет. Я боялась, что он погибнет в чужом для него мире, и его сила растает, глаза почернеют, а огонь духа погаснет.

И я буду без него.

Безумие во мне не утихло, стало сильнее. Вопрос уже не в том, хочу ли я коснуться его. Вопрос, позволит ли он мне.

Он мало раскрывает. Он не смотрит как очарованный юноша, не сжимает, как человек. Он ощущает огонь желания, как люди? Он желает женщину, или я слишком человечна, чтобы манить его?

Эти вопросы! Я подумываю убрать их со страницы.

Жар в животе возникает от него. Я могу это вытерпеть? Мне охранять сердце или рискнуть?

Гордость или страсть, сестра. Я знаю, что должна выбрать.

Миррина Атанас

Я сглотнула. Миррина серьезно это говорила? Она думала раскрыть свои чувства демону?

Волосы задели мои щеки, пока я качала головой. Она не могла этого хотеть. Она не знала, что чувствовал к ней ее демон, или что он чувствовал к человеческим женщинам вообще. Она говорила себе, что он не проявлял к ней такой интерес. Он мог считать женщин уродливыми, по сравнению с женщинами его вида.

Наверное, я не так ее поняла. Или неправильно перевела. Миррина не была такой глупой, чтобы отдать сердце и достоинство, сказав демону, что она его любит. Я все еще не знала, понимал ли Заилас эмпатию, и демон точно не мог понимать любовь.

Даже если демон Миррины мог понять концепт любви и влечения, что она ожидала получить в итоге? На какой результат надеялась? Она просто думала, что ее демон как-то ответит на ее чувства, или она хотела… большего?

Она хотела, чтобы ее демон ответил ей взаимностью? Она хотела… с демоном?

Я резко сглотнула, во рту странно пересохло.

— Ваянин!

Я подпрыгнула на диване. Заилас смотрел на меня с последним печеньем в руке, крошки остались на тарелке.

— Я в порядке, — мой голос был слишком высоким. Я резко закрыла блокнот и взяла гримуар. — Мне нужно все это убрать. Мы скоро уходим.

Он взглянул в сторону окна, где стало темно. Было всего шесть. У нас было еще два часа до встречи с Эзрой.

Я решила не упоминать это, схватила книги и поспешила в свою комнату. Что со мной такое? Почему мое сердце так колотилось? Может, я тревожилась за Миррину, которая была на грани унижения и разбитого сердца.

Я перестала дышать, поняв, что думала о ней так, словно ее история не закончилась века назад.

Я провела пальцами по потрепанной обложке гримуара. Что бы Миррина не решила, это уже произошло. Где-то на древних страницах была следующая часть ее истории, и я отчаянно хотела найти ее, но только из любопытства. Я искала ее записи ради ответов об амулете Валъира, но Миррина его ни разу не упомянула.

Я подумывала вытащить гримуар и поискать следующую страницу с именем Миррины, но времени на перевод уже не хватало.

И я напоминала себе, что это не было важно, как бы тревоги ни сжимала грудь. Как бы хотелось узнать, что она решила.

Я подавила чувство, заперла гримуар и мои записи в металлический кейс, убрала его под кровать и повернулась к шкафу. Сломанный браслет, который Заилас забрал к волшебница, блестел в свете лампы. Я подняла его и обвела одно из сильных заклинаний, вырезанных на нем.

У меня были проблемы серьезнее, чем любовная жизнь Миррины — меня ждала встреча с демоническим магом и, если повезет, парой волшебников-охотников на демонов.

* * *

Эзра ждал под эстакадой, когда я прибыла. Брешь под мостом казалась темнее, грохот был громче. Он бил меня по голове.

Я смогла слабо улыбнуться, когда присоединилась к нему.

— Я принесла это.

Я подняла браслет, и он кивнул.

— Мы начнем, когда Блэр прибудет.

— Блэр?

— Одна из телетезианов «Вороны и молота», — он приподнял изумленно бровь. — Ты же не думала, что я буду выслеживать волшебников?

Я не призналась, что ожидала, что он сделает это демонической магией. Телетезиан был хорошим вариантом, и я смутилась, что не подумала об этом сама. Я ведь встречала одного из телетезианов гильдии, Тайе.

— Пока мы ждем, — сказал он, — нужно обсудить план. Идем туда.

Он повел меня за забор из проволочной сетки к стопкам шин. Я прошла достаточно далеко, чтобы не было видно улицы, но, когда заметила бетонную стену, где эстакада соединялась с холмом, я замерла.

— Хватит, — я отвернулась от высохшей крови на месте, где умерла Яна. — Мне не нужно смотреть на старую кровь, пока мы говорим.

— Это не пятна крови.

— А что?

— Это… краска.

Я нахмурилась.

— Откуда ты знаешь?

— У меня есть копия отчета полиции об уликах и вскрытии, — он поджал губы. — Те волшебники — больные ублюдки.

Алый свет вспыхнул под моей курткой. Сила вылилась на землю, и Заилас появился рядом со мной.

- Īnkavis всегда со сломанными разумами, на? — отметил он, используя демоническое название серийного убийцы.

Левый глаз Эзры засиял алым.

— Эти куда хуже.

— Как так? — спросила я.

— Тебе лучше не знать.

Я чуть не опустила тему, но вспомнила улыбку Яны с фотографии и репетицию «Ромео и Джульетты», где она уже не могла участвовать. Я выпрямилась.

— Я справлюсь.

Он явно не был согласен.

— Пятна там — красная краска для тела. Яна была покрыта ею.

— Они ее покрасили? Зачем?

— Чтобы она выглядела как payashē, — сияние его глаза усилилось. — Женщина-демон.

Заилас зашипел.

Волоски на моем теле встали дыбом, отвращение сжало горло. Я пыталась сглотнуть.

— Они раздели ее, связали и покрасили, — сухо сказал Эзра, но его глаза — его и Этеррана — яростно пылали. — А потом изнасиловали ее.

Я начала дрожать. Вспомнились слова первого волшебника о внешности.

Заилас фыркнул.

— Я не знаю это слово.

— Это значит… — красный свет стал ярче в бледном глазу Эзры, и голос стал низким тоном Этеррана. — Dh’keteh hh’ainunith amavren cun payilasith.

Глаза Заиласа расширились.

— Dh’keteh?

Этерран с отвращением скривил губы.

— Некоторым человеческим мужчинам нравится такое. Потому женщины тут боятся мужчин.

— Но… — Заилас отпрянул, словно отдалялся от разговора. — Но заставлять…

Я обвила себя руками и хмуро смотрела на него, не понимая его потрясения, словно сама идея была чужой для него.

— Насилия нет в мире демонов, — сказал мне Этерран. — Быть избранным payashē — честь. Заставлять ее…

— Gh’akis! — рявкнул Заилас. — Лучше умереть без сыновей, чем делать это. Eshaīs hh’ainun dahganul.

— Согласен.

Этерран и Заилас могли убить любого без колебаний, но идея о сексуальном насилии возмущала их? Я не могла это представить. В жестоком мире демонов не было насилия?

Я поняла, что они притихли, и подняла голову. Заилас глядел на меня, хмурясь над красными глазами.

— Эм, — я моргнула. — Заилас?

Он повернулся к демоническому магу.

— Nailēranis et nā. Eshaillā kir?

— Наверное.

Стиснув зубы, Заилас продолжил пристально смотреть на меня, словно менял понимание моего непостижимого человеческого мозга. Я отвела взгляд, не зная, что за выводы он делал — не только обо мне, но и о мире, где женщины были не у власти.

— Время, — сказал Эзра, сияние магии Этеррана в его глазу угасало. — Кто-то идет.

Я указала на инфернус, скрытый под моей курткой.

— Заилас, быстрее!

Он низко зарычал, но сила окутала его и унеслась к моей груди. Свет угас, и раздался резкий свист.

— Сюда! — позвал Эзра.

Шаги застучали по земле, и стало видно высокую худую женщину. Длинные прямые волосы цвета льда были за ее спиной, такой оттенок могла дать только краска алхимиков. Ее кожа была бледной, и на ней сильно выделялись подведенные глаза и красная помада. Она была в кожаной одежде, но не боевой — слишком много шипов, цепей и крестиков украшало ее.